Избранных разобрал смех.
— Мы верим, верим! — заторопились рядные. — Вы Избранные! Вы дракона убили! Убери только…
— Ну, то-то, — сказал Велем строго и завернул голову в плащ. — Придвиньте скамью, парни. Говорить станем.
Глава 6
Слово свидетеля. Наири.
Я подтащила кресло к кровати, чтобы быть поближе. Хоть и постаралась сделать это как можно тише, но все равно чуть не разбудила: ее брови дрогнули, и по лицу будто пробежала быстрая тень. Затаив дыхание, я оперлась о спинку кресла и смотрела на ее лицо.
Никогда еще не видела такого лица. Я могла бы смотреть на него часами. Когда она лежала так, с закрытыми глазами, чуть заметные тени на скулах, сомкнутые губы, высокий чистый лоб — так вот, она была неподвижна, а лицо ее жило, подрагивало, как вода под ветром, мелкие морщинки набегали на лоб и исчезали, нетерпеливо дергался краешек рта, и настойчиво билась на виске синеватая жилка. Потом брови вдруг сдвинулись, резче стала складка между ними, что-то скорбное мелькнуло в опущенных уголках губ. Может, ей привиделось тяжкое?
Я знала, что не могу смотреть на нее безнаказанно: рано или поздно она чувствовала мой взгляд и просыпалась. Так случилось и сейчас. Ресницы задрожали, взлетели вверх, и знакомый золотой взгляд обжег меня. Я никак не могла к нему привыкнуть. Тысячи выражений мгновенно промелькнули по ее лицу, перетекая друг в друга, и исчезли, осталась одна легкая улыбка.
— Ты уже встаешь? — сказала она. — Тебе лучше?
— Мне хорошо, — ответила я и села в кресло, чтоб ей не надо было напрягаться, глядя на меня. Это было для меня вовсе ново — смотреть в глаза при разговоре: в Ситане, где я воспитывалась, такое было не в обычае. Сейчас я заново училась говорить, как заново училась жить. Благодаря ей.
— Мне хорошо, — повторила я, — да и что со мной могло статься? Я вовремя лишилась чувств. А твое плечо, верно, болит?
— Саднит, — сказала она, чуть поморщась. — Хорошо бы сменить повязку. Леськина мазь, кажется, пошла мне на пользу.
— Отец позвал к тебе волхва, а Леська его не пустила. И вообще никого не пускает к тебе. Чтоб не мешали выздоравливать.
Она тихо рассмеялась:
— Да, Леська… Леська человек верный.
"Я тоже", — хотела сказать и не сказала. Не было у меня еще права на такие слова.
— А где остальные? — спросила она.
— Разбрелись по гостям. Их сейчас принимают с радостью в каждом доме.
— Да, это хорошо, — задумчиво проговорила она. — Только это еще не все… не все….
— Что ты имеешь в виду?
Она, не отвечая, вновь закрыла глаза. Тогда я тихо встала и на цыпочках вышла из горницы. Незачем ей мешать. Пусть спит.
Леська, согнувшись над столом, растирала в ступке какое-то зелье. Услыхав мои шаги, она подняла голову, локтем отвела со лба мокрые волосы:
— Что?
— Спит, кажется. Просила повязку сменить.
Леська мотнула головой:
— После. Вечером. Сейчас я ей отвар сделаю, выпьет, когда проснется. Тума приходил.
— Это кто?
— Ты его не знаешь. Из оружейников. Ученик. Хотел к ней пройти, а я его прогнала. А он…
Она замолчала и с удвоенным усердием принялась за свое занятие.
— Что же — он? — подтолкнула я ее.
— Он сказал: "Одного дракона Золотоглазая убила, а другой под ее дверью сторожит".
Я не выдержала, рассмеялась. Леська со стуком отодвинула ступку:
— И вовсе незачем хихикать! Он думает, что если мы вместе по чужим садам лазали, то ему надо мной насмешничать дозволено? Я вот его догоню когда-нибудь!
Нахмурясь, она вынула из ступки щепоть черно-зеленого порошка, лизнула, сморщилась и вновь повернулась ко мне:
— Ты ведь здесь хозяйка, да? Прикажи на поварне, чтобы вару принесли. Мне уж с вашими холопами надоело ругаться. Да и оставлять ее не хочется.
— Сколько тебе вару нужно?
— Небольшой горшок. Вот такой, — показала она руками.
Выходя, я вновь услышала, как застучал пестик о серебряные бока ступки.
С порога поварни на меня пахнуло жаром. Работа кипела здесь вовсю день и ночь — моя мать умела находить занятие для нерадивых.
Сама я здесь почти не бывала, поэтому распаренные лица, возникавшие в клубах пахучего тумана, были мне незнакомы. Знала я только старшую стряпуху Нессу (толстую, крикливую и самонадеянную) — она подавала на стол в торжественных случаях.
— Несса! — крикнула я наугад в жаркий полумрак.
— Несса! — отозвался слева чей-то визгливый голос. — Хозяева кличут!
Как смогли различить в таком чаде? Должно быть, привычка. Мне долго пришлось стоять на пороге, прежде чем передо мной возникла Несса. Она тяжело дышала, по широкому лицу лился пот, толстые красные руки были вымазаны жиром.
— Так в чем дело? — угрюмо спросила она, вытирая ладони о передник. Я пропустила мимо ушей это невежливое обращение — благородные повадки моей матери, требовавшей от слуг почтительного трепета, мне не передались.
— Пусть вскипятят воду. Именно вскипятят, а не нагреют.
— Это для той рыжей ведьмы?
— Для раненой.
— Вот что, — сказала Несса, уперев руки в бока, — пока я здесь, никаким ведьмовским штучкам потворствовать не буду.
Ну, это уж было слишком!