— Ты явилась к богам без даров и с оружием, женщина, и еще смеешь спрашивать?
— Это же Золотоглазая! — крикнула я, и сама убоялась своей смелости.
— Перед богами все равны, — бесстрастно ответил голос, и только сейчас я поняла, что говорит старый волхв, сжимавший в руке посох с рычьими рогами наверху.
— Мой меч, — тихо сказала Керин, но голос ее, как гром, разнесся под сводами, — мой меч освящен кровью Дракона, чудища, которое никогда уже не сможет убивать невинных. А дар мой — вот он!
Она протянула руку, и черным блеском сверкнул на ее ладони тяжелый браслет Избрания. Волхвы невольно подались вперед.
— У какого же бога ты хочешь просить защиты?
Керин вскинула голову:
— Мне не защита нужна, а знание.
Волхвы переглянулись и, несмотря на их суровую бесстрастность, почудилось мне, что они растеряны и возмущены.
— Дерзкая! — старший волхв шагнул вперед, ударил об пол тяжелым посохом. — Ты требуешь посвящения, доступного лишь немногим!
Волхвы качнулись, полукругом обступая нас, и мне стало страшно. В испуге я оглянулась: служка исчез.
Что делать? Кого звать на помощь?..
И тут загудели шаги — справа, где терялся во тьме коридор. Потом выплыло и стало приближаться блеклое пятнышко света. Шел высокий прямой белобородый старик, неся в ладонях ярко горящую плошку. На плече у старика, часто мигая, сидела седая сова. Да и сам он был похож на сову — круглоглазый, с хищным крючковатым носом. Мне показалось, что он стар, как мир.
— Остановитесь, — и услужливое эхо повторило его голос так громко, что пламя на жертвенниках заколебалось, а волхвы, будто очнувшись, разомкнули круг.
Старец подошел к Керин, и она бесстрашно взглянула в его спрятанные под седыми бровями суровые глаза.
— Чего ты ищешь здесь? — спросил волхв.
— Цель и знание.
— Не тяжкой ли будет ноша?
— Я не одна ее понесу.
— Есть тяжесть, которую не разделишь ни с кем. Ты можешь еще уйти.
Керин молчала. Колебалось пламя в плошке на ладонях волхва.
— Не могу, — сказала Керин.
На мгновение он склонил голову.
— Идем.
Керин шагнула за ним, и тут неведомая сила сорвала меня с места и толкнула вперед:
— Я с тобой!
Волхв обернулся, сова завозилась у него на плече, хлопая крылом. Я вздрогнула от режущего взгляда.
— Ты разделишь с ней все, — сказал он тихо. — Даже то, что ни с кем не захочешь делить. Но не сейчас.
Эти слова будто пригвоздили меня к месту.
Керин ушла вслед за стариком, и другие волхвы сгинули куда-то. В пещере наступила гулкая тишина, такая, что, казалось, слышен был шорох пламени, и почему-то именно сейчас мне стало страшнее, чем прежде. В растерянности я оглянулась, и тут откуда-то из темноты вынырнул давешний служка.
— Пошли, что ли, — прошептал он, озираясь. — Покуда все спокойно…
И впрямь все было спокойно, и ни души не встретилось нам, пока он вел меня по подземному коридору. Как облегченно вздохнула я, оказавшись, наконец, снаружи! Пусть седенькие тучи затянули солнце, и холодный ветер рябил воду, — все равно это лучше было, чем ледяной жар священных огней!
Я села на траве у прибрежных кустов. Служка устроился рядом, подобрав осторожно полы рубахи, чтобы не испачкать. Это выглядело смешно, но я не смеялась: эта рубаха у него, наверняка, была единственная.
Все мои мысли были сейчас с Керин. Даже странные слова старого волхва меня не тревожили, отошли куда-то. Время тянулось. Солнце будто застыло на небе.
— Однако, храбрые вы, — пробормотал служка, и я взглянула на него с удивлением: еще здесь? Он сидел, придерживая мокрый подол на растопыренных пальцах, и смотрел на меня с боязливым любопытством. — Ведь забили бы посохами. Непременно забили бы, если б не дедуня.
— Утешил, — проворчала я. — Это кто — дедуня?
— Ты разве не знаешь? Он же самый старый в Святилище! Самого Винара помнит, Сварогом клянусь! — служка оживился, замахал руками, забыв о мокрой рубахе.
Я ему не очень поверила, но перечить не стала. Спросила только:
— Разве он тебе родич?
Парень опешил, разинул рот. Помотал головой:
— Не-ет, что ты. Он меня служению учит. И… добрый он.
— Так это ты привел его? — догадалась я, наконец.
— Угу…
После этого парень почему-то замолк. Я пыталась его еще расспрашивать, но добилась только одного: что имя ему Лешек. Мне надоело допытываться, и оба мы долго молчали.
Вдруг странный звук донесся от ворот, будто порвали струну. Служка вскочил, я едва успела обернуться и увидела, что ворота разошлись, и в створках стоит Керин. Она сделала шаг, другой, спотыкаясь и пошатываясь, как ослепший человек, который впервые пытается идти.
Застыла.
Только ладони были чуть протянуты вперед.
И глаза неподвижно смотрели за край леса, на солнце — не видя.
Мы с Лешеком одновременно подбежали к ней, подхватили под руки. Она словно и не почувствовала, что мы рядом. Осторожно, как больную, свели мы ее по берегу к челну и усадили. Она повиновалась, не говоря ни слова, и видно было, что душа ее далеко. Лешек греб, а я придерживала Керин, обняв ее за плечи, иначе она неминуемо выпала бы. И, когда днище зашуршало уже по песку, Керин вдруг, склонив голову ко мне на плечо, тихо, одними губами проговорила: