Нет, не ее музискину. Здесь все принадлежит корпорации. Включая слезы. И конечно, музыку. На днях состоится еще один концерт. Но на этот раз публика будет другой. Профессиональные оценщики, хитрюги-заказчики из рекламной индустрии. Попав к ним в руки, прекрасная энка превратится в мелодию для дурацких роликов. Ее искромсают, выбрав лишь те части, которые сильнее всего зависают в ушах самой средней публики. Потом еще больше упростят, закольцуют в навязчивые повторы, добавят слоганы. Мико прекрасно знала об этом. Потому и хотела послушать оригинал.
Если бы ему удалось пронести свой портсигар с искином, и записать… Мелодия все еще крутилась в голове Сондерса. Он мог бы ее напеть. Но как донести ее до Мико? Очевидно, музискины используют какие-то коды, чтобы хранить все эти звуки в нужной последовательности. Если бы он мог создать такую систему кодов прямо здесь, из подручных материалов…
Он тряхнул кистью. Из-под края рукава показался браслет-четки, подарок Мико. Издали смотрится как яшма, но если приглядеться, увидишь в каждой бусине спрессованную массу старинных компьютерных деталей. Разноцветные светодиоды, кристаллы процессорного кремния, золотые клеммы, кусочки печатных плат с узорами проводников… Мико любила эту простую бижутерию из бедных районов, где сама выросла.
Сондерс перегнал пару бусин по нитке. Если мысленно связать звуки разного тона с разными детальками в бусинах, а потом повесить на нитку в нужном порядке… Или с разным цветом хотя бы… Как-то ведь они записывают все эти мелодии в программах.
Тупой солдафон! Ты столько лет жил рядом с женщиной, которая считается лучшим настройщиком музискинов на континенте — и ни черта не знаешь о ее работе! Хотя тысячу раз видел, как она открывает музыкальный редактор, как крутятся в воздухе эти голографические штуки, похожие на больничные кардиограммы, только объемные, вроде колючих червей. Как они пульсируют, втягивают и убирают иглы, сливаются друг с другом или опять разлетаются под взмахами рук Мико, послушные мельчайшим движениям ее танцующих пальцев…
— Извините, сэр, срочный вызов для вас. — Девушка-официантка, отобравшая у него портсигар, стояла рядом. Сондерс быстро опустил руку, и браслет скрылся под рукавом. Нет, сегодня уже ничего не получится.
Он вышел в фойе. Вторая официантка протянула ему портсигар.
— Это мое? — удивился Сондерс. — А… как я тут оказался?
У официанток округлились глаза.
— Ладно-ладно, шучу. Я прекрасно помню, что обещал сделать одну из вас старшей феей.
Девушки прыснули в кулачки.
— Вот только не помню, какую именно. Или может, обеих?
Официантки снова сделали серьезные лица. Наконец одна робко улыбнулась:
— Вы… опять нас проверяете, сэр?
— Ну, я вижу, вас не обманешь! — Сондерс взял у нее свой пищащий искин-портсигар. — Отлично, так держать.
Он вышел на улицу. Проклятые яйцеголовые знали свое дело. Первые версии меморт-генератора отшибали человеку всю краткосрочную память за последний час, а то и больше. Но позже эти умники научились настраивать облучение поточней. Сондерс помнил даже, как возился с браслетом. Но мелодию вспомнить не мог, хоть убей.
— Почему вы так уверены, что это дыра второго класса?
— А почему вы думаете, что мета-модельер должен отчитываться перед обычным модельером?
— Прошу прощения, Вэри. Я лишь хотел спросить, э-ээ… известны ли какие-то детали.
Голографический облик суровой девицы в белом кимоно сидел в соседнем кресле киба. Сондерс покосился на свою фантомную спутницу, ожидая, что она все-таки смягчит свой гнев.
Он давно смирился с бабами в руководстве. Этого можно и не заметить, когда распоряжения присылают в виде формальных нейроглифов или каких-то других документов. Но во время живых разговоров старые армейские привычки давали о себе знать. Все эти недомолвки, постоянное языковое трюкачество… Да хуже — просто кокетство какое-то. Ничего не могут прямо сказать!
Собеседница, кажется, заметила его неприязнь. Она даже слегка подалась вперед. Ее ореховые глаза были похожи на глаза Мико.
— Вы же знаете, полковник, как работают мета-модельеры. Я просто смотрю Ткань… и вижу слабые швы. Это образы, видения. Перевести их на язык слов и цифр не всегда возможно. В данном случае — ну, только одна фактическая зацепка. Этого парня уже задерживали, месяц назад в Бангкоке-Два. Похожая история: полицейский аудиодетектор засек исполнение энки, которая еще не вышла в прокат. Но у парня ничего не нашли. Полиция списала все на сбой детектора.
— А на самом деле?
— Вот вы и разберитесь. Его задержали снова, семь минут назад. Та же история. Музыка зафиксирована и распознана. Источник неясен. Пока что проводят обыск на месте. Вы уже прибыли, кстати. До свиданья.
— Погодите, Вэри. Я хотел спросить… — Сондерс непроизвольно потянулся к ней рукой, словно мог удержать. Ладонь прошла сквозь облик. Он отдернул руку.
— Что спросить?
— У вас есть любимые энки?
Она улыбнулась одними глазами.
— Разве в нашей профессии можно иметь что-то любимое?
— Да, вы правы.
Фантомная девушка с ореховыми глазами исчезла. Киб Сондерса зашел на посадку, фары выхватили из темноты желтую ленту полицейского ограждения. За лентой бегали люди с фонариками.
Полковник вздохнул. Странный язык женского командования — даже это он почти научился терпеть. Но сейчас предстояло нечто похуже. Идиоты в форме. И они обязательно будут мужского пола. Словно для того, чтобы еще раз доказать ему, Сондерсу: бабы в руководстве — не случайные совпадения, а неизбежная месть эволюции.
— С чего вы взяли, что их было пятеро?
— А кто вы такой? И как вы сюда… — Полицейские повернулись к Сондерсу, как два игрушечных робота в синхронном танце. Вопрос задал, очевидно, младший. И уже потянулся к поясу за шокером.
Не обращая на него внимания, Сондерс уверенно протянул руку второму, чернокожему толстяку лет пятидесяти. Тот автоматически пожал руку — ну что ты будешь делать, рефлексы. На таких мелочах и строится настоящее искусство управления. «Бесконтрольный физический контакт с неизвестным. Да ты уже покойник, парень…», подумал Сондерс.
Полицейский словно услышал его мысли. Рука дернулась освободиться. Поздно: ладонные чипы идентификации схлестнулись в сканировании друг друга гораздо быстрей. Сомнений в победителе быть не могло. Полицейский тут же вытянулся по струнке, разве что голову немного склонил набок, продолжая слушать сообщение своего персонального искина о невероятном статусе человека, который легко прошел оцепление и оказался у них за спиной. Да еще в подвале, и дверь вроде была все время перед глазами…
Сондерс подождал, пока толстяк метнет характерный взгляд на своего партнера. Молодой опустил руки и тоже изобразил морду послушной собаки.
— Почему пятеро? — повторил Сондерс.
— Разрешите доложить, господин полковник… Мы полагаем, четверо скрылись. — Толстяк указал на стол. Там стояли пять стаканов и бутылка. Бутылка пуста, в стаканах налито. Где побольше, где поменьше.
Сондерс шагнул в темный угол подвальной каморки. На стуле среди обломков мебели сидел парень лет двадцати, руки-ноги крепко схвачены черной липучкой.
— У него спрашивали, где сообщники?
— Так он молчит, господин полковник! Может, немой?
— Или вы спрашивать не умеете. — Сондерс наклонился к сидящему, посмотрел в глаза… и резко ткнул паренька двумя пальцами в шею под левым ухом. Арестованный закашлялся, повалившись вперед. Изо рта вылетел белый комок.
Сондерс поднял то, что упало. Покрутил в руках. Комок развернулся в прямоугольную полоску с какими-то значками. Полицейские подошли поближе, но разглядеть ничего не успели: полковник тут же скомкал полоску и сунул в карман.
— А-а… — начал было старший из копов.
— Скрипты для взлома музискина, — сказал Сондерс. — Нарушение закона об интеллектуальной собственности, промышленный шпионаж, преступный сговор с целью терроризма. Я забираю у вас это дело. Подозреваемого — в мой киб, немедленно. Остальных можете не искать, мы все сделаем сами.
Когда он вышел, полицейские переглянулись. Потом уставились на парня, приклеенного к стулу. Парень продолжал кашлять и хрипеть, мотая головой.
— Вот ведь зверь… — пробормотал молодой. — Чуть кадык не вырвал мальчишке.