Я хотела спросить, о чем он, по в это время па балкон, в коридор, в комнаты полезли казаки. Захлопали двери. Толкнулись и в мою дверь. Грохнул опрокинутый стул.
Я вскочила с постели и босиком, в одной ночной сорочке выскочила в соседнюю комнату, подняла в лампе фитиль и бросилась к двери. В нее уже влезала рыжая рожа, настороженно вращая глазами.
– Ты чего, мерзавец, подглядываешь? – завопила я и захлопнула дверь.
Дверь ударила казака по физиономии. Он громко выругался и со всей силой налег на нее с той стороны. Одолеть меня ему ничего не стоило, и все же дверь приоткрылась лишь настолько, что не могла пролезть этакая здоровенная скотина, да еще обвешанная оружием.
– Вон отсюда, свинья, насильник... Помогите!– закричала я и впилась ему ногтями в лицо.
– Пусти, окаянная! – вопил казак, тщетно пытаясь от меня отбиться.
Он был так исцарапан, что па толстых щеках выступила кровь. Едва я захлопнула дверь перед его носом, как зарокотал чей-то бас:
– Что здесь происходит, Пептюк?
– Да баба, ваше благородие... впилась... исцарапала всего. Я распахнула дверь и выглянула в озаренный факельным светом коридор.
– Я тебе, негодяй, не баба, а княжна! Я взываю к вашей чести, господин есаул!.. Ваш долг офицера и благородного человека защитить даму!
– Да, но... ваша светлость! Вы должны... я вынужден просить вас... позволить нам осмотреть ваши покои!..
– Господин есаул! Я в таком виде... Я подам жалобу его превосходительству губернатору... Ваша обязанность оказать мне покровительство... Я беззащитна!..
– В доме бандиты, ваша светлость! – попытался прервать меня есаул.
– Что? Как! А-а-а! – Не помню, чтобы в своей жизни я кричала так истошно. – Бандиты! – От моего крика дрожали стены. Я бросилась в комнаты, заметалась как одержимая, заглядывала под стол, под тахту, под кресла и стулья. Есаул и казаки, не переступая порога, смотрели на меня разинув рот.
Я влетела в спальню и с воплями пронеслась по ней. Дата Туташхиа, держа в каждой руке по взведенному маузеру, следил за мной глазами, и я чувствовала, что он хочет успокоить меня, но не знает как. Я покружила еще немного, выскочила обратно в первую комнату и прильнула к есаулу, осмелившемуся наконец переступить порог.
– Помогите! Они могут влезть через окна!
– Успокойтесь, ваша светлость! Там – охрана.
А я все кричала, хватала есаула за руки, пряталась за его спину... Едва одетая, я вся была доступна его взору, и от меня не ускользнуло, что мой спаситель исподволь разглядывает меня... Это подхлестнуло меня, и я закричала еще отчаянней и пронзительней. Видно, барабанные перепонки у него не выдержали, и он прогремел:
– Приведите себя в порядок, ваша светлость! Вам ничего не угрожает! – Он повернулся, чтобы уйти.
– Вы не смеете покидать благородную даму! Я не отпускаю вас... Ваш долг остаться со мной! – Я бросилась к нему.
– Но... ваша светлость! – Есаул был совершенно растерян.– Мне необходимо покинуть вас... Я оставлю вместо себя человека! Эй, Безродное!
– Слушаю-с, ваше бла-ародие!
– Стань у дверей! Будешь охранять княжну! – Есаул с трудом расцепил мои руки, хлопнул дверью и заорал: – Обыскать чердак! К чертовой матери! —Последнее произнесено было тихо и относилось ко мне. Чердак был здесь ни при чем,
Я чуть не избила беднягу.
По дому снова загрохотали сапоги.
Оказалось, что успокоиться трудно. Я заталкивала в себя вопли, рвущиеся наружу. Мне хотелось метаться и бушевать.
Наконец я овладела собой, приставила стул к двери и отдернула штору в спальню.
Туташхиа смеялся.
Я подошла к постели, переполненная счастьем и гордостью. Спасенный мною Дата Туташхиа был тут, рядом, наедине со мной, так желавшей его.
– Я так испугалась,– прошептала я.
– Вы не были бы столь ловки, если б испугались. От страха люди теряются. Ни одному мужчине не под силу такое. Только женщина может, и лишь такая, как вы. – Он обнял меня и пристально посмотрел мне в лицо.
На моей спине покоились два маузера. Куда интимней..,
– Что делается... – прошептала я.
Дата Туташхиа вздрогнул и склонился надо мной.
Я не помню, как с его поцелуем вошло в меня то чувство сопротивления, которое посещает каждую женщину в подобной ситуации,– она отрывается от своего соблазнителя и произносит: «Нет!» Но не слишком ли поздно?
Свое «Что это?» я произнесла так строго, будто сама не ответила на его поцелуй.
Туташхиа отстранился и сел.
– Это от радости, сударыня! – сказал он. – Случалось же вам радоваться при виде чего-то светлого, грациозного, совершенного?
– И это все? – вырвалось у меня.
– Нет, не все. И благодарность моя была в этом.
Я бросилась на постель и зарыдала. Абраг опустился на колени у моего изголовья и ласково погладил меня по голове. Душа моя смягчилась, и я все простила ему: и то, что он не думал смотреть на меня, когда я стояла перед ним полуодетая и жаждущая, и что поцеловал он меня лишь от радости, и что мне, охваченной страстью, сказал, что целует лишь из благодарности...
Он гладил меня по голове, как маленькую, а мне хотелось сказать одно: «Иди ко мне!» Произнеси я это, и моим первым мужчиной стал бы знаменитый абраг Дата Туташхиа!.. Эти слова надвигались, давили меня, как подступавший взрыв вулкана, но сила, бессмысленная и властная, удерживала их, смиряла и наконец посадила на цепь.
Я так и не произнесла эти слова.
Повторилось то, что случилось уже однажды и сколько еще раз потом – не счесть! Я и на Сахалин отправилась во многом для того, чтобы Мито Зурабишвили стал моим первым мужчиной, а уж станет он моим супругом пли нет – как положит судьба! Я провела с ним две педели и каждый божий день говорила себе: «Этой ночью!» Лишь на вершок надо было продвинуться, чтобы исполнилось мое желание, а я вернулась в Грузию, так и не одолев этого вершка. Теперь мне трудно вспомнить, отчего это произошло. То внезапно и не к месту приходила мне в голову фраза из разговора моих попутчиков: «Со мной Шанаев спал». То еще набегало, и не вспомнишь что. А почему так сложилось с Датой Туташхиа, я и вовсе не могу понять. Но однажды – было мне уж лет тридцать пять – в решительную минуту я почувствовала, как в нутро мое вползает змея и останется теперь навсегда... Где-то в глубине моего сознания таится уверенность, что моя девственность – это иллюзия, мираж. Я же была сущей шлюхой. С кем только я не ложилась! – А мужчины... думают, бедняги, что блуд это от плоти. Слава богу, что осталась я старой девой. Иначе вариться мне на том свете в кипящей смоле.
...Вот опять понесло меня совсем не в ту сторону.
Я сказала, что не смогла произнести тех слов.
Я думала о своем, думал о своем и Дата Туташхиа. Я думала, что мужчин звать не надо, сами придут, да еще как – не отобьешься... Но почему он не шел? Может быть, думал: свел же господь с таким странным созданием – смерть за спиной, как сума, висит, а ей любовь подавай!
– Господин Никандро! Господин Никандро! – послышалось со двора. – У меня к вам дело, срочное дело... неотложное, господин Никандро!.. Впусти! Впусти!
Мы вскочили сразу оба.