[...] Я, конечно, принял подарок.
Я: "Если бы я не знал, как вы не любите надписывать на память..."
АА: "Я вам надпишу ее. Только не сегодня - я плохо чувствую себя сегодня. Хорошо?"
Разбирая черновик стихотворения "Юдифь":
АА: "Интересно, заметьте: у Николая Степановича Юдифь - девушка. Ведь на самом деле она была вдовой. Для Николая Степановича - все девушки. Женщин для него не существует. Стоило ли бы писать о женщине!"
О деревьях.
АА: "Тетка Ал. Блока в воспоминаниях говорит, что Ал. Блок очень любил деревья. По этому поводу мне вспомнилось отношение к деревьям Николая Степановича. В Царском Селе против окна комнаты, в которой мы жили ("он, а не мы жили. У нас, как известно, было 6 комнат", - АА, 29.III.25) росло дерево; оно бросало тень и не пропускало солнца. Кто-то предложил срубить дерево. Николай Степанович: "Нет, я никому не позволю срубить дерево. Как это можно рубить деревья?"
АА относит это к стихотворению "Деревья".
Я: "Мне говорили, что "Звездный ужас" Николай Степанович написал в поезде. Правда ли это?"
АА: "Не знаю. Может быть, и правда. Во всяком случае, Николай Степанович говорил: "В поезде так легко писать, что я даже не люблю делать это".
АА - в том месте дневника, где я говорю о маленькой собаке против Симеоновской церкви, о гузинаке и т. д. (рассказ В. Рождественского о разговоре Н. С. по поводу знакомства с Н. Шишкиной): "Там действительно всегда стояла собака - маленькая, действительно. А гузинаку Николай Степанович очень любил. Вот:
"Гильгамеш и гузинаки
Гузинаки - Гильгамеш
Не напишешь Гильгамеша
Гузинаки не поешь".
("Может быть, это кто-нибудь другой - не знаю... надо спросить... Это Шилейко знает...", - АА, 29.III.25)
О Блоке.
АА: "Николай Степанович о ч е н ь восхищался стихотворением Блока "Птица". Он даже сказал ему об этом, а Александр Александрович ответил ему: "Ну... вырыта заступом!.." ("Птица" написана тем же размером)".
О Маяковском.
АА: "Маяковский очень хотел познакомиться с Николаем Степановичем, и Николаю Степановичу передали это. Николай Степанович сказал, что ничего против не имеет... "но только, если Маяковский не говорил дурно о Пушкине". Передавшему это Николай Степанович поручил узнать; оказалось, что Маяковский н е г о в о р и л дурно о Пушкине, и знакомство состоялось". ("Не произнес хулу на Пушкина. Или "хулу", или "хулы". Я уж не знаю там. Это было в "Бродячей собаке" [АА].)
АА о Пушкине:
"Николай Степанович очень любил Пушкина, по-настоящему, глубоко понимал его".
Я: "А Баратынского?"
АА: "Тоже очень любил".
Я: "Всев. Рожд. Написал стихотворение, в котором он проводит параллель между Лермонтовым и Гумилевым".
АА: "Ну, между ними... разве романтизм? Но и тот совсем не одинаковый".
Об афоризмах "Античной глупости".
АА - они назывались транхопсами. (Нет, транхопсы это не то; это другое. Это шуточные стихи, которые сочиняли вместе. А "Антология глупости" - это Г. И. [AA].)
Я читаю ей афоризмы, записанные у меня в дневнике, читаю переделку Г. Ивановым "Венецианской жизни" О. Мандельштама.
АА слушает улыбаясь, и роняет: "Какой нахал - мальчишка!"
АА: "В "Бродячей собаке" была написана пьеса "Изгнание из Рая". В ней принимали участие Потемкин, Зенкевич, Лозинский, Николай Степанович". (1912. Пьеса "Изгнание из Рая" была написана и тут же разыграна по случаю дня ангела М. А. Кузмина. О. Э. Мандельштам.)
Подарила мне фотографию Н. Г. (в форме вольноопределяющегося). Надпись на фотографии сделала позднее.
Говорили об Адамовиче и о том тяжком преступлении, в котором его подозревают.
АА привела в пример "Дуэль и смерть Пушкина" для доказательства того, что самые, казалось бы, достоверные факты иногда оказываются искаженными.
23.12.1924
Вечером был у АА. Она два дня не выходит из дому. Говорили об Н. Г. вспоминала факты. Переписывал стихи Н. Г. из альбома О. А. Кузьминой-Караваевой, который АА достала для меня. Пока я писал - АА занималась итальянским языком...
Долго возились с примусом, потом пили чай. Уходя, уговорился прийти 27-го, в субботу.
Написала письмо А. Н. Гумилевой и составила для нее вопросник об Н. Гумилеве.
Составила вопросы об Н. Г. для М. Кузмина и передала их мне.
24.12.1924
Вчера, 23-го, во вторник, в 8 ч. вечера пришел к Ахматовой. Залаял Тап.
"Тапа можно поздравить с выздоровлением, Анна Андреевна?"
АА: "Не совсем. Я его не возила в больницу, потому что сама больна - не выхожу два дня из дому".
Я предлагаю отвести Тапа куда нужно и т. д. АА отказывается. Садимся, сегодня наоборот - я на "председат[ельское]" место (за письменный стол, ибо я пришел с чернилами, перьями, карандашами - переписывать альбом Кузм.-Караваевой); АА - напротив.
АА: "Я пишу письмо Анне Ивановне, посылаю ей анкету с вопросами". Читает вопросы.
Я: "Хорошо было бы, если бы Вы спросили Анну Ивановну о ней самой и об отце Н. С.".
АА: "Я очень много слышала о родственниках Коли со стороны матери, а об отце - ничего не знаю. Вообще об нем как-то мало говорили. Я не знаю, сможет ли сама А. Ив. Рассказать об нем".
АА приготовила вопросы и для М. Кузмина. Я пополняю ими серию составленных мной вопросов.
Потом показываю составленную мной анкету, для всех, и отдельные вопросы.