Я показал АА "Вечер" и "Четки". "Четки" (этот экземпляр) писала для себя, и второе издание вышло не по этому экземпляру, потому что потом АА кое-что переменила. Из этого вырезано несколько страничек. Они были на выставке. АА одну видела.
Вчера АА (или позавчера) узнала, что обеспечение Кубу у нее отберут с октября. Шилейко тоже не будет, наверно, давать на Тапа и на квартиру. С чем же АА останется?
Давно - месяц или два тому назад - ей прислали предложение пойти на врачебно-контрольную комиссию, которая признала бы ее нетрудоспособной, и ей Кубу назначило бы пенсию. К ней по этому делу ходила Замятина, но АА не пошла на комиссию. Теперь и пошла бы, но считает, что ее сейчас не признают нетрудоспособной (другое дело - зимой, когда она совершенно больна.) А сейчас она себя сравнительно хорошо чувствует.
Лето вообще она значительно легче переносит теперь, чем зиму.
Внешние неприятности: Маня, Шилейко, обеспечение Кубу, Тап, квартирный вопрос (а теперь - с увеличением квартирной платы и с долженствующим случиться приездом женатого Шилейки - он особенно обостряется), и т. д., и т. д. Но они ничто - по сравнению с внутренними, гложущими ее. "Каша": Пунин - А. Е. Пунина, Николай Константинович, Шилейко, Вера (его новая жена), отец А. Е. Пуниной, я, литературные, мысли о России - и тысячи других.
Шли по Фонтанке. Говорила, что Пастернак по три, по четыре года не пишет стихов, Мандельштам тоже, Асеев, и т. д., и т. д. - тоже. Есть какие-то "пределы". Если их перейти, то некоторые люди - наиболее чуткие, тонкие - начинают задыхаться. И тогда им кажется странным, что вообще можно писать стихи, кажется, что писать стихи - немыслимо, и они не пишут, молчат, молчат по три, по пять лет... И когда потом неожиданно для них самих к ним придет волнующая минута вдохновения и они пишут стихи, - они делают это с таким чувством, как будто в их поступке есть какая-то "греховность". (А разговор начался с того, что я сказал о том, что Тихонов перестал писать стихи - вчера говорил мне - и хочет теперь писать только прозу.)
Сегодня в Шереметевский дом неожиданно почему-то звонил Рыбаков. Не застал никого. Зачем звонил? АА и Пунин считают, что это "совершенно прекращенные и невозобновимые отношения".
... - не "свойственны" им. И не потому, что они не могут заработать или трудиться... Нет. Но если бы такому человеку положить на стол пять тысяч, на следующий день у него бы их не было. И не потому, что он прокутил бы их, истратил... нет... Просто так - кто-нибудь пришел, попросил в долг, он бы дал их, потом тот передал бы их еще кому-нибудь или бы тот даже вернул, - но как-нибудь, когда-нибудь они бы так же безнадежно исчезли - неведомо для своего владельца как и куда...
Разве неверно, что к одним прилипают деньги (например, Виктор, скопивший из скудного жалованья пять тысяч или заработавший сто тысяч в революционные годы), а к другим не идут никак.
Сказать Шилейке:
1. О Тапе;
2. О новой квартирной плате, грозящей бедствием;
3. АА сказали, что ее лишат обеспечения с октября (А. В. Ганзен).
О технике и ее чудесах: кажутся чудом только до тех пор, пока они не осуществлены. А как только техника добьется этого (разве не чудо - радио, телеграф, аэроплан и пр.?), они становятся чем-то весьма посторонним человеку, чем-то даже ненужным в его обычной жизни, потому что они служат каким-то особым, выдуманным целям - целям политики, войн, над-обычно человеческих отношений, и кажутся какими-то бедными, ничтожными... А людьми руководят все-таки те же чувства и враждебные свойства, та же любовь, злоба, вдохновенье, звериное тщеславие и прочее, и прочее... и деньги... "Да, и деньги, - добавила АА, - потому что деньги я бы тоже отнесла к числу человеческих врожденных им свойств: разве... (Обрыв.)
АА несколько раз просила меня позвонить Мандельштаму и узнать о здоровье Надежды Яковлевны. Я сегодня дважды звонил, но никого не заставал.
АА подарила мне азиатскую монету, присланную ей Ларисой Рейснер в 1921 году в посылке - из Азии. АА говорит, что это - фальшивая монета.
На днях АА отыскала случайно себя - пластилиновую; но фигурка совершенно смята.
6 июля был разговор - на извозчике, я ехал с АА к Тапу. Я тронул пуговицу сиденья и сказал: если б можно было вот так нажать какую-нибудь кнопку - на этом же извозчике уехать, в этом экипаже. (Перечеркнуто.)
11.07.1926
Черное платье с большим вырезом. Коричневые чулки. Туфли. Водил Тапу гулять перед самым уходом. К Пунину пошла - в черном жакете.
6.08.1926
АА в двенадцать сорок в Царском Селе пошла с Даньками к Рыбаковым. У Рыбаковых были Замятины и Радловы. Замятин (и Радлов?) ходили обедать к Спасским, и АА хотела тоже идти, но И. И. Рыбаков (?) уговорил ее остаться. Обедала у Рыбаковых. В Царском Селе все вместе гуляли - АА, Рыбаковы, Замятины, Радловы, Данько, Скука была смертная.
Рыбаков ходит в коротких штанишках - почти в трусиках.
Рыбаков проводил АА на вокзал. АА уехала с поездом, который пришел в Петербург в 19.42.
Я - в 1 час 10 - дома, десять минут дома. Ездил к Федину; в три - обед; до 5 1/2 дома; 5 1/2 - в Шереметевский дом. В 5 3/4 - до 5.50 в Шереметевском доме, оставил розы. Здесь Пунин, А. Е. Пунина, Зоя Аренс с мужем.
5.50-6.05 - путь Т.; 6.05-7.42 - на Царскосельском вокзале, и у вокзала звонил Пунину. 7.42 встречал АА, поехал на извозчике по Загородн., по Фонтанке в Шереметевский дом. До девяти часов вечера - в Шереметевском доме; АА надписала фотографию. Попрощался со всеми. 9-9.10 - путь домой; 9.10-10.50 - дома. Укладка, ужин. Приходил Казмичев (звонил мне два раза, и я ему один раз). Я звонил АА. 10.50-11.10 - путь с папой и мамой на вокзал. Т. 11..10-11.50 - на Николаевском вокзале на перроне. Я, папа, мама, АА и Пунин. 11.50 уехал. Болит голова, ужасное настроение. Ни с кем не разговаривал. В час ночи заснул.
9.08.1926
Надпись на "Подорожнике" (Petropolis). Книга находится у АА.
"Анне Андреевне Ахматовой в собственность с тем, чтобы никому не отдавала. 9 августа 1921. Артур Лурье. Петербург".
(В книге под стихотворением "Бывало, я с утра молчу..." рукой АА карандашом отметка: "Февраль, Царское Село".)
10.10.1926
Голлербах подл до последней степени.
О Голлербахе (был вчера) - Недоброво и Комаровский.
Недоброво - аристократ до мозга костей, замкнутый, нежный.
Комаровский (не л.).
Сологуб - три раза подводит (первый раз - с Гржебиным, второй - с санаторием в Лесном: "Переезжайте!" - и АА переехала из Царского Села, а в Лесной оказалось нельзя. Весной 25 года. Третий - теперь. Союз хлопочет о пенсии по болезни. АА не хотела. Сологуб позвал к себе и выругал - и АА подписала бумагу, а теперь это идет в Малый Совнарком. Пенсия по шестому разряду. Все равно не дадут, а будут говорить, что выпрашивала...).
Квартира... Нет комнаты.
От Шилейко письмо - что завтра приедет (а от Пунина письмо: Пунин говорил с Шилейко по телефону, и Шилейко сказал ему, что, может быть, на днях, а может быть, через неделю). Пунин завтра утром приедет.
Недоброво две зимы в Царском Селе жил.
Голлербах назвал его "царскоселом" и под предлогом, что тот царскосел, будто бы хочет им заниматься.
Начало октября 1926
Встречи с Мандельштамом.
Т. Готье - Фра Беато.
Письмо О. Судейкиной. АА успокоилась.
Нет писем от Duddington - fatum - наказана.
Позвонить Марго.
Лозинский не приедет. Он говорил у Сутугиной Л. Замятиной, и та убеждена, что он приедет.
"Не осуждайте других: мы все - и вы, и я - плохие".
Лавренев получил две тысячи. А Чуковский - четыреста; очень плохо отмечать, что такой-то, мол, зарабатывает, когда сам нищий.