После того, как мы поели (я тоже перекусил галетами, благо они не имели признаков порчи), нам предстояло выдвигаться вперёд. Арлетт явно не пришла в себя до конца, но задерживаться не стоило — чутьё подсказывало, что ночью безопаснее не станет, скорее наоборот, а ведь солнце уже миновало зенит довольно давно.
Правда, прежде чем двигаться дальше, предстояло понять, куда именно. В комнате рядом с офицерскими покоями обнаружилась довольно большая карта местности, по которой Арлетт смогла примерно указать, как она двигалась. Сравнив полученные от неё данные с видом из окна дальнего укрепления, я действительно увидел хвост самолёта именно там, где и должен был. К сожалению, найти место, где Арлетт рассталась с Алисой было сложнее — в той зоне, как сама Арлетт и рассказала, клубился странный туман и дымка искажала картину. Возможно, Алиса была где-то там, но… Не знаю.
— Мы пойдём туда, — сказал я, указывая на корму самолёта.
— Зачем? Туда же сбежались червяки и прочие твари.
— Как сбежались, так и разбегутся, но нам нужны припасы. Это во-первых, а во-вторых, искать Алису в дыре, из которой ты чудом выбралась — бесполезно. Если туман и правда такой плотный и скрадывает действительность, то мы в нём можем проплутать до ночи и даже дольше. Мы должны идти к заметному ориентиру, а такой тут только один. Из тех, о которых знают все присутствующие. Если Алиса будет нас искать, то несомненно пойдёт туда.
Брюнетка нахмурилась:
— Ты не слишком переоцениваешь её экстрасенсорные способности? Она может решить продолжить путь к самолёту, ведь мы видели его от места падения.
— Нет, потому что мы скажем ей, куда идти.
— И как мы это сделаем?
Я указал на пистолет парижанки:
— Это ведь не штатное оружие?
— А? — она посмотрела на потёртую кобуру, — Нет, я тут нашла. Этажом ниже есть оружейная комната.
— Вот туда и пойдём, — кивнул я.
Оружейная была наполовину завалена, но необходимые мне вещи нашлись. Пока я ковырялся в ящиках, Арлетт взяла с одной из полок длинную винтовку, разрядила, заглянула в казённик и зарядила обратно, после чего взяла сумку для гранат и стала складывать в неё патроны, после чего повесила сумку через плечо крест-накрест с другой сумкой, на которой был изображён красный крест.
— Ты думаешь, медицина не протухла?
— Бинты не протухают, если герметичны, — пожала девушка плечами, — как и хирургические наборы и морфий, если правильно хранить. А я взяла из холодильника.
— Где это?
— Тут рядом небольшой лазарет, видимо тоже для командного состава. Там был ледник.
— Он работал спустя столько лет? Тебя это не удивляет?
Вместо ответа, девушка зарядила в винтовку один патрон направила оружие в зарешёченное окно и нажала на спусковой крючок. Громоздкая винтовка гулко бумкнула, окно разлетелось на осколки, а с потолка посыпалась штукатурка.
— Если работает винтовка, почему бы не работать лекарствам?
— Справедливо, — я скривился, стряхивая с шевелюры побелку.
— А ты что искал?
— Вот это, — сказал я, указывая на ящик, — Сигнальная ракетница и ракеты трёх цветов, полный комплект. Мы подадим Алисе сигнал при помощи них. Если вы шли к этой башне, значит сможете их увидеть.
— А если она идёт по средним галереям? — девушка имела в виду оборонительный пояс с теми самыми пулемётами и автоматическими пушками, — Из бетонных траншей много не увидишь.
«Резонно».
Я закрыл глаза и прислушался к ощущениям, а затем покачал головой.
— Нет, она довольно далеко, минимум в километре от нас. Но тем не менее, ты права — один сигнал она может и упустить. Поэтому я и взял столько ракет: если будем повторять будем каждые полчаса, то хватит, наверное, на десяток сеансов, — я пожал плечами, — Хоть один из них Алиса увидит.
— Хорошо, — девушка улыбнулась, — Главное, чтобы она увидела. Но почему бы нам просто не позвать её сюда?
Я покачал головой:
— Кто бы не устроил крушение самолёта, он явно хотел, чтобы тот упал как раз на это укрепление. Мне не хочется быть здесь, когда наступит ночь — мало ли.
— Да, ты прав, — девушка повесила на плечо ремень винтовки.
Я изогнул бровь. И спросил:
— Ты её с собой возьмёшь?
— Просто следую твоему совету. Если до ночи не справимся, — настала очередь Арлетт многозначительно пожимать плечами, — По крайней мере у меня будет что-то приличного калибра.
Выбирались мы в молчании. Сначала из-за осторожности — мы шли по залам, где до этого не бывали и встретиться нам могло абсолютно что угодно. Потом молчали уже скорее по привычке. Но молчание затягивалось и мы начали перебрасываться односложными репликами, а потом брюнетка всё-таки задала вопрос, который явно беспокоил её довольно давно.
— Почему ты такой спокойный? — поймав мой вопросительный взгляд, она пояснила, отведя глаза, — Я не горжусь тем… что со мной было часа полтора назад, но не понимаю, почему ты, Стас, так легко воспринимаешь окружающее.
Сначала я хотел отшутиться, но увидев выражение лица Арлетт, передумал. Для неё мой ответ был важен, и я даже понимал почему. Ну что ж…
— К сожалению, мой способ тебе не поможет, — вздохнул я, — Видишь ли, мой малый исток, как и у любого верного солдата Империи, завязан на доступе к Псио — особому экстрасенсорному полю, которое мы используем для обмена информацией и защиты от чужого воздействия на наш разум. Я, например, предпочитаю использовать его для внушения эмоций-приказов, вынуждающих людей без защиты от ментального воздействия эти приказы исполнять.
— Но как защита разума защищает от естественных эмоций?
Я улыбнулся:
— Потому что никакие эмоции на самом деле не являются естественными. Понимая, что страх, гнев, ярость и прочее возникают лишь под действием гормонов в нашей крови, я могу отсечь эти действия и подавить их при творческом использовании этого истока.
— Что ты имеешь в виду под «творческим использованием» — Арлетт даже остановилась на секунду, — Исток это лишь исток, разве нет? Ты получаешь возможность зажигать огонь на пальце, какое тут творчество? Температурой манипулировать?
— Ты привела хороший пример. Ведь на самом деле, получая возможность зажигать огонь на пальце, ты не создаёшь огонь, точнее — огонь который ты создаёшь это не тот же огонь, который горел на пальце неолитического шамана, — пришла пора мне ловить удивлённый взгляд спутницы и пускаться в разъяснение, — Ну, тот шаман не знал ничего о газе, который может гореть, о температурах горения и состоянии вещества, поэтому в его руке горящий огонь был всегда огнём. Зато сейчас мы понимаем процесс перехода из состояния в состояние и знаем о плазме, например.
— Ты хочешь сказать, что реальность с тех пор изменилась? Что тогда не было плазмы?
— Не совсем, всё-таки сознание не до конца определяет бытие. Скорее… — теперь уже я замер посреди коридора, подбирая нужные слова, — Скажем так, в вашем мире, Арлетт, истоки рассматривают как простой инструмент. А в том, который я покинул, из-за ограниченности в использовании и доступе к истокам, мы использовали их гораздо более творчески, чем вы. Поэтому, например, я могу использовать псио вместе со своим наследственным истоком для того, чтобы «отсекать» опасные или лишние эмоции.
— Ты можешь «отсекать» нематериальные абстракции, такие как эмоции? — уточнила Арлетт.
«Чёрт, слишком много сказал».
— Это всего лишь подбор слов. Не забывай, что исток определяет мышление и мне привычно смотреть на вещи с перспективы разделения и соединения. В конце концов, так уж я мыслю. А вот и конец этой зоны, — заметил я, предвосхищая новый вопрос, — пойдём, нам не так уж далеко осталось идти. Только…
— Не говорить без нужды, я помню.
С этими словами я вышел на балкон и спрыгнул на насыпь, по которой предстояло спускаться. Арлетт следовала за мной в молчании, видимо обдумывая услышанное.
Идти здесь было легче, чем с той стороны крепости, откуда я пришёл. Может быть, это было из-за того, что до линии соприкосновения были дальше? Хотя, с другой стороны, здесь тоже виднелись линии разнонаправленной эшелонированной обороны, а далеко впереди, километрах в десяти от нас высилась артиллерийская крепость, близняшка той, которую мы только что покинули.
Местные траншеи и окопы уже походили на ближайший тыл, а не на линию соприкосновения: нам встречались стоявшие в траншеях артиллерийские установки, небольшие укреплённые здания, служившие чем-то вроде ремонтных цехов и прочие элементы военной инфраструктуры. Причём, судя по глубине укреплений и разветвлённости сетей снабжения, складывалось очень странное ощущение, словно…
— Эта линия окопов тут что, несколько месяцев стояла? — произнёс я, глядя на железнодорожный терминал, крыши и краны которого показались из-за очередной сопки.
— Около года, — заметила подошедшая Арлетт. Брюнетка, не обладавшая моим чутьём на опасность, зато вооруженная дальнобойной винтовкой, старалась держаться на несколько шагов позади, — Верденская битва длилась триста тридцать дней. Победителей не было.
— Битва с применением магии длилась почти год? — я покачал головой, — В таком случае, я не удивляюсь тому, что победителей не было. Я скорее удивляюсь тому, что последствия ограничились относительно небольшой зоной отчуждения.
— Почему?
Я нахмурился. Трудно объяснить такие тонкости человеку, не погружённому в детали магической теории. Впрочем, я никогда не боялся трудностей, да и долгий разговор отвлечёт девушку от размышлений о нашем положении.
— Магия не исчезает бесследно, когда ты используешь заклятье. На самом деле, чтобы вернуться в нормальную ткань реальности после использование простого огненного касание, — я зажёг на пальце огонёк, воспользовавшись предоставленными трофейным мечом силами, — материи нужны часы. После разрывного огненного шара — дни и так далее. Чем менее естественно явление, вызванное магом, тем больше времени нужно природе чтобы прийти в норму. Именно поэтому сильная магия в моём мире обычно носила черты природных явлений: штормы существуют в реальном мире, и перенаправить или ускорить образование имеющегося куда лучше, чем создавать аналогичное по разрушительности синтетическое заклятье. Сложнее, требует большего мастерства и таланта, а также соблюдения определённых условий, но всё же несравненно лучше. Потому что последствия для ткани реальности от перенаправленного шторма куда быстрее рассасываются. С другой стороны, когда используется огромное количество синтетических заклятий, эти последствия могут не успеть уйти, прежде чем наступят последствия следующего заклятия. Они будут наслаиваться одно на другое, всё больше и больше искажая реальность и… — я многозначительно обвёл мёртвые траншеи взмахом руки, — Результат ты видишь.
Арлетт кивнула как зачарованная и замолчала. Мы пошли дальше и прошли ещё метров двести, прежде чем брюнетка спросила:
— Но если сильная магия опасна такими последствиями, то зачем её вообще изучать? Использовать ведь не выйдет.
— Такого я не говорил… Осторожно, мне не нравятся эти пузыри, давай поверху, — я подал девушке руку и мы обошли опасное место по более высокому яруса каскадной траншеи, после чего я продолжил, — Так вот. Да, подобные использования опасны для реальности, но использовать их можно не только там. Можно создавать небольшие карманы реальности, где проводить магические дуэли, можно использовать для этих целей мёртвые линии пространства-времени или иллюзорные отражения, — я поднял руку, увидев, как в девушка готова задать вопрос, — Не спрашивай, что это, отвечать придётся с месяц. Главная мысль в том, что, в принципе есть места, где использовать такие заклятья можно. Можно даже использовать самоподдерживающийся принцип в своих интересах.
— Это как?
— А вот так. Достаточно сильный огненный взрыв в карманном измерении даст тебе поддерживающийся цикл термоядерной реакции на миллиарды лет. Имея доступ к этому измерению, ты можешь черпать эту энергию. А знаешь, как мы называем самоподдерживающиеся термоядерные реакторы, висящие в пустоте мёртвого пространства?
— Звёзды? — Арлетт посмотрела мне в глаза, не до конца уверенная в правильности ответа.
— О, я не ожидал, что угадаешь. Но да, ты права — такая энергия сродни той, которую мы получаем от звёзд в виде света и радиации. Сама понимаешь — имея доступ к таким ресурсам, можно сотворить очень многое. Главное — не творить это в нашем мире или другом обитаемом, где эти эксперименты могут многим навредить. Потому что последствия использования магии большим количеством людей на маленькой площади невозможно предсказать и практически невозможно обратить вспять, когда нечистоты, так сказать, начнут заливать улицу.
Блеск слева привлёк моё внимание, и я остановился, приглядываясь.
— Арлетт, а ты не об этих «туманах», в которые вы с Алисой вляпались говорила?
Девушка поднялась на гребень рядом со мной, пригляделась и кивнула:
— Да, очень похоже.
— Тогда я даю сигнал.
— На сколько сеансов тебе ещё хватит ракет?
— На два. Хватит?
— Должно хватить. Место крушения уже близко… По-моему вон за той грядой — девушка провела пальцем вдоль укреплений в паре километров впереди.
Я кивнул и посмотрел на небо. Солнце уже начало клониться к закату.
— Надеюсь, что мы успеем затемно.
Успели. Правда во многом тут сыграла не наша скорость, а тот факт, что в этих траншеях не было живых или квазиживых противников, только разного рода аномалии, странности и пакостные вещества, которые мне было куда проще заметить и найти способ избежать. Винтовка Арлетт тоже пригодилась: девушка точными выстрелами выбила центр баланса у странного явления, больше всего напоминавшего виноградную лозу с ломавшими вокруг себя реальность зеркалами вместо виноградин и дрожащими пространственными искажениями вместо ветвей. Всадив по моему совету пули с кристаллизирующей руной в переменчивую воронку в центре этой композиции, девушка разрушила или скорее — на время остановила аномалию, что дало нам пройти. Кроме того, черви, которых привлекло падение самолёта, тоже не успели разбежаться и меткость француженки при стрельбе на дальнюю дистанцию стала хорошим подспорьем моему чутью, позволяя не связываться с тварями в ближнем бою. Они вроде бы не представляли большой угрозы, исходя из опыта предыдущей встречи, но кто знает, как оно могло обернуться? Поэтому мы старались двигаться вперёд по открытым местам, лишь после того как тщательно осмотрим местность.
Вот и сейчас мы с Арлетт заняли позицию на гребне воронки, оставленной артиллерийским снарядом и смотрели на пропахавшую изрядную борозду хвостовую часть самолёта, серебристым огрызком сверкавшую в грязной мути древних траншей. Движения вроде бы не видно, хотя черви уже доказали свой талант.
Я извлёк ракетницу и открыл сумку.
— Последние, — заметил я, извлекая сигнальные ракеты.
Арлетт кивнула.
— Стреляй, я прикрою.
Мы уже некоторое время назад выяснили, что черви как-то опознают место запуска ракет и двигаются к нему, так что стрельба парижанки лишней не была. Впрочем, когда в небе расцвели один за другим четыре ярких дымных цветка, окружающая пустошь никак не среагировала. По крайней мере поначалу. Вдруг в одной из траншей, впадавших в наш кратер, возникло движение. Арлетт вскинула винтовку и прильнула щекой к прикладу, её палец лёг на спусковой крючок, а глаз сузился. Из-за поворота траншеи показалась фигура и парижанка, вздрогнув, убрала палец с крючка.
— Вы молодцы, что выбрались, — сказала Алиса, — И что сигнал смогли придумать. Спасибо.
— Не за что, капитан, — кивнул я.