Нет ничего страшнее обрушения того, что всю жизнь считал реальным. Вот представьте: живёт сапожник, сын сапожника, внук сапожника, делает сапоги как его отец и дед. Всё у него хорошо, жизнь проста и незатейлива: жена, детишки, пьянки с друзьями раз в месяц. И никаких проблем нет, никаких сложностей, всё что нужно знать, он знает, что необходимо делать — делает. Можно сказать — живёт так, как бог завещал (в бога он само собой тоже верит). И вот сидит этот парень, тачает сапоги и вдруг заходит к нему клиент и говорит — «Для кого ты сапоги делаешь! Ни у кого в мире ведь ног нет!» Смотрит сапожник на свою работу и понимает — и правда ведь, не сапоги он делает, ведь ног-то действительно ни у кого нет. Как он поступит в таком состоянии? Сохранит ли рассудок и трезвость мышления? Сумеет ли приспособиться к перевернувшимся реалиям мира? Очень хорошее упражнение для тренировки гибкости сознания, на самом деле. И очень полезное, за что я его и люблю.
Именно поэтому произошедшее перед глазами не свело меня с ума, а «всего лишь» заставило замереть на месте, осмысляя происходящее. Человек, которого я убил, смерть которого я наблюдал своими глазами, поднялся вновь из мёртвых и не как автомат-зомби, а как настоящий, так сказать «живой мальчик», не демонстрирующий никаких признаков недавней смерти. Это было невозможно — ведь я не просто разрубил этого парня, я разрезал нить его жизни, он должен был быть мёртв, но вместо этого — вот пожалуйста, замахивается на меня гранатой. К счастью, обширный опыт магических войн научил меня простому правилу: «сначала разберись с угрозой, а потом уже офигевай», и благодаря этой, вбитой в мозжечок, максиме, пока сознательная часть моего мозга убеждала себя в нереальности происходящего, бессознательно-инстинктивная действовала, перехватив контроль над телом.
Заметив, что чеки в гранате, летящей мне в голову, уже нет, я бросился на фонарщика не дожидаясь взрыва. Времени размахиваться мечом не было, да и не доверял я ему после предыдущей попытки, так что я прошёл на низком уровне, сдёрнул с пояса солдата противогаз и увернулся от рукояти пистолета, которой владелец захотел огреть меня по затылку. Граната между тем напомнила о себе: из-за спины бойца раздался хлопок и во все стороны повалили клубы бело-зелёного дыма. Я быстро отскочил назад и натянул на лицо противогаз, надеясь, что враг не догадался, вопреки всякой логике, хранить его в не боеготовом состоянии.
К счастью, он до такого действительно не догадался. Я прижал маску к лицу, предварительно выдохнув, чтобы стёкла не запотели, и развернулся к оставленному за спиной немцу, которого уже захлестнуло бело-зелёное облако. И вот лучше бы я этого не делал, честное слово. Уж не знаю, что именно было в этой гранате, но на фонарщика оно подействовало не хуже кислоты: кожа мужчины пузырилась и лопалась, плоть плавилась, глаза вытекали. Но самое страшное — всё это происходило при полном молчании воина. Даже больше того: пока его плоть разлагалась, он наклонился, пытаясь нащупать на земле выпавший из изуродованных пальцев пистолет. Я отошёл назад и поднял свой револьвер, желая прекратить мучения немца, но уже подняв оружие, остановил сам себя. Я уже пробовал убивать этого парня, и это ни к чему не привело. Вряд ли приведёт и сейчас, но надо хотя бы понять, что происходит, а второй шанс вряд ли выпадет — рано или поздно остальная пятёрка прекратит палить в дым и начнёт меня искать нормально. Хоть их соображалка и не подросла особо, но всё же действовали фонарщики куда умнее чем раньше. Вот только — почему? Алиса говорила конечно, что эти ребята являют собой страшную силу, но пока что, кроме странного оживления (я предпочитал считать, что это просто результат очень хорошей магической защиты и регенерации) особого мастерства я не заметил, скорее наоборот.
«Только почему тогда чувство опасности не затыкается?»
Из дыма появился фонарщик. Ещё пару минут назад это был молодой парень, сейчас же на меня вышел почти труп, с которого слоями сползало мясо. Я всякое видел, но от лицезрения этого парня меня потянуло блевать, и остановило лишь понимание, что блевать в противогаз — не лучшая идея. Но и отвернуться я не мог — надо было понять, что происходит и почему фонарщик ожил в прошлый раз, а тут появилась возможность для наблюдения. Наконец солдат упал, нить его жизни прервалась, тело замерло и тут…
От увиденного я покрылся холодным потом и бросился обратно в траву, даже не пытаясь маскироваться. Где-то на полпути к танку, я отреагировал на слова пытавшуюся докричаться до меня последний пяток минут Алису.
— Стас! Что происходит, что у тебя за стрельба? — псио почти неспособно передавать эмоции, но я был готов поклясться, что «слышу» в сообщении Алисы неподдельную тревогу.
— Ничего особенного, просто… неожиданные сложности, — ответил я, стягивая противогаз, благо облако яда осталось далеко позади.
— Ты в порядке? — это уже интересовалась Арлетт.
— Да, в порядке. Просто удивлён слегка.
— Возвращайся. Не знаю, что ты там сделал, но Фонарщики вроде бы потеряли к нам интерес и начали смещаться на запад. Пройдёт какое-то время, прежде чем они сообразят, что случилось и отправятся за нами. В конце концов, это всего лишь…
— Вторая итерация, понимаю, — ответил я, нервно потянувшись за сигаретой, а потом обругал себя и продолжил движение. Ещё не хватало, чтобы фонарщики дым заметили или огонёк сигареты, — Да, интересно у вас тут с ними выходит, нечего сказать.
— Ты что-то понял о том, как они устроены?
— Я понял достаточно. Ладно, возвращаюсь. Буду совсем скоро, подхожу с той же стороны, куда и ушёл.
— Ждём.
Когда я наконец выбрался обратно к танку, стрельба за спиной успела стихнуть. Несомненно, фонарщики не решили вдруг забить на поиски, просто они обнаружили своего товарища и двинулись к нам. То, что они нас найдут у меня теперь сомнений, не вызывало, поэтому можно было только радоваться тому, сколько времени я по факту выиграл для нашего экипажа.
Перед тем как залезть на корпус Эски, я снял с лица маску противогаза и, подумав, забросил предмет снаряжения далеко в траву. Неясно, сильно ли это поможет, но тащить внутрь хоть что-то, принадлежащее фонарщикам, мне не хотелось совершенно. По схожей причине, кстати, прежде чем забраться внутрь танка, я тщательно вытер лицо отрезом ткани из кармана, а потом той же тряпкой протёр приборы наблюдения, на которых вроде бы осталась после первого столкновения с фонарщиками их кровь. И только когда эта работа была завершена, я бросил тряпку вслед за противогазом и открыл люк, предварительно бросив на псио «Это Стас, захожу через крышу корпуса».
Внутри танка меня ждали с явным нетерпением и как только я закрыл крышку люка, двигатель танка взревел. Арлетт поколдовала с рычагами и танк уже вполне привычно начал опускаться под землю. Я же бросил меч в ножнах на скамью рядом с моторным отсеком и проверил показатели топлива. К сожалению, те были в норме, так что занять себя рутинной работой не вышло.
— Сколько мы будем оставаться погружёнными? — услышал я вопрос Алисы, адресованный француженке.
— Минут семь.
— Хорошо. Не спеши всплывать.
Я услышал шаги и поднял взгляд. Алиса стояла передо мной, держась за одну из потолочных скоб. На её красивом молодом лице сложно было что-то прочитать и в обычных условиях, и тем более в том состоянии, в котором находился я, но, когда девушка заговорила, в её голосе слышалось искреннее сочувствие.
— Судя по твоему виду, вылазка дала тебе некоторые ответы.
— Увы. Скажу честно, я был бы рад их не получать, — я вздохнул, откинулся на тёплую стенку, за которой было машинное отделение.
Алиса села рядом и, повернувшись ко мне, спросила:
— Почему так?
«Потому что до их получения цель путешествия не казалась мне настолько нереальной,» — такого я говорить конечно не стал, хотя ответ был хороший, пусть и излишне мелодраматичный. Вместо этого я пожал плечами и ответил иначе:
— Не хотелось бы думать, что эта зона куда страшнее, чем мне изначально показалось. Ваша служба ведь в курсе, что фонарщики не могут существовать? Как физическое явление не могут, я имею в виду?
— Если ты говоришь о том, что они являют собой нарушение законов термодинамики, то да. Но мы очень мало о них знаем, как и об остальной зоне. И потому любая информация, которой ты поделишься не будет лишней. Что ты увидел?
— Что я увидел… Я дважды убил фонарщика. Первый раз сделал это мечом, второй раз — его собственным отравляющим газом. Оба раза я наблюдал за тем, как заканчивается его жизнь. Я вижу линии жизни и смерти и имею возможность рассекать их, это одно из применений моего истока, — говоря это, я внутренне кривился. Мне не хотелось бы раскрывать такие детали, для мага это плохо кончиться может, — И с этим парнем я видел как линия его жизни прервалась, а потом сплелась обратно.
— Может быть это как с выходом из комы или перезапуском сердца? — предположила Алиса.
Я хмыкнул:
— Нет, не может. В упомянутом тобой случае, линия бы не оборвалась, собственно, до самой смерти. Ведь это не линия как таковая, это моё восприятие нити жизни. А жизнь — она либо есть, либо нет, либо ноль, либо единица. Жизнь может прекратиться, но не может вернуться в мёртвое тело ни в каком случае, кроме одного, с которым мы, я боюсь, и имеем дело.
— С каким же?
Я слегка развёл руки ладонями вверх.
— Думаю, фонарщики не двигаются вперёд по временной оси, они существуют лишь в определённой точке, в определённом моменте времени. Именно поэтому их нельзя убить окончательно, ведь одно и тоже событие не может повториться в истории два раза, — я грустно усмехнулся, — В каком-то смысле я даже снимаю шляпу перед тем, кто их создал: он выбрал довольно грубый, но всё же действенный способ обретения бессмертия, пусть и очень специфического. Омерзительного и невозможного, рискующего судьбой всего мира, но же — очень смелого и рабочего. Они ведь не живут, не так ли? Они существуют как некая данность, потому что природа их бессмертия — не биологическая, а темпоральная. По сути своей, фонарщики могут восстановить линию жизни потому, что просто не могут умереть, ведь их судьба уже давным-давно случилась и изменить её невозможно.
Алиса вздохнула и покачала белокурой головой, на лице её отразилась боль.
— Да, ты прав. Источник живучести фонарщиков — это не усиленная регенерация, это темпоральная магия. По сути, они просто живут в одном-единственном моменте, том самом, где они в Верденской мясорубке победили «свой» танк.
— И каждый следующий танк подставляется на место этого самого «своего».
— Верно. Но на этом мои знания по теме заканчиваются, — девушка грустно улыбнулась, — Никто просто не выживал достаточно долго, чтобы рассказать нам, что происходит дальше. Да и твоими знаниями наши специалисты не обладают. Всё что мы знаем о фонарщиках — это то, что их применяли в двух битвах до отправки на Верденские поля, и в обоих случаях потери как самих фонарщиков, так и танковых группировок, которым они противостояли, были чудовищные. Ни один фонарщик не пережил войну и не вернулся с Вердена. Так что любые идеи будут к месту…
Я поскрёб подбородок, отметив про себя, что щетина отросла уже до почти неприличной длины и надо бы побриться.
— Понимаю. Что ж, если начать предполагать, то я бы сказал так: нас спасает то, что фонарщики тоже деградируют под влиянием аномалии. Они не могут выполнять свою функцию из-за недостатка целей, а без целей их программирование отпускает солдата из-под своего контроля. Только вот чем дольше они находятся за его пределами, тем дальше оказываются от своего «нормального» состояния, ведь это состояние находится в их прошлом, а разум неспособен думать в обратном направление. Проблема наша в том, что каждая следующая смерть вынуждает фонарщиков восстанавливаться всё ближе и ближе к тому самому образу «абсолюта», который находится в их прошлом, и они становятся всё опаснее и опаснее. Что ещё хуже, так это то, что, возрождаясь, они влияют на окружающий мир, как бы тоже направляя его движение в обратную сторону. И чем чаще это происходит, тем более «нормальным» становится для нас самих такое положение вещей, а это уже значит, что с определённого момента для нас тоже не останется пути назад. По сути, привыкая к навязываемому нам фонарщиками стилю жизни и мышления, мы выпадаем из собственной реальности и остаёмся в их варианте. Чем-то похоже на предзнание, которое мы испытали при первом погружении, но гораздо хуже. В общем и целом, мы не можем продолжать сражаться с Фонарщиками даже не потому, что не сможем их побеждать. Проблема будет в том, что, приняв эти правила игры, мы навсегда закроем для себя дорогу наружу. А они скорее всего захотят навязать нам эти правила, поскольку интуитивно стремятся вернуться в своё «нормально состояние» для чего им необходимо подобрать все нужные для ритуала образы…
Я задумался, пытаясь представить в голове необходимые условия, просчитать различные варианты. Алиса терпеливо ждала. Наконец я вынырнул из собственных мыслей и посмотрел на блондинку:
— Прости, я вероятно ушёл в дебри.
— Не волнуйся, я привыкла общаться со специалистами, которым бывают свойственны моменты озарения, — блондинка улыбнулась, — Я понимаю, в каких условиях тебе приходится решать эту загадку, так что не хочу торопить, но всё же — время почти на исходе, мы начинаем подниматься на поверхность.
— Что ж, тогда я просто скажу без деталей: фонарщики от нас не отцепятся, потому что им нужен образ «вражеского танка и его экипажа» для реализации собственного цикла. Пока они не находятся в рамках сценария, повторяющего или просто похожего на сценарий их смерти, они не живут в прямом смысле этого слова, и чем дольше они существуют без реализации этого сценария, тем менее похожими на людей они становятся. Проблема в том, что с каждой следующей встречей они будут возвращаться к своему «идеальному» состоянию — то есть к образу тех людей, которыми они были на момент своей без сомнения героической гибели, и в процессе они будут всё дальше и дальше затаскивать нас за собой. Как ты правильно заметила раньше, мы уже во многом демонстрируем черты местных «жителей», в случае же с противодействием фонарщикам, этот эффект будет проявляться быстрее. Потому что течение времени в Верденской Аномалии, судя по всему, спирально, а фонарщики на эту спираль накладывают ещё и отпечаток своей странной магии, или скорее — пользуются тем, что спиральность местного хода времени упрощает им задачу по возвращению к привычным образам и моментам жизни. И поэтому я думаю, что, чем быстрее мы доберёмся до Серебряного Зеркала, тем лучше.
— Ты думаешь, там мы сможем избавиться от их преследования?
Я посмотрел на Алису и задумался о том, как ответить на этот вопрос. Правда была слишком сложной и опасной для озвучания, не говоря уже о времени, которую займёт её изложение. Поэтому я предпочёл ответить коротко:
— Да, я подозреваю что сможем. Но для этого надо пережить путешествие.
— Всплываем, — для разнообразия, Арлетт не воспользовалась псио, — В котле меньше половины массы.
— Понял, займусь заполнением, — сообщил я и поднялся на ноги, посмотрел на Алису сверху вниз и заметил, — Ты права — дальше будет только сложнее.
С этими словами, я скинул бушлат, взял лопату и пошёл в моторный отсек. Решать проблемы надо по мере их поступления. А проблем у нас осталось немало…