Страшно, Ёлочка? Ладно, объясняю. Каждое вскрытие начинается со стопки спирта
внутрь, потому как внутренности человека не слишком эстетичны и с запашком. Не розы, очень даже не розы... Так я тебе налью? Не будем нарушать традицию, выпьем. Как
говаривал мой комбриг в Афганистане: “За неминуемый успех нашего безнадежного дела!” Да, даже в Афгане бывали новогодние ночи, и водка, и тосты, и салюты. Как же без салюта?
Без салюта мы никак.
...Встречали восемьдесят первый год. Час ночи, во всем лагере - гульба, пьяные песни.
Кому повезло, удалось пригласить и девушек из соседнего медсанбата, так что праздник у
них еще и с любовью.
В нашей компании дам не было, сидели мы перед палаткой на песке, почти как я
сейчас, разве что песка было побольше - полторы тысячи километров песка. Нас было
четверо офицеров, вместо елки нарядили веник, пили неразбавленный спирт, заедали
тушенкой и картошкой “в мундирах”, пели под гитару, трепались о любви и о войне.
Внезапный грохот, пронесшийся над лагерем, вымел всех из палаток и глиняных
хибар. Стреляла артиллерия боевого охранения. Носились заряжающие, суетились у
прицелов наводчики. Глухо ухнули шестнадцатиствольные десантные “Грады”. Вдоль
батарей бегал пьяный комбриг и самозабвенно орал: “Перр-р-вая-а! Оскололочно-фугасны-
ым! По пристрелянным ориентира-ам! За-алпом! Ого-онь!.. Втора-а-я!..” Через пятнадцать минут все стихло так же внезапно, как и началось. В пьяной голове
болталось недоумение: если это бой, почему молчат пулеметы и автоматы? А если салют, почему осколочно-фугасными? И почему стволы смотрят в сторону ближайших кишлаков, с
которыми у нас были вполне спокойные отношения?
И в это время оттуда, где были кишлаки, донесся душераздирающий женский вой, рыдания и снова вой. Это было настолько жутко, что волосы встали дыбом и по спине
забегали мурашки.
Мимо нас широким шагом протопал комбриг, за ним все командование
артиллерийского дивизиона.
Я перехватил начальника штаба:
- Шура, что это? Почему? Зачем?
- Это салют, доктор, не ссы, гуляй смело!
- Салют по кишлакам? У вас что, крыша поехала? Там же старики, женщины, дети!
- Людишек жалеешь? - ощерился начальник штаба. - Брось, док! Когда воюешь с
народом, пол и возраст значения не имеют, понял? Их надо всех подряд -всех! Потому что
бабы стреляют не хуже мужиков, а дети подносят патроны! И вообще война эта долгая, а
дети растут быстро! Так что не бзди: кого надо, того и убили!
А утром первого января “духи” вдрызг раздолбали колонну наших машин, шедшую за
водой мимо дымящихся развалин кишлака. Не просто раздолбали - убили всех до одного, поотрезали головы, половые органы, вспороли животы - издевались над трупами, насколько
хватило воображения. Кровищи было, как на бойне. Бойня там и была...
Потом мы отомстили, огнем и мечом прошли следующих два кишлака. Потом они в
ответ…
Короче, Ёла, восемьдесят первый так и прошел, как начался: стрельба, трупы, кровь.
И постоянное недоумение: зачем? почему?..
Давно уже вокруг меня нет ни крови, ни трупов. А проклятые вопросы остались.
Странно, в молодости почти все знал и понимал. Теперь же вопросов все больше, а ответов
все меньше. Помнишь, у Кукина была такая песня:
…И
если
есть
на
свете
Бог,
Хотелось
бы
очень,