Уже сидя в машине, не успев, правда, завести мотор, получаю очередное сообщение:
— На ночь меня не жди. На работе аврал. Увидимся завтра в шесть вечера в Глэдис!
Аврал? Это слово так плохо сочетается с моим организованным, собранным мужем! Ловлю себя на том, что впервые называю Акима «своим мужем», не испытывая при этом чувства вины и не воспринимая себя воришкой. Будто раньше всегда входила домой через черный ход, а теперь зашла через парадную дверь в качестве полноправной хозяйки.
Но вскоре, уже в дороге становится страшно: правда ли он занят работой? Вдруг он меня теперь избегает? Вдруг не хочет со мной ночевать после того, как я его оттолкнула? Стараюсь об этом не думать, но грызущие, поедающие меня живьем сомнения вновь и вновь просачиваются в мозг. В конце концов, включаю музыку на всю катушку и глушу ею неприятные мысли.
Приезжаю домой поздно. Уже совсем темно, когда верная Рекси встречает меня счастливым скулежом и гавканьем. Встав на задние лапы, она так и норовит облизать теплым языком лицо. Моя собаченция! Моя дуреха. Обхватываю ее вокруг лопаток и ласково треплю за холку. Прости, родная, что весь день было не до тебя! Включаю наружный свет на веранде и какое-то время играю с ней на газоне. Полуночные игры. Вскрики, повизгивания, хлопки и подскоки. Хорошо, что рядом нет соседей!
Вконец устав, паркую машину в гараже и захожу на кухню. Бросаю ключи на стол, включаю свет, обвожу взглядом гостиную, вдыхаю такой знакомый древесный запах и с наслаждением проговариваю:
— Я дома.
Слышу вдруг несчастный всхлип за спиной и плаксиво-жалобное:
— Походу дома, это ведь твой дом теперь.
Обернувшись, вижу Катю. Вид у нее плачевный. Ссутулившиеся плечики, глазки заплаканные, мокрые щеки и печально наморщенный носик, готовый к новой порции рыданий. Она обреченно заявляет:
— Я проиграла. Так надеялась на ту ведьму, прикинь? А она заманила меня к себе только для того, чтобы встретиться с тобой и подгадить мне! Хитрая подлюка.
— Как это «заманила»? Разве не ты ее нашла? — удивленно ее спрашиваю, с ногами забираясь на кресло в гостиной.
— Не-а. Она меня к себе приманила. Меня все время тянуло куда-то. Я поддалась этой тяге и полетела к магниту. Когда оказалась у нее в комнате и услышала: «Ну, здравствуй, Катя!», то чуть не обделалась от счастья! Подумала: вот оно! Проблема моя скоро решится! А, в итоге, она меня окончательно превратила в бомжиху! Я теперь вынуждена скитаться, где попало, без постоянного места жительства.
Снова всхлипывает и кулачком, совсем по-детски вытирает побежавшую слезу. Становится ее ужасно жалко. Мягко говорю:
— Обняла бы тебя, подружка, но никак. Жаль, что так вышло. Правда жаль.
Она улыбается сквозь слезы:
— Было бы у меня тело, я бы сейчас нажралась до потери памяти, зуб даю!
— А потом проснулась бы с больной головой.
— Плевать, — она мечтательно закатывает глаза. — Что угодно отдала бы, лишь бы своей башкой заново ощутить похмелье!
Молчим какое-то время. Каждая думает о своем и в то же время об одном: сколь бесценны моменты физической жизни! Спрашиваю ее:
— Почему у вас с Акимом разладилось, Кать?
Она бухается рядышком на соседнее кресло — готовится к исповеди, трет лоб.
— Фиг его знает. Даже не уверена, любила ли я его когда-нибудь или любила ту жизнь, которую он мне давал. Это все как-то было связано, даже границ не провести. А потом хоп! И граница нарисовалась! Если ты с Акимом — то прозябаешь на задворках жизни, а если без него — то делай, че хочешь, но жить тупо не на что. Короче, выбрала сама знаешь, что.
— Печально… Так ты его не любишь? Не скучаешь?
— Не, не особо. Скучаю только по тем вещам, которые нравилось с ним делать: быстрой езде, ночным клубам, путешествиям, ресторанам. А на самого Акима мне как-то по барабану.
— Что будешь делать теперь?
— Ну что… Попробую для разнообразия что-нибудь хорошее провернуть. Что — еще не придумала… Подкинешь идеи?
— Не знаю… Может, отправишься к свету?
— Не. Это я всегда успею, — она задумчиво наматывает локоны на палец. — Знаешь что? Ты вроде девчонка неплохая и к тому же единственная, кто меня видит. Значит, только тебе я смогу делать добро. Присмотрю-ка я пока за тобой!
От этой мысли мне становится неуютно, я ежусь и испуганно мотаю головой. Жить под ее постоянным надзором — ужас какой-то! Нет, спасибо! Но Катя только смеется:
— Да ты не переживай, я тебе мешать не буду. В самые интимные моменты буду сматывать удочки — я же не извращенка! Буду тихонечко, тебе не надоедая, за тобой приглядывать. А вдруг пригожусь?
Пожимаю плечами. Если так — то пожалуйста! Мне не жалко. А если начнет мешать, просто выпью травку. Ту, которая из красного пакетика.
— Ну и первая моя тебе помощь, — произносит Катя с энтузиазмом, — это загнать тебя спать! Ты же в курсе, что уже первый час ночи?
Смотрю на свои часы и понимаю, что она права — пора в постель! Послушно иду на свою кровать в уже своем доме и засыпаю очень быстро от накопившейся за день усталости.
Следующий день идет по накатанной. Утренние сборы, работа. Детский смех, разборки и снова довольный смех. Мой рабочий день как раз близится к завершению, когда я слышу приближающиеся Ольгины шаги. Она расстроена. Заходит в гостиную, в которой мы с мальчишками убираем на место игрушки. Растерянно приглаживает распущенные светлые волосы и вдруг выпаливет:
— Катя, останьтесь, пожалуйста, сегодня вечером с детьми! У моего мужа на работе засада, он никак выбраться не может, а я уже обещала кое с кем встретиться. Детей не на кого оставить. Всем знакомым перезвонила — у всех планы на вечер. На вас вся надежда!
В обычный, рядовой день — осталась бы, без проблем. Но сегодня? Я ведь вечером должна встретиться с Акимом и его величеством Владимиром. Качаю головой:
— Простите, Ольга. Сегодня не получится. Я обещала мужу быть на бизнес встрече и никак не смогу ему отказать.
— Да что же это такое? — Ольга в отчаянии заламывает руки. — Все против меня! Знаете что? Тогда давайте поговорим по-другому! Вы хорошая няня, и я вами довольна. Но, если вы сегодня не останетесь с детьми, то со следующей недели вы у нас больше не работаете.
Удар под дых. Подлый. Внезапный. Только он ничего не изменит. Киваю ей и заявляю:
— Вы, возможно, удивитесь, но я держу свои обещания. Особенно, данные мужу. Так что да, со следующей недели я у вас больше не работаю.
Ольга только фыркает сердито и, размашисто шагая, уходит к себе в мастерскую.
Смотрю на часы — времени хватит как раз на то, чтобы добраться до дома, переодеться и приехать на встречу. Выезжаю на шоссе, стараюсь успокоиться. Включаю медитативную музыку. Я только что лишилась работы? Из-за того, что привыкла держать слово? Смешно, если бы не было так грустно!
Переодевшись в белое вечернее платье, подкрасившись, еду в Глэдис. Это лучший ресторан в нашем маленьком городочке. Здесь самые вкусные стейки, самое спорое обслуживание и самая уютная атмосфера, окутанная живой, джазовой музыкой.
Подъезжаю к ресторану, на две минуты опоздав. Паркуюсь и вбегаю внутрь. Ищу мужа, замечаю его в кампании с каким-то худощавым мужчиной. Его лицо кажется смутно знакомым. Резковатые, крупные черты: широкий рот, большие серые глаза кого-то напоминают. Аким тоже меня разглядел и машет рукой. Усаживаясь за столик, замечаю, что накрыто на четверых. После первых приветствий интересуюсь:
— Вы ждете жену?
Владимир качает головой:
— Нет, моя жена дома, она редко ездит со мной в командировки. У нас двое детей, сами понимаете, с ними особо не поездишь! Детям нужен размеренный быт, друзья, а не вечное шатанье из города в город! Зато в этом городе живет моя сестра. Очень удачно получилось бы завести здесь бизнес, чтобы почаще ее навещать. Она опаздывает, к сожалению. Но обещала скоро быть.
Вскоре нам приносят еду. Ем через силу, чувствую себя не в своей тарелке. Владимир пристально поглядывает на меня и я не понимаю, что он жаждет увидеть? Неужели надеется считать отношения между супругами за время их совместного ужина? Неожиданно Владимир охаживает меня вопросом:
— Вы довольны своим мужем, Катя?
Поперхнувшись, откашливаюсь, вытираю рот салфеткой, делаю глоток воды и заявляю:
— Довольна? Я бы не сказала, что это подходящее слово по отношению к мужу.
— Тогда какое слово подходящее?
Во рту внезапно пересохло. Язык не слушается. Он сейчас беспардонно вспорол мне грудную клетку и заставляет прилюдно вытащить содержимое наружу. Вне зоны комфорта, чувствуя себя голой и уязвимой, тихо говорю:
— Я… люблю. Акима ведь невозможно не любить!
Зачем оправдываюсь в своих чувствах — не понимаю! Кидаю быстрый взгляд на мужа, но он сверлит меня непроницаемым взглядом, и я никак не могу угадать, что скрывается в его голове.
— За что? — продолжает пытать меня мой собеседник. Ему мало моего душевного стриптиза. Он хочет теперь приватный танец.
— Я бы могла ответить, что это слишком личное, но не буду. Скажу так: я не умею препарировать любовь перед чужими глазами. Чувство ведь зарождается из разговоров, крупных поступков, мелочей. Они важны и дороги нам с Акимом, но ничего не скажут стороннему наблюдателю.
Владимир удовлетворенно кивает головой и снова спрашивает:
— Вы же знаете, почему я захотел с вами встретиться?
— Да.
— И заявляете, что не собираетесь откровенничать? Вы уверены, что вас волнует успех мужа?
— Волнует, конечно. Поэтому я все еще здесь и спокойно общаюсь с человеком, наступившим на мои личные границы.
Мужчина хмурится, но внезапно, добродушно расплывшись в улыбке, произносит кому-то за моей спиной:
— Оленька! Ну, наконец-то! Мы уже заждались!
Оборачиваюсь и вижу красавицу блондинку в элегантном льняном костюме, со свежей укладкой и красиво подкрашенную. Ту самую, которая только что меня уволила.