— Один. Два… Альфред? Мы на сколько шагов договорились?
— Не знаю. А сколько нужно?
По подсчетам Герберта, нужно было около пяти, чтобы шансы попасть оказались велики. Но с Альфредом следует перестраховаться.
— Три.
— Но это ведь совсем…
— Один! — отчеканил Герберт, печатая шаг, словно королевский гвардеец. — Два! Три!
Развернувшись на каблуках, чтобы было непросто сделать, будучи по колено в снегу, Герберт увидел, что Альфред направляет на него пистолет. Руки юноши ходили ходуном, так что создавалось впечатление, будто пистолет вырывался из влажных ладоней.
Подумав, Герберт решил предать свою расу. В такой ситуации настоящий вурдалак должен, гадко ухмыляясь, направлять на жертву револьвер и нежно поглаживать курок, заставляя противника задыхаться от предчувствия неизбежного. Но наступают ситуации, когда хочется послать кодекс чести ко всем святым. Втайне стыдясь своего поступка, Герберт направил дуло вверх и выстрелил. Небо наградило его еще одной мертвой вороной, упавшей наискосок от предыдущей (Это происшествие на долгие годы изменило миграционные маршруты трансильванских ворон).
— Ах как досадно! — провозгласил юный фон Кролок, с поддельным разочарованием разглядывая револьвер. — И как я мог так бездарно промазать? В любом случае, теперь твоя очередь, Альфред. Стреляй.
Опустив руки, Герберт ободряюще улыбнулся, приглашая юношу приступить к страшной мести. В конце концов, охотиться на вампиров — это профессия Альфреда. Пусть ему достанется первый трофей. Оставалось лишь дождаться, когда у юноши сдадут нервы и он выстрелит. И, возможно, попадет. Во что-нибудь. Для разнообразия, в окно отцовского кабинета. Ожидание было не их приятных, что и говорить. Хотя этот опыт был не смертельным, но его координаты на шкале удовольствия находились где-то в районе -10. Все равно что стоять у школьной доски и ждать удара линейкой по пальцам.
— Ну же, Альфред. Чего ты тянешь?
Юноша опустил глаза, но не пистолет.
— Я не могу.
— Курок, что ли, заело?
— Нет! Просто не могу. Так будет… неправильно.
Вот только лекции о гуманизме ему сейчас не хватало! В отчаянии вампир зарылся пальцами в белокурые локоны. Но именно этот момент показался уместным, чтобы задать давно интересовавший его вопрос.
— Я знаю, что сразу по прибытии в замок ты был в нашей усыпальнице. Почему ты ничего со мной не сделал?
— Откуда вы знаете, что я там был? — стушевался Альфред.
— Во-первых, своим колом ты поцарапал мой гроб так, что пришлось его заново лакировать, — вампир принялся загибать пальцы, — Во-вторых, ты в склепе свой паспорт посеял. Но речь сейчас не о том! Почему ты просто ушел из склепа, ведь у тебя была прекрасная возможность? Мы, немертвые, спим так крепко, что даже если Гавриил протрубит, мы лишь на бок перевернемся.
— Но я вас тогда совсем не знал. У меня не было причин…ну… умерщвлять вас.
— Ах вот оно что! Этот аргумент мне вполне понятен, — одобрил виконт. — Только теперь у тебя есть самая лучший повод в мире, не так ли? Ты хочешь спасти деву от злодея. Ну чего стоишь, иди спасай! Альфред, чтоб тебя херувимы взяли, бросай уже дрожать! Будь ты мужчиной наконец. О, неужели я тебе это говорю?… Ну?!.. Да как ты смеешь вот так стоять здесь и питать мои ложные надежды! Почему ты не стреляешь? Еще немного и можно подумать, будто я для тебя что-то значу! И как мне потом существовать с этой мыслью, когда ты уйдешь? Давай же. Или ты хочешь чтобы я облегчил твою задачу? Чтобы получилась самооборона, да? Этого ты ждешь?!
Обнажив клыки, вампир метнулся к Альфреду, заставив того отшатнуться назад. Подошвы его сапог, протертые почти до дыр, не были рассчитаны на подобные маневры, поэтому молодой ученый оступился и, как часто случается при потере равновесия, постарался ухватится за что-нибудь. В данном случае цепляться можно было лишь за то, что уже находилось у руках — а именно за пистолет. Когда Альфред буквально рванул на себя курок, прогремел долгожданный выстрел, за которым, вопреки наметившейся тенденции, не последовало пернатой жертвы.
Почувствовав жжение в левой стороне груди, Герберт прикоснулся к рубашке, посмотрел на пальцы. С них стекала кровь. Вампир печально покачал головой. Если бы в этот момент его попросили сформулировать главный принцип дуэли, он сообщил бы следующее — «Надевайте на поединок лишь то, что потом выбросить не жалко.» Зря он выбрал именно эту рубашку, ведь отстирать кровь с шелка ой как непросто. Да и штопать придется. Хотя это уже не его забота, замок теперь полон прислуги.
— Прощай, как говорится, жестокий мир! — трагически заломив брови, прошептал виконт и рухнул на снег. Затем постарался улечься поудобнее, пригладил волосы, иначе не получится завить их перед Балом, расстегнул две верхние пуговицы на рубашке и художественно раскинул руки, дабы походить на мертвого древнегреческого героя. Сам Герберт не мог оценить своих стараний, ибо прикрыл глаза, но нужно заметить, что выглядел он очень убедительно. Даже опытный опоссум прицокнул бы языком от восторга.
Так следовало лежать, пока герой с героиней не поцелуются над прахом злодея и, трепетно держась за руки, не уйдут по мощеной дороге, ведущей прямиком в прекрасное будущее. Все будут счастливы, за исключением отрицательных персонажей, чьи страдания и служат залогом хорошего конца. Герберт стиснул зубы. Главное не разрыдаться, иначе можно все испортить. Кроме того, ресницы слипнуться на морозе, и расцепить их будет непросто. Меньше всего виконту хотелось, чтобы его веки даже отдаленно напоминали те, что принадлежали гостю из Малороссии, посетившему их замок лет сотню назад. Даже Эржбета, повидавшая всякое, потеряла сознание, как только пожилой жуир шаловливо ей подмигнул.
Но мысли Герберта были грубо прерваны, когда кто-то встряхнул его за плечи. По окончанию этой попытки вернуть виконта в мир живых, кто-то попытался прощупать у него пульс, наивно полагая, что пульс находится на локтевом сгибе. После виконт почувствовал, что ему за шиворот засунули пригоршню снега.
«Нет, ну какая наглость! — раздраженно подумал вампир, старательно игнорируя снег, который и не думал таять. — Да уймитесь вы наконец! Все, злодей повержен, занавес, все расходятся пьянствовать по гримеркам. Пожалуй, стоило язык высунуть для пущей убедительности.»
В окружающей среде продолжали происходить метаморфозы. Сначала на лицо Герберту капнуло что-то горячее, и еще раз, а затем уже раздались всхлипы, грозившие перерасти в вопли и скрежет зубовный. Первая догадка виконта, что Альфред и Сара расплакались от облегчения, вскоре показалась ему неверной, потому что от никто не плачет от радости с такими завываниями. Разве что это очень большая радость. Например, решение женского вопроса. Но поскольку в последнее время ничего настолько серьезного не происходило, виконт напряг слух, стараясь разобрать слова в бессвязном причитании.
— Этого не должно было случится! Что же я натворил… хлюп…Виконт, ну пожалуйста, откройте глаза… Я совсем этого не хотел… Говорят, что после смерти душа не сразу отлетает от тела, но это у людей. Даже не знаю, есть ли у немертвых душа, но если есть, может, вы еще слышите меня? Просто я хотел сказать… тогда в ванной вы меня очень испугали, но… хлюп… на самом деле… хлюхлюп… никто прежде не спрашивал как я себя чувствую, потому что никому нет дела, болен я или нет. И на танцы меня никто не приглашал, потому что все автоматически считают, что я не умею танцевать… хлюп…Ну очнитесь же вы! Так нечестно! Сначала вы отняли у меня невесту, а теперь отнимаете себя самого!…. хлюп…
Альфред продолжал рыдать, как баньши за чтением сентиментального романа. Чем дольше вампир вслушивался в эти стоны, тем яснее осознавал, что все его страдания — включая испорченную рубашку, мокрые волосы и снег за пазухой — с избытком окупились той тризной, которую устроил по нему Альфред. По сравнению с его словами, даже речь Ромео в склепе Джульетты показалась бы верхом равнодушия!
Разумеется, на самом деле все это лишь плод его воспаленного воображения, но время от времени очень приятно пожинать такой урожай. Виконт мысленно выразил своей фантазии благодарность и почесал ее за ушком. А если подождать, то юноша скажет про него еще что-нибудь хорошее. Герберт почувствовал, что уголки его губ поползли вверх.
— О, вы улыбаетесь как будто живы! — Альфред жалобно шмыгнул носом и, судя по звукам, высморкался себе в шарф.
Здесь происходящее начало походить на реальность. Даже в горячечном бреду вампир не назвал бы себя «живым», следовательно, в создании этих звуковых эффектов его фантазия не принимала никакого участия. Выходит, все взаправду?
— Ну что мне сделать, чтобы вы очнулись? — продолжал стенать Альфред.
На сей счет у Герберта было много идей, самая простая из которых включала взбитые сливки и красное постельное белье, и отсюда по возрастающей. Но злоупотреблять несчастьем Альфреда было гадко.
— Тебе стоит только попросить, cheri, — виконт открыл глаза, лениво потянулся, и перевернулся на бок. Нужно ли говорить, что бедный юноша отпрыгнул от него с завидной прытью. Выглядывая из-за сугроба, он посмотрел на вампира, как пастор на покойника, который во время панихиды встретился с ним глазами и спросил «Почему на вас мой выходной костюм?»
— В-вы не умерли?
Виконт просунул палец сквозь дыру в рубашке и пошевелил им.
— Почему ты начинаешь разговор с таких философских вопросов?
— Я имел в виду… вы еще не упокоились?
— Если ты об этом, то чепуха. Так, парочка головокружений и нагоняй от отца за испорченную вещь, — Герберт ухмыльнулся. — Право, не понимаю зачем ты так разволновался? Да будет тебе известно, что русскую рулетку изобрели упыри, от скуки. Альфред, успокойся наконец! Я вампир, меня невозможно убить пулей…
Поймав затравленный взгляд ученого, Герберт понял — творилось что-то неладное. Даже Альфред, которой мог бы поучиться храбрости у кролика, давно уже должен был прийти в себя. Но нет, каждая пора на его коже источала страх, такой сильный, что у вампира заломило в висках.
— Ну когда же ты прекратишь? — взмолился виконт, стараясь загнать обратно столь некстати подступившие слезы. — Когда ты перестанешь бояться меня?
— Я боюсь, — в перерывах между всхлипами сумел ответить Альфред, — не вас… а за вас!
И тогда он все понял.
— Это была необычная пуля, да? — помолчав, спросил вампир.
Альфред прошептал что-то, зарывшись лицом в шарф, а виконт сумел разобрать одно единственное слово.
— Серебряная.
Согласно суевериям, он должен был немедленно вспыхнуть пламенем. Но суеверия на то и суеверия, чтоб нести всякую околесицу. В каждой сказке есть доля неправды.