Мотовилов широко размахнулся, ударил китайца по лицу. Быстро обернулся к другому, ткнул в зубы. Глаза китайцев снова стали бесстрастными, лица окаменели. У одного из носа капала кровь.
– Ну что, достукались, сибирячки?
Мотовилов злорадно разглядывал неудачных перебежчиков.
– Сейчас я вас расстреляю. Пленные покачнулись, побледнели.
– Я не сибиряк, господин офицер. Я давно в Красной Армии. Меня не надо расстреливать. Я хочу в плен!
Голый человек с рыжими усами сделал шаг вперед.
– Я тебя не спрашиваю, хочешь ты или нет. Расстреляю, и все.
– Не имеете права: я пленный.
– Взводный второго взвода!
– Я!
Пожилой унтер-офицер подошел к подпоручику.
– Покажи вот этой сволочи, какие она имеет права.
– Всех, господин поручик, сразу? – угадывая намерения командира, спросил взводный.
– Ясно, как апельсин, всех!
Семь стрелков встали против пленных. Щелкнули затворы. Стукнул короткий залп. Один китаец присел и захохотал. Его рука попала в мозги убитого товарища. Сумасшедший поднял на ладони серо-красный сгусток, вывалившийся из разбитой головы. Кровь текла у него по пальцам, капала на траву. Рядом цвели яркими красными маками расколотые черепа красноармейцев. Китаец покачивался всем туловищем вправо и влево и тихо, не опуская руки с куском мозга, хихикал:
– Хи, хи, хи! Хи, хи, хи!
– Вот гадина, еще хитрит, прячется, приседает тутока! – Взводный резким, прямым ударом приклада разбил узкий лоб под щетиной жестких, иссиня-черных волос. Помешавшийся опрокинулся навзничь, вытянулся, лицо у него залилось кровью.
Высокий комиссар в кожаной куртке, уцелевший от пуль N-цев, сидел за столом в большой избе и допрашивал пленного офицера.
– Ваша фамилия и чин?
– Подпоручик Бритоусов.
– Вы какой дивизии?
– 4-й Уфимской стрелковой, генерала Корнилова,
– Полка?
– 15-го стрелкового Михайловского.
Комиссар обернулся к своему секретарю.
– Товарищ Климов, дайте мне именные списки 4-й дивизии.
Секретарь подал толстую тетрадь. Комиссар стал быстро перелистывать.
– 13-й Уфимский… 14-й Уфимский… 15-й Михайловский, так, есть. Командир полка полковник Егоров… Второй батальон – поручик Ситников… Третий батальон – капитан Каргашин… Вы какого батальона-то?
Офицер стоял бледный. Ноги у него незаметно тряслись мелкой, нервной дрожью, спина и плечи под английским френчем с вырванными погонами согнулись. Он был поражен осведомленностью красных.
– Я второй роты, первого…
– Ага, вот, есть, Бритоусов, говорите?
– Да.
– Совершенно верно, Бритоусов Евгений Николаевич, командир второй роты, подпоручик. Правильно.
Офицер качнулся всем телом, оперся рукой о стол, блестящим остановившимся взглядом уставился на комиссара.
– Послушайте, – губы у него пересохли, – послушайте, к чему вся эта комедия, весь этот допрос? Я давно уже приготовился, расстреливайте. Только об одном прошу, если в вас есть хоть капля сострадания к человеку, которого судьба случайно сделала вашим врагом, не мучьте ради бога. Убивайте скорее.
Комиссар засмеялся. Бритоусов из белого стал черным.
– Ну что же, смейтесь, я в ваших руках. Мучьте, истязайте, большего от вас ждать, конечно, не приходится, Наслаждайтесь муками вашей жертвы.
Комиссар перестал улыбаться.
– Подождите, что вы разнервничались, чего вы выдумываете? Я вовсе не намерен вас расстреливать.
– Наконец, это подло. Одной рукой подписывать смертный приговор человеку, а другой делать любезные жесты. Это недостойно человека.
Пленному не хватало воздуха. Молов встал, большие черные усы с опущенными концами делали его сердитым и суровым.
– Ну, прошу немного повежливее. Сначала узнайте все как следует, а потом уж брюзжите, хнычьте. Не меряйте, господин белогвардеец, всех на свой аршин. Не думайте, пожалуйста, что если вы расстреливаете всех коммунистов, то и мы делаем то же с офицерами. Вот вы теперь имеете возможность на собственной шкуре убедиться, что это не так. Вы будете отправлены в тыл. Не скрою, вас пропустят через фильтр, через чистилище – Особый Отдел, и если не будет установлено, что ваши лапки запачканы кровью, что вы принимали участие в карательных экспедициях, расстрелах, то вы получите все права гражданина Советской Республики, даже больше, вы будете приняты на службу в Красную Армию, где, если захотите, сможете отдать долг рабочим и крестьянам, искупить свою вину перед трудящимися.
Офицер не верил ни одному слову комиссара. Он овладел собой, стоял с гордым, надменным лицом.
– Вы кончили?
– Кончил, – ответил Молов и сел на стул.
– Кончайте же как следует, прикажите вашим китайцам поставить меня поскорее к стенке.
Молов засмеялся.
– Ну, вы, видимо, господин хороший, не в своем уме маленько. Вижу, вас не убедишь. Сейчас я вас отправлю в штаб дивизии. Климов, скажи, чтобы нарядили двух конвоиров.
Секретарь вышел.