– Конечно, нет.
– Ну, это, брат, неинтересно.
– Тебе, может быть, и неинтересно, а N-цы и сейчас не могут успокоиться, жалеют, что не пришлось им с самого Тухачевского обмундирование содрать.
Колпаков пускал колечки дыма.
– Забавная эта традиция у нас в армии, господа: как попался красный в плен – крышка, до ниточки обснимают всего. Оставят буквально почти в чем мать родила. Зимой ли, летом – все равно, тут хоть мороз-размороз будь. Точно по принципу Крылова: с волками иначе не делать мировой, как снявши шкуру с них долой.
Мотовилов возразил:
– Это не забавно, а целесообразно. Обмундирования мало, значит, его нужно отнять у врага.
Пришел новый знакомый, однополчанин штабс-капитан Капустин, очень веселый человек, имевший недурной тенорок и умевший порядочно играть на гитаре. Пришел еще кое-кто из молодежи, не было только подпоручика Иванова: ему пуля раздробила ногу, и он уехал в лазарет. Перед обедом разговорились о положении дел на фронте. Кто-то сообщил, что у Деникина все обстоит как нельзя лучше, что он уже в трехстах верстах от Москвы. Мотовилов говорил:
– Хорошо бы, господа, попасть к Деникину. У него ведь армия не нашей чета, добровольческая. Вот там бы можно было повоевать.
Барановский с обедом отличился. Меню было очень разнообразное. Прежде всего с графином хорошей водки была подана холодная закуска – поросенок со сметаной и хреном, студень и соленые грибы. Когда гости пропустили по «маленькой», был подан пирог с рисом и курицей. После пирога появился настоящий малороссийский борщ. Борщ сменили жареные тетерева, утки, заяц и жирный домашний гусь. После жаркого был подан пудинг и кофе. Все было приготовлено, как в первоклассном ресторане. Офицеры после однообразных щей и каши, которыми потчевали их ежедневно денщики, были в восторге от такого разнообразия блюд и хвалили наперебой искусство Барановского. Барановский, как настоящий именинник, был героем дня. Отпив с полстакана кофе, штабс-капитан Капустин сделал дурашливо-плачущее лицо, взял гитару и, слегка тренькая на ней, тонким, жалобным тенорком запел:
Эх, заварили чехи кашу,
Провоевали Волгу нашу.
Офицеры, возбужденные несколькими рюмками водки, затянули припев:
Ах, шарабан мой,
Щарабан,
Денег не будет,
Тебя продам.
Барановский замахал руками.
– Да бросьте вы, господа, этот «Шарабан». Только и знают, что орут эту белиберду.
Русски с русскими воюют,
А чехи сахаром торгуют.
Не унимался Капустин:
Ах, шарабан мой,
Шарабан,
А я, мальчишка,
Вечно пьян.
– Антон Павлович, – с укором посмотрел на него Барановский.
– Ну, ладно, ладно, не буду. Коли хозяин не велит, так быть по сему. Не любите, значит, вы белогвардейское творчество. «Шарабан»-то ведь во времена белогвардейщины на Волге создался.
Капустин тряхнул кудрями, закинул голову назад, лихо пробежал рукой по струнам, крикнул:
– Не хотите белогвардейскую, так вот вам пермскую, народную:
Д'наша горкя,
Д'ваша горкя,
Только разница одна.
Кто мою Матаню тронет,
Тот отведает ножа.
– У-у-ух-ты!
Все засмеялись. Капустин замолчал и с серьезным видом стал допивать стакан. Колпаков развалился на стуле и, сладко затягиваясь папиросой, стал вслух вспоминать то время, когда он беззаботным ветрогоном, студентом юридического факультета, носился по Казани.
– Хорошее это время было, господа, когда я учился в университете. Учиться я начал осенью шестнадцатого, а в марте семнадцатого вы ведь знаете, какую радость пришлось пережить.
Колпаков был кадет и немного либеральничал. Мотовилов, Петин и другие офицеры, настроенные монархически, засмеялись.
– Радость, действительно. Нечего сказать. Балаган такой на всю Россию господа социалисты подняли, такой порядок навели, что хоть святых выноси.
– Ну, господа, не будем спорить. Вы – монархисты, а я ка-де, и в этом мы никогда не сойдемся.
– Как вы сказали? Ка-ве-де? – пошутил Капустин.
– Ка-де, – серьезно повторил Колпаков. – Да, я ка-де, вы монархисты, и все мы делаем одно общее дело, дело освобождения России от ига большевизма. Вот та платформа, на которой мы пока сходимся.
– А я вот только одну партию и признаю – ка-ве-де, – продолжал смеяться штабс-капитан.
Колпаков пристально посмотрел на Капустина.
– Так вы, капитан, сами, значит, живете так – куда ветер дует?
– Именно. Именно так. Как это вы угадали? – закривлялся офицер.
Колпаков серьезно смотрел ему в глаза. Капустин схватил гитару:
На Кавказе между гор