Зелда, жена реб Иоси, благообразная круглолицая женщина в красном шелковом фартуке с белыми крапинками, делила и расставляла по порядку шалахмонесы, которые она собиралась послать другим и которые другие прислали ей.
Реб Иося-ягненок (так его прозвали в Касриловке) храпел на кушетке, а Менаше, краснощекий парень лет восемнадцати в длинном люстриновом пиджаке, вертелся около матери и лакомился то куском подового пряника, то горсточкой медовых катышков, то маковкой; он так увлекся своим делом, что зубы и губы у него почернели, а в животе заговорило.
– Менаше, довольно, Менаше! – то и дело упрашивала его мать.
– Довольно, довольно, – отвечал Менаше и глотал один «последний» кусок за другим.
– С праздником вас, хозяйка прислала вам шалахмонес! – говорит Нехама черная и подносит Зелде накрытый салфеткой шалахмонес.
– У кого ты служишь? – спрашивает Зелда с любезной улыбкой и берет у Нехамы поднос.
– У Златы, жены реб Айзика-балбрисника,[4] – отвечает Нехама черная и ждет, когда ей возвратят поднос.
Зелда опускает руку в карман, чтобы дать девушке грош, а другой рукой откидывает салфетку с шалахмонеса и застывает в изумлении.
– Что это такое? Смотри, Менаше!
Взглянув на шалахмонес, Менаше хватается за бока, приседает до самого пола и так хохочет, что реб Иося-ягненок в испуге чуть не падает с кушетки:
– А? Что? Что случилось? Кто там?
– Ты только погляди: ну и шалахмонес нам прислали! – говорит Зелда, складывая руки на животе. Менаше хохочет, а реб Иося-ягненок сплевывает, поворачивается лицом к стене и засыпает снова.
Зелда швыряет Нехаме поднос и салфетку и говорит:
– Скажи своей хозяйке, пусть доживет она до будущего года и пусть шалахмонес получше ей будет не по карману.
– Аминь! Того же и вам желаем! – отвечает Нехама черная и забирает поднос.
– Провались ты в преисподнюю, чертовка! – сердито говорит Зелда. – Вот бесстыдница! Ну, что ты скажешь, Менаше?
Брис – обряд обрезания; балбрисник (ирон.) – человек, который часто справляет брис.