Весь следующий день Стасик пребывал в траурном настроении. Чертова заколдованная дверь стояла на его пути к счастью, и он понятия не имел, как устранить это препятствие. В его голове рождались самые разные, подчас совершенно безумные идеи на этот счет. Он думал о том, чтобы соорудить таран, или попытаться пробиться в подземелье иным путем, в обход двери. Осознавая, что Гамал знает об этой крепости гораздо больше него, Стасик подступил к старику с расспросами. Нарочно принял беззаботный вид, дабы собеседник не заподозрил неладного, а свое любопытство объяснил в том духе, что вот просто интересно стало, и все. Так, от скуки.
Но Гамал ничем не смог ему помочь. Он хорошо знал устройство крепости, но лишь до тех пор, пока дело не касалось подземелья.
— Внутри я, сам понимаешь, никогда не бывал, — ответил он. — Да и любопытства особого к тому месту не испытывал. Есть ли иной вход в подземелье? Едва ли. А если и есть, он запечатан так же надежно. Иначе и быть не может.
Это Стасик понимал и без него.
Ночь спустя Стасик уговорил Свету предпринять еще одну попытку освобождения. Та нехотя согласилась на повторный эксперимент, но, как и в прошлый раз, он закончился неудачей. Вновь Стасик чувствовал, как из подземелья могучими волнами изливается сила его подружки, как от нее содрогается воздух и колеблются древние стены. Вновь проклятая дверь раскалилась докрасна, но выстояла. Казалось, ничто не способно сокрушить ее. Маги прошлого, воздвигнувшие эту преграду, постарались на совесть.
Злость охватила Стасика. Какая-то дверь, жалкая тупая дверь, мешает ему встречаться с девушкой. А ведь он всю жизнь об этом мечтал. Ну, о девушке, в смысле. Прежде тоже что-то мешало — то собственная робость, то девчонки воротили от него нос. Но теперь-то, теперь-то все, наконец, склеилось. И единственная преграда на его пути к счастью, это металлическая плита, поставленная здесь века назад какими-то давно сгнившими в своих могилах придурками.
Охваченный яростью, Стасик на следующее свидание прихватил с собой меч. Он решил показать двери, кто в этой крепости мужик. Если ее не разрушить магией, как ей понравится грубая физическая сила?
Спустившись по лестнице и войдя в коридор, Стасик сразу же, без предварительных ласк, обнажил клинок. Дверь темной громадой маячила в полумраке. Стасику показалось, что он чувствует на себе ее пристальный и весьма недобрый взгляд. Но он не остановился, и пошел на нее, поигрывая оружием.
— Лучше откройся по-хорошему! — сквозь зубы предупредил он. — Не стой на моем пути к большой и чистой любви!
Дверь не шелохнулась. Но и Стасик не дрогнул. Он наступал на нее, весь переполненный решимостью, и когда до препятствия оставалось метра полтора, резко замахнулся мечом. Решил не сдерживать себя и вложить в удар всю свою злость. Но решить-то решил, да вот только до удара дело так и не дошло.
Какое-то время он стоял с занесенным над головой мечом, затем медленно попятился назад и опустил оружие. Всю решимость как рукой сняло. Ее сменил страх. И преодолеть его Стасик не смог.
Со злостью и обидой глядя на дверь, Стасик проворчал:
— Я не сдамся. Не надейся! Все равно найду способ тебя сломать.
Дверь, разумеется, ничего не ответила, но Стасику показалось, что она имеет наглость не воспринимать его угрозы всерьез.
Жизнь в разрушенной крепости постепенно приобретала рутинный характер. Днем Стасик либо таскал воду на грядки, либо, если ему улыбалась удача в лице осадков, бездельничал, бродя по руинам или упражняясь с мечом. Ночи он проводил в подземелье, воркуя со Светой. Все общение со стариком сводилось к совместным трапезам да дежурным разговорам о погоде и прочей ерунде. И хотя подобную жизнь трудно было счесть пределом мечтаний, Стасик то и дело ловил себя на мысли, что она его вполне устраивает. И действительно, пусть в крепости жилось и скучно, но зато спокойно. Никто не издевался над ним, не подвергал унижениям, не пытался съесть заживо. В сравнении со школьными годами чудесными и его мытарствами в правильном мире, старая крепость казалась той самой тихой гаванью, о которой всегда мечтал Стасик. Если бы еще удалось разрушить заколдованную дверь и выпустить на свободу Свету, тогда бы он смело мог заявить о том, что по-настоящему счастлив.
Без пяти копеек счастливая жизнь продлилась в сумме где-то две недели. Стасик уже успел привыкнуть к ней. Более того, он успел привыкнуть к своему новому странному состоянию, и перестал непрерывно доставать Гамала требованиями скорее приготовить для него лекарство. В конечном счете, отсутствие чувствительности было не такой уж большой трагедией.
День, когда счастливая жизнь Стасика резко прервалась, сменившись сущим кошмаром, начался как обычно. Ничто не предвещало грядущей катастрофы.
Проснувшись и позавтракав, Стасик отправился таскать воду на грядки, а Гамал заперся в своей лаборатории. Так они и занимались каждый своим делом почти до самого вечера.
Время уверенно шло к ужину, когда до слуха Стасика донеслись какие-то чуть слышные крики, звучащие, как показалось, снаружи. Опустив ведро на землю, и взяв в руки меч, Стасик добрался до крепостной стены и осмотрел подступы к руинам.
Две сгорбленные фигурки стояли снаружи. Одна из них размахивала длинными руками, всячески привлекая к себе внимание. Стасик сразу узнал эту парочку, убрал оружие в ножны, перебрался через стену и поспешил к старым знакомым.
В этот раз гоблины явились в гости с пустыми руками. Никакого товара на обмен они не принесли. Но удивление Стасика возросло еще больше, когда он взглянул на Зархада. На гоблине живого места не было. Вся его бледно-зеленая физиономия была расписана многоцветными гематомами, правый глаз заплыл, одно остроконечное ухо распухло, и стало вдвое больше второго. На ногах он держался с видимым трудом, дышал тяжело и непрерывно демонстрировал болезненные гримасы.
— Что случилось? — участливо спросил Стасик, с жалостью глядя на побитого гоблина.
— Не спрашивай нас ни о чем, человек Стас, — горьким голосом произнес Зархад. — Одно тебе поведаю — план провалился с треском.
— Позови старика, — попросил Грыбан. — Видишь, брату гоблину нездоровится.
— Сейчас я за ним сбегаю, — пообещал Стасик.
Гамала он застал в его лаборатории. Старик был с головой погружен в некую загадочную работу. Он что-то смешивал в большом глиняном горшке.
— Там гоблины пришли, — сообщил ему Стасик.
— Мне сейчас не до них! — отрезал алхимик. — Передай, пусть приходят завтра.
— Они не с товаром. Зархад ранен, ему помощь нужна.
Гамал что-то проворчал себе под нос, затем произнес уже громче:
— Ладно. Веди их сюда.
Стасик замялся.
— Они, я думаю, не пойдут в крепость, — заметил он.
— Если не пойдут в крепость, пусть идут в… Ну, ты понял. Я занят, и не могу здесь все бросить.
Стасик поплелся обратно к гоблинам и передал им слова Гамала.
— Старик, верно, шутит! — воскликнул Грыбан. — От этих развалин за версту разит злом. Зархад лучше помучается, но внутрь не войдет.
Но Зархад придерживался иного мнения. В крепость он тоже не рвался, но больно уж крепко ему досталось.
— Ты Грыбан говори, да не заговаривайся, — посоветовал он. — Разве ты предпочтешь, чтобы твой однополчанин страдал? Вот, значит, какова твоя благодарность за всю мою нескончаемую доброту. А ты уже запамятовал о том, как однажды тебя укусила змея? Забыл, кто спас твою подлую шкуру от неминуемой гибели?
— Да помню я, помню, — прогудел Грыбан. — Забудешь тут. Ты же восемь раз на дню об этом вспоминаешь.
— Если бы я не помочился на укус, лежали бы сейчас твои косточки под ракитовым кустом, — продолжил стыдить соратника Зархад.
— А в какое место тебя укусила змея? — осторожно спросил Стасик.
— В верхнюю губу, — ответил Грыбан. — И то правда, если бы не братишка, быть бы мне покойником. Ладно, что ни сделаешь для друга. Веди нас, человек Стас, в эту мрачную обитель.
Сам Стасик давно уже перестал замечать ту ауру страха, что окутывала руины. Но всякий, кто сталкивался с ней впервые, испытывал целую гамму неприятных ощущений. Вот и гоблины, по мере приближения к крепости, стали скулить и вздрагивать.
— Да вы не бойтесь, там, внутри, не опасно, — убеждал их Стасик.
— На погибель идем! — суеверно пуча глаза, бормотал побледневший Грыбан.
— Оно, может, и само пройдет, — начал прикидывать Зархад, который вдруг усомнился в острой необходимости получения немедленной медицинской помощи.
Стасик чуть ли не силой втащил гоблинов на территорию крепости, а затем ввел за собой в темный пролом входа.
— Что, вышла тебе боком разбойничья жизнь? — с нескрываемым злорадством спросил Гамал, любуясь расписанной рожей Зархада.
— Благородный разбойничий промысел тут не при чем, — проворчал гоблин. — У меня был план. Но он потерпел неудачу.
Алхимик заставил Зархада раздеться до пояса и бегло осмотрел его жилистое, несуразно широкоплечее, туловище. Несмотря на обилие ссадин и синяков, серьезных ран у Зархада выявлено не было. И, тем не менее, досталось ему крепко. Гамал заставил его выпить два разных снадобья, и сообщил, что этого будет достаточно. Грыбан же, в это время, все же решился поведать о том, что случилось с его товарищем.
Тот самый гениальный план гоблинов состоял в том, чтобы захватить власть в одной из многочисленных банд, орудующих на нейтральной полосе. Смена руководства в разбойничьих шайках гоблинов осуществлялась старинным и благородным манером — дракой между действующим вожаком и дерзким претендентом. Зархад бросил вызов предводителю крупной банды, но исход поединка оказался не в его пользу.
— Боги сыграли со мной злую шутку, — ворчал Зархад, медленно прихлебывая целебное зелье. — Победа была близка. Я его почти одолел. Вы не думайте. Ему еще больше досталось. Он уже почти начал униженно молить о пощаде.
Грыбан негромко спросил у Стасика:
— Где у вас тут отлить можно?
Стасик объяснил гоблину дорогу, и тот удалился. Немного побыв внутри крепости, он перестал трястись от страха и уже не боялся бродить здесь в одиночку.
— Вот помяните мое слово, — ворчал Зархад, — я с этим гадом еще поквитаюсь. Как ребра перестанут болеть, я снова вызову его на бой.
— В этом случае заранее запасись добром на обмен, — посоветовал Гамал. — Потому что лечить тебя в долг я больше не стану. Оно и сейчас-то через себя переступил. Больше такого не повторится.
— Эх, старик, — досадливо протянул гоблин. — Откуда в твоей гнилой душе столько мелочной скупости? Разве не в том состоит священный долг лекаря, чтобы бескорыстно врачевать больных? Когда свояка змея за губу укусила, я ему бесплатно на лицо помочился.
— Ну, если речь об этом, — усмехнулся Гамал, — то явсегда рад помочь. Обращайся в любое время.
— Злой ты человек, Гамал, — укоризненно произнес гоблин. — Неудивительно, что среди своих не ужился.
В этот момент в лабораторию влетел запыхавшийся Грыбан. Одной рукой он придерживал спадающие штаны, второй размахивал так, будто отбивался от роя разъяренных пчел. По его виду было ясно, что он только что совершил интенсивную пробежку.
— Там! Там! — заорал он с порога.
Стасик со страхом уставился на гоблина, про себя гадая, что могло его так напугать.
— Что, брат? — спросил Зархад. — Что стряслось?
— Там такое! — выпалил Грыбан, и глаза его дико выпучились.
— Хватит уже дурью маяться, — не оборачиваясь, потребовал Гамал. — Это не смешно.
— Там всадники! — наконец, сумел вытолкнуть из себя гоблин.
После прозвучавших слов даже Гамал соизволил повернуться к нему лицом.
— Что ты сказал? — быстро переспросил алхимик.
— Всадники там, — повторил Грыбан. — Много! Целое, мать его, войско!
— Там, это где? — уточнил Гамал, и в голосе его Стасик расслышал нотки страха.
— Там, снаружи, — махнул рукой Грыбан. — Неподалеку.
— И что они делают?
— Часть стоит на месте, а другие, спешившись, идут сюда. У них оружие, на самих латы. Жуть и ужас! Я только, значит, портки приспустил, глядь, а их там тьма тьмущая прет.
Глаза Гамала полезли на лоб.
— Сюда? — простонал он. — Идут сюда? Нет! Этого не может быть! Ты ошибся, или тебе показалось.
Но взъерошенный и напуганный вид Грыбана говорил об обратном.
— Клянусь печеным поросенком! — выпалил он, ударяя себя кулаком в грудь. — Чтоб мне одним сельдереем всухомятку давиться!
— Дед, свояк не брешет, — заявил Зархад. — Я его знаю. Да и такими страшными клятвами просто так не разбрасываются.
Стасик удивленно моргал глазами, силясь понять, что происходит. Какие еще всадники? Какое войско? Откуда оно здесь, и зачем пожаловало?
И хотя он еще ничего не понимал, ему уже заранее стало очень страшно.
— Вашу мать! — выкрикнул Гамал. — Так, все живо за мной! Живо!
Он схватил впавшего в ступор Стасика и толкнул его к двери. Затем рявкнул на гоблинов:
— А вам, зеленым, надо дважды повторять?
Они всей гурьбой выбежали в коридор.
— Гамал, что происходит? — простонал Стасик, чувствуя все больший ужас.
— Не знаю! — отрезал старик. — Но если Грыбан сказал правду, у нас крупные неприятности.
Стасик едва не разрыдался в голос. Опять неприятности! Опять! Едва его жизнь хоть чуточку наладилась, как правильный мир тотчас же подвез ему свежую порцию отборных гадостей.