Я засунул руки в карманы, двое захватили их своими, третий встал сзади и мы двинулись.
{128}
Что впереди?..
Ничего...
Не может быть?.. Где выход?..
Его нет...
Он должен быть...
Нет...
Он явится...
Нет...
Бог оставил меня.
"На Шпалерную?"... Спросил я.
"Нет. В комиссариат".. Ответил мне старший.
"Врет как всегда"... Подумал я...
Привели на Шпалерную... - В Дом Предварительного Заключения... Обыск. - Отобрали часы.. Фамилию не спросили... Вижу записали "Неизвестный № 11"...
"В Особый ярус!"... Приказал дежурный.
Повели... Снова обыск... Здесь не шутки... Сняли ремень, подтяжки... Я спустил штаны... Пощупали... не нашли...
"В камеру 132!".
ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ В ОДИНОЧКЕ "ОСОБОГО ЯРУСА".
Я вошел в камеру...
Толстая, массивная, совсем как у денежных шкапов дверь, быстро, но бесшумно подошла к своей раме и немедленно раздался тройной, следующий один за другим характерный хряст... Первый, совпадающий со стуком железной двери об раму - звук защелки. Тяжелый, ахающий... И вторые два. Боле хрустящие. Поворот ключа.
Впустить арестанта, быстро закрыть за ним тяжелую дверь на автоматическую защелку и немедленно, равномерным хрястом, два раза повернуть ключ и с грохотом выдернуть его, звеня всей связкой - своего рода, щегольство тюремных надзирателей.
{129} На арестанта эта резкая отсечка его от мира действует психологически. Легче, когда это разделение с миром совершается постепенно, мягче, не так подчеркнуто. Это мелочь, а в тюрьме все соткано из мелочей, и вся крупная игра идет на психологии...
Дверь затворилась, и я остался в камере...
Один...
Так вот он выход!
Семь шагов в длину, пять в ширину, направо привинченная к стене койка, налево привинченный столик и табуретка, над ним лампочка, против двери, метра на два от пола, маленькое окно с решеткой, в углу умывальник и уборная. Голо, пусто, неуютно...
Так есть, так будет и не может измениться... Не подумал, а скорее почувствовал я.
Сел на скамеечку, встал, прошелся по камере, еще раз сел... Не мог собрать мыслей...
Особый ярус Шпалерной... Я - "Неизвестный № 11"... Взят на улице. Об аресте никто не знает. Сознаться где жил, не могу...
Что же дальше?..-Неизвестность, безысходность. Ничего...
Как ничего? Не может быть!
Что первое?
- Допрос.
Допрос... И я обязан молчать. Буду молчать. - Будут держать... Заморять голодом. Расстрел... Тупик.
Нет что то не так... Надо еще подумать. Опять мысли и опять то же... Впереди пытки, голодная смерть. Расстрел...
Машинально, думая все о том же, я прошел по камере. На полочке миска, ложка и кружка. И не прибавится... Мелькнуло у меня в голове.-Не может прибавиться...
И так захотелось уюта... Ведь и здесь, в тюрьме его можно создать. Несколько домашних вещей... Хотя бы знакомое одеяло, подушка, домашняя кружка, вот и уют. В определенные дни передача. Опять знакомые вещи. Становится как то легче... Всего этого у меня нет и не может быть! И снова сознание безнадежности.
Было холодно. Мой пиджак и сапоги были мокры. Я снял их, откинул койку и лег. Где же выход?..
{130} Ответа не было...
И вдруг как то неясно в голове прошло... чуть чиркнуло... Но след остался... Бог! Что Бог!?
Поможет... Но я же искренно просил Его помочь... От всей души.
Я лучше не могу. Я не умею. Помог ли Он?
Быть может да... Быть может нет... Быть может все зависит от меня... Быть может... Он не может...
Ах, как неясно все... Как все томительно, как больно. Но это ведь не просто рассуждение. Предел настал. Мне надо знать... Мне надо знать, чья воля... Что делать мне?
Шло время... И в голове все то же. Расстрел... А если не расстрел, то истощение, пытки, голод. Итог - все смерть. Тупик. Нет выхода... И вот опять.. Уже настойчивей в душе мне что то говорило...
Бог! Верь!... Иди к Нему и Он поможет.. Но ум, рассудок, возражал: Не верь. Наивно, глупо. Ведь существует логика... Все остальное чушь... Ведь ты в тюрьме, ты в Г. П. У. и нет, не может быть надежд...
Опять борьба... Опять сумбур... Ох тяжело! Ну что ж?
Нет веры? Разум победил?