4
Вставало утро. Познабливало. За Пинегой, над еловыми хребтами, разливалась заря - красные сполохи играли в рамах.
Варвара, слегка покачиваясь, шла пустынной улицей, простоволосая - платок съехал на плечи, - и злыми, тоскливыми глазами поглядывала на окна.
Господи, сколько ждали этого праздника, сколько разговоров было о нем в войну! Вот погодите, придет уже наш день - леса запоют от радости, реки потекут вспять... А пришел праздник - деревню едва не утопили в слезах...
Поравнявшись с домом Марфы Репишной, Варвара привстала на носки, яростно забарабанила в окошко:
- Марфа! Марфушка! Принимай гостей!
В избе зашаркали босые ноги. Темные гневные глаза глянули сверху на нее:
- Бесстыдница! Орешь середь ночи. Бога-то не боишься.
- А, иди ты со своим богом! Я плясать хочу! - Варвара топнула ногой, взбила пыль на дороге.
Немо, безлюдно вокруг. Сухим, режущим блеском полыхают пустые окошки. И тоской, вдовьей тоской несет от них... Ну и пускай! Пускай несет. А она назло всем петь будет - хватит, наревелась за войну!
И Варвара, круто тряхнув головой, запела:
Во пиру была да во беседушке,
Ох, я не мед пила да я не патоку,
Я пила, млада, да красну водочку.
Ох, красну водочку да все наливочку.
Я пила, млада, да из полуведра...
Тявкнула гармошка в заулке у Василисы, а затем петухом оттуда выскочил Егорша. Волосы свалялись, лицо бледное, мятое, к рубашке пристала солома - не иначе как спал где-то...
- Ну, крепко подгуляла! Значит, из полуведра?
- Да, вот так. Еще чего скажешь?
- - Ты хоть бы меня угостила.
Варвара скептическим взглядом окинула его с ног до головы.
- Кабы был немножко покрепче, может, и угостила бы.
- А ты попробуй! - вкрадчивым голосом заговорил Егорша.
- Ладно, проваливай. Без тебя тошно.
Варвара стиснула концы белого платка, пошагала домой.
- Ты куда? - обернулась она, заслышав сзади себя шаги.
- Вот народ! - искренне возмутился Егорша. - Праздник сегодня, а у них все как на похоронах.
- А и верно, Егорша! Праздник. Давай вздерни свою тальяночку.
И взбудоражили, растрясли-таки деревню. Бледные, заспанные лица завыглядывали из окошек. Но что-то невесело, тоскливо было Варваре, когда она подходила к своему дому. И даже восход солнца, нежным алым светом затрепетавший на белых занавесках в окнах, на ее усталом, осунувшемся лице, даже восход солнца не обрадовал ее.
Она тяжело вздохнула и толкнула ногой калитку.
- Спасибо.
Егорша сунул ногу в притвор:
- Погоди! За спасибо-то и по радио не играют...
- Чего?
- Холодно, говорю. Погреться пусти... - Егорша зябко поежился и остальное досказал глазом.
- Ах ты щенок поганый! Глаза твои бесстыжие!
- Ну, нашлась стыдливая...
Калитка резко хлопнула. Белая нижняя юбка заплескалась над ступеньками крыльца.
Лицо у Егорши вытянулось. Жалко, черт побери! Не с того, видно, конца заход сделал. Но не в его характере было долго унывать: сегодня не выгорело, в другой раз выгорит.
Он развернул гармонь, голову набок - и пошел плеваться крепкими, забористыми припевками.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
1
Где-то по городам, далеко-далеко за синими увалами лесов, шумно шагала лучезарная Победа - об этом изо дня в день трубили газеты. Уже и первые эшелоны с демобилизованными загрохотали по Руси. А пекашинцам - черт бы побрал их глухомань! - только и оставалось, что ждать. И ждали. Ждали, томительно высчитывая дни: когда же, когда же приедут родимые?
Девки и молодухи, вдруг вспомнив про свою молодость, весь июнь шуршали уцелевшими нарядами: выжаривали на солнце, выколачивали прутьями. Потом, уже перед самым сенокосом, принялись за избы. Мыли со щелоком, с дресвой, скоблили потолки и стены, густо прокопченные военной лучиной.
Лизка Пряслина тоже не захотела отставать от других. И как ни отговаривала ее мать ("Нам-то кого встречать, глупая?"), выгребла грязь из дому. Да мало того. Заручившись помощью Раи Клевакиной, взялась за боковую избу Ставровых: пускай и у них будет как у людей.
Егорша, вернувшись вечером со сплава, застал дома потоп. Он пришел в ярость. Кто просил эту лахудру разводить сырость? Он катал весь день бревна, бродил в воде - имеет право хоть пожрать по-человечески?
На крик из чулана выскочила Раечка - мокрая, румяно-вишневая, с высоко подоткнутой юбкой. Но, увидав в дверях мужчину, пугливо метнулась назад.
Лизка насмешливо хмыкнула:
- Вот еще! Нашла кого стыдиться! - И не долго думая протянула Егорше пустые ведра. - Помогай лучше! Глазунов-то нам не надо.