Приход председателя на дом, да еще в день приезда из лесу, ничего доброго не сулил - Михаил хорошо это знал по прошлому. Опять какое-нибудь пожарное дело: либо за сеном тащись с бабами на ночь глядя, либо - семенами у соседа разжились - мотай срочно за семенами...
Одним словом, выручай, Михаил. И потому он мрачно, почти с ненавистью покосился на Анфису Петровну, сидевшую на передней лавке с Татьянкой на коленях.
Первые же слова Анфисы Петровны ошеломили его.
Анфиса Петровна посылала его в город. Дело в том, что Лобановы получили от своей невестки письмо (только что, с сегодняшним пароходом), и та пишет, что может помочь колхозу машинным маслом да мазью - на складе работает.
- Я думаю, такой случай упускать нельзя, - заключила Анфиса и своими добрыми и умными глазами посмотрела на него.
Михаил машинально, не раздумывая, кивнул головой: конечно, нельзя. И масло и мазь позарез нужны колхозу. Ведь за эти годы чем только они не смазывали свои немудреные машины! И дегтем, и салом, и всяким варевом, от которого за версту несет вонью.
- Поезжай, - говорила Анфиса Петровна. - Заодно и город посмотришь. Я вот до сорока годов дожила - ни разу не бывала.
Михаил в нерешительности посмотрел на ребят, на мать - дел дома куча. А главное - с чем ехать? С картошкой одной в Архангельск не поедешь. Но Анфиса Петровна уже предусмотрела и это - выписала двенадцать кило жита. Фуфайка страшная, стыдно на люди показаться, как говорит матерь. Пожалуйста. И этой беде можно помочь. Найдется фуфайка, заверила Анфиса Петровна, и даже костюм Григорьев можно попримерить.
Михаил решился - раздумывать некогда, "Курьер" приходит сверху рано утром.
- Мати, затопляй печь! Лизка, неси мешок!
На колхозный склад он влетел разгоряченным жеребцом - только что не заржал: глаза горят, грудь как мехи кузнечные, и сила такая - все сворочу!
- Из какого мешка? Говори!
Варвара указала на дальний угол.
Михаил затопал - половицы завизжали. Мешок - немалый - поднял играючи, пропер к весам без передышки.
Варвара ахнула:
- Ну, какой ты мужчина стал!
- Растем! - отшутился он. - И ты девкой стала.
- Да, верно что девкой. Опять замуж можно выходить. - И рассмеялась невесело.
А вообще-то молодец баба! Терентия убили в прошлом году, а кто слыхал от нее стон? Правда, женки вписали ей это в строку: сердца нет. А может, она назло всем чертям так делает? Слезу пускать да реветь - это каждый умеет. А ты вот попробуй рот скалить, когда у тебя сердце кровью обливается.
Рот у Варвары красивый, белозубый, смехом налит - нету такого другого рта в Пекашине. И, глядя на ее моложавое, высветленное вечерним солнцем лицо, Михаил вдруг вспомнил давешние слова Егорши. Придумает же, сукин сын!
- Ты чего это развеселился? - спросила Варвара и снизу, от весов, посмотрела на него.
- Да так...
- Знаю, знаю, что у тебя на уме. Я еще тогда - помнишь, в поле ты Дунярку высматривал? - сказала себе: быть моей племяннице за Мишкой! Ух и погуляем на свадьбе!
- Иди ты к черту!
Он ткнул карандашом в ведомость, схватил свой мешок с зерном.
Варвара, довольнехонька, засмеялась (первое это удовольствие для нее вогнать человека в краску), а когда он был уже на улице, окликнула. Подошла, роясь в брезентовой сумке, - начальство, завскладом!
- Ты вот что мне. Чулки городские да подвязки на резинке привези.
Михаил ошалело попятился назад.
- Ну-ну, совала Варвара деньги со смехом, - привыкай. А сам не можешь, Дунярку или Онисью попроси. Там, на рынке, говорят, всякой всячины.
Пришлось принять деньги - дьявол с ней, пускай наряжается.
3
Когда Михаил очень спешил, он обычно ходил задворками либо подгорьем. Потому что стоило ему показаться на улице, как бабы со всех сторон наваливались на него: этой поправь крышу, той подними дверь - каждый раз с боем и она сама, и ребята попадают в избу, а у третьей и того срочнее дело потолок "заходил" над столом.
И он ладил крыши, поднимал двери, подводил всякие подпоры под прогнившие потолочины, отбивал и наставлял косы, рушил постройки на дрова. Да, оказывается, и эта работенка - наводить разруху на деревне - кое-какой сноровки требует. Крепко старики строили - пока бревно от сруба оторвешь, семь потов с тебя сойдет. В общем, его мужские руки нарасхват рвали безмужние бабы.
И то же самое сегодня. Только он выкатился со склада на переднюю улицу да подумал, не лучше ли повернуть обратно, на задворки, - стоп: Окуля Зубатка. Выстала с топором на самом углу - расклинь топорище.
- Давай в другой раз. Я в город еду.
Окуля что-то забормотала себе под нос - насчет совести, насчет того, что она ведь не задаром просит.
И тут Михаил понял, на что намекает Окуля. На то, что он ее должник. В прошлом году травяного настоя брал от скрипа в коленях.
Михаил аж затрясся от ярости. Сколько он этой старой сквалыжине всякой работы переделал - и избу перекрывал, и две весны участок пахал, - а тут про какой-то травяной настой вспомнила!
Ну дьявол с тобой - давай сюда топор.
Вот так и пошло. У Окули топор, у Дуни Савкиной крыша - еще осенью, уезжая в лес, пообещал сменить гнилую тесницу.
- Нет-нет, не могу сейчас! - замахал он руками еще издали. И - мимо.
А Петр Житов не Дуня Савкина - мимо не проскочишь. Петр Житов кого угодно по стойке "смирно" поставит. Ежели не горлом, то своим протезом. Криком кричит у него донельзя разношенный протез.
- Мишка, это правда, что ты в город едешь? Дак вот, мальчик, поручение. И далее Петр Житов усадил его на крыльцо и начал обстоятельно втолковывать, где и как разыскать в городе протезную фабрику. Срок носки протеза у него вышел еще год назад - и почему никакого внимания к инвалиду Отечественной войны? Неужели он, Петр Житов, не заслужил железной ноги?
Еще хотела заарканить его Раечка Клевакина. Раечка выбежала с маслозавода:
- Эй, приворачивай! Машина сломалась!
Возможно, вполне возможно, что у сепаратора опять какая-нибудь гайка размололась - старый, одного года рождения с колхозом сепаратор, - но Раечка-то его, конечно, не ради сепаратора звала.
В прошлом году завозились на пожне бабы и девки, штук пятнадцать навалились на него сразу - где тут справишься? И вот чтобы хоть как-то выйти из положения (позор - бабы выкупали!), Михаил уже в последнюю минуту схватил в охапку Раечку и закричал дурашливым голосом: "Эх, уж ежели тонуть, то тонуть только с Раечкой!"
И, наверное, понравилось Раечке их совместное купанье - с той поры она постоянно стала попадаться ему на глаза, даже с Лизкой завела дружбу, чтобы заходить к ним домой.
Лично Михаил ничего против Раечки не имел. Девка красивая, жаркая - зимой в самый лютый мороз в одном платье выбегает с маслозавода дрова колоть. И не жадная - даром что дочь Федора Капитоновича.