— С чего радоваться?
— Не знаю. Но всё же поищи причину, хотя бы одна должна быть… Всё! Больше ты и шагу не сделаешь! Экспедиция окончена — я поцеловал её в щёчку самым нежным поцелуем, какие только имелись в моём "подхалимском арсенале", как говорила жена. Томка "обмякла" и заулыбалась. Так мало надо женщине!
Мы шли от трамвайной остановки к дому, и я спросил:
— Что значит "скобариха"? Слово понятное: "скоба". Но при чём тут женщина? — и она рассказала, что "скобарями" у них называют всех иногородних. Глубокая история и она уходит корнями во времена основания Петербурга: для скрепления брёвен в строительстве и до сего времени применяются скобы. Всяких размеров, но всё едино — металлическая скоба. Скобы производили жители окрестных деревень, и прозвание своё изготовители получили по имени изготовляемой продукции: "скобари". Просто и понятно. Если, например, в нашей местности простого сельского жителя, человека малограмотного, оскорбляют одним словом "деревня", то жители Санкт-Питербурга, пользуются "скобарями". Это потому, что культура жителей столиц выше культуры провинциалов. Да и во всём остальном житель столицы выше провинциала: если набор из "ё….. твою мать!" и до сего времени является основным "объявлением" в провинции, то в столицах пользуются иными выражениями. Когда при первом посещении "второй" столицы увидел в магазине ценник с надписью кура, то несказанно удивился:
— Томик, почему написано "кура", а не "курица"?
— Потому, что туша могла принадлежать и петуху. Это раз. Второе: "курица" — это совсем другое… — но что именно называется "курицей" в славном городе Ленинграде — жительница прекрасного города уточнять не стала.
Глава 13. "Аптекарская"
Тогда в трамвае пришла уверенность: обитатели второй столицы — сплошь милые и культурные люди! Вежливые и предупредительные. Классом выше, чем жители "первой" столицы, но причину их "взрыва" от какой-нибудь мелочи получил позже:
— Это у нас от лекарств. Много мы употребляем разных таблеток. Лечимся непонятно от каких болезней! — призналась Томка.
— Если понимаешь, то зачем глотаешь всякую гадость?
— Привычка. Отставать от других не хочется.
— Понятно. Стремление "не дать себя обойти!"
— По количеству поедаемых медицинских препаратов северная столица стоит на первом месте среди городов отечества.
— Повод для гордости?
— Да нет, чем гордиться?
— Как думаешь, вы своё такое "первое" место когда-нибудь уступите другим городам?
— Вряд ли.
"Торговые" эпизоды, что приключились со мной в первый день визита, более не повторялись: моя неиссякаемая "энергия обольщения" закончилась. Совсем, как бензин в баке автомобиля. Но Томка объяснила всё с "научных позиций":
— Совпадение. Случай — но и она ошибалась: "восторг души", как и пламя, был залит славным ленинградским пивом! И не только:
— Мужчины, может, отдохнёте от походов "рюмочную"? Сходили бы в "гробы", соседка говорила, что там мясо хорошее привезли — как это "мясо в гробах"!? Что за тайны!? Да укажите на это место — я и сам сбегаю! Ради такого чуда — хоть на край света!
Выйдешь на Старый Невский — и на правой стороне ходом к Лавре увидишь магазинчик. Надпись: "Мясо".
— Но почему "гробы"!?
— В старину в нём гробы продавали. Так и осталось название — это ж надо такому быть! Сколько лет прошло с тех времён, а мясо в "гробах" — неизменно!
Томик была профсоюзным работником на знаменитой швейной фабрике — это раз, старше меня на десять лет — два, проживала в столичном городе — три. Если город когда-то был столицей державы, то таковым он и останется навсегда, и она в нём проживала! У меня, провинциала, не было ни малейшей возможности, хотя бы на толщину волоса, подняться над ней в культуре и поэтому возражать я не рискнул. "Совпадения?" Пусть они будут. Проще и удобнее жить, если во всём с ней соглашаться. Ну, если разве иногда, как бы невзначай, "забывшись", "мягко и ненавязчиво" "тактично", слегка "показать ей зубы" и дать понять, что и мы в нашей провинции не все поголовно "пальцем изготовлены". Она же умница, она поймёт сразу! Ах, как приятен тот миг, с которого столичная женщина начинает медленно, но верно смотреть в рот провинциалу!
К настоящему времени прежние и глубокие "зависания" у торговых работников при общении со мной происходят редко. Моя прежняя сила усохла на девяносто процентов, в "мумию" превратилась. И всё — от лени, от вопроса самому себе:
— А нужно мне ЭТО?
Да, я могу заставить ошибиться продавца любого возраста и дать сдачу с несуществующей купюры, но для этого требуется пустяк: я должен войти, как и прежде, в необъяснимое состояние радости! Эйфории, такое моё состояние можно назвать как угодно, но без душевного восторга продавец не даст мне лишнего в сдаче и копейку! И объяснение знаю: нет у меня на сегодня причин на то, чтобы душа моя, как прежде, вошла в состояние восторга! Мир стал настолько скучен, что согласен с тем, чтобы теперь меня любым способом вынудили купить плохой и ненужный товар. И чтобы при этом слегка обсчитали. За прежние мои восторги. Какой, к чёрту, может быть в душе восторг, когда я иду на рынок, а мои тазобедренные суставы скрипят? И своим ходом я напоминаю перемещение старой утки? Откуда в душе найдётся место для радости, если я завидую бывшему премьеру, коему заменили точно такой же, как и мой природный, но износившийся тазобедренный сустав, титановым? Какая, к чёрту, может быть эйфория!? А всё эти ужасные СМИ! Это они на наши экраны выпустили вынутый из тела бывшего премьера отработавший природный тазобедренный сустав с указанием стоимости операции! Опять эти СМИ, без них и шагу ступит невозможно!
А тогда, в трамвае после моей "лекции" о наших беспричинных "душевных" восторгах Томка сказала только одно слово:
— Трепач! — но всё, о чём я тогда трепался, она слушала, не перебивая.
Третий день пребывания Томка посоветовала "уделить внимание святому": побывать в Александро-Невской лавре. Лавра в посещении вышла на первое место потому, что находилась всего в метрах восьмистах от дома. Да и то дворами, а это, пожалуй, минус ещё пару сотен метров. И мы отправились в Лавру. Пришли.
— С чего начнём?
— С некрополя — ей лучше знать объекты, что были достойны внимания от провинциала. Прошлись по некрополю. Старина. Благородство и даже какая-то красота в захоронениях. Пришли к Никольскому храму. Вошли. Шла служба:
— Томик, в православный храм заходить женщине с непокрытой головой нельзя!
— Это почему же!?
— Правила такие. Закрытая голова у женщины — знак того, что она признаёт над собой власть мужчины — не нужно мне было говорить такое Томке. Тем более — мастеру на большой фабрике города. Члену профсоюзного комитета всё той же фабрики. К тому же я и сам точно не знал, почему у женщины должна быть покрыта голова? Но продолжал:
— Обрати внимание, хотя бы на одной иконе, или росписи, изображена женщина с непокрытой головой?
— А, вон, та, с поднятыми к небу глазами и с распущенными волосами!
— Знаешь, кем она была?
— Нет. Просвети?
— Блудница. Мария из города Магдалы — врал напропалую. Томка ничего не говорила в ответ. "Э-э! Не знает Томик Писание! Да и я не особо силён в нём…". Потом она купила три свечи и долго думала, перед какой иконой их зажечь?
— А ты не собираешься свечи покупать?
— Нет. Это не свечи. Свеча Богу должна быть из чистого воска, как на заре христианства на Руси, а эти свечечки сделаны из отходов мыльного производства. Мне думается, что лучше перед Богом вообще ничего не зажигать, чем воскурять непонятно что. Это раз. Второе: скажи, для чего вообще свечи зажигают? Неужели люди думают, что, зажегши свечу из неизвестного жира, они перед Богом лучше делаются? Как тебе кажется? — и Томка в очередной раз внимательно посмотрела на провинциала.
Глава 14. Советы и рекомендации.
Прошло сорок лет со дня первого моего путешествия в… как его теперь называть? "Град Петров"? Сегодня он вернул себе имя, данное ему при "крещении", а тогда он прозывался именем человека, который опоганил его пребыванием своим на многие годы, если не навсегда.
Очень долго считал, что любой житель стольного града абсолютно во всех позициях, стоит выше меня, провинциала. Откуда у нас, провинциалов такое раболепие перед "столичными штучками"? От зависти? Не от нашей ли собственной уверенности, что в провинции "дома — пониже и асфальт — пожиже"? И почему никто из провинциалов ни разу не пожалел столичного жителя, хотя бы вот так: "он же, бедняга, в своём "полисе" совсем очумел от столичных благ! Мне в провинции ни в чём, могу у себя быть каким угодно, а ему "стольному" бедолаге, таким манером жить нельзя! Он всякую секунду от стольного жития в напряжении пребывает, и сколько такое напряжение выдержать можно? Шесть десятков лет? Больше? Меньше? С лекарствами, или без оных"?
Глава 15. Северо-запад.
Нужно ли говорить о том, что я полюбил "Северную Пальмиру"? И появлялся в ней, как в собственном доме? Нужно ли говорить, что, появляясь в очередной раз в городе, думал:
"Ты — сон, ты — Великий Город, Прекрасный Город, Сказка-город! Но сказку не все мы понимаем и любим, а если так, то и не всякому в этой сказке проживать следует. Я пригоден для жития в этой сказке?" — и отвечал:
— Нет! Любовь прекрасна и бессмертна на расстоянии, но "плотная", "контактная" любовь очень скоро умирает. И сны о прекрасном городе долго не живут. Этот город — сон для меня, но не для Томки и для миллионов других его жителей. Погуляю, понаслаждаюсь твоей жизнью — и назад в провинцию!"