Тот повернулся и, взглянув на него, заулыбался, самой ужасной из всех улыбок, которые можно было себе представить.
— А, Гриффиндорский Наследничек… Ты похож на него, только он никогда не был таким дохлым и хрупким, как ты. Но, видя тебя, я думаю, в его сердце всегда было что-то непрочное… А ведь по нему сложно было это заподозрить… А теперь — посмотри-ка на меня, — он улыбнулся, и Гермиона похолодела, услышав в его голосе предвкушение пытки…
Странно — именно так и звучал голос Драко несколько лет назад, когда единственной целью в его жизни было побольнее ранить Гарри. Она затрепетала, ожидая, что он двинется к ней, понимая, что для этой цели она подходила сейчас куда лучше… Но нет.
Слитерин поднял и сжал в руке мантию-невидимку, а из кармана мантии вынул длинный узкий нож. Взглянув на Гарри, он воткнул его в мантию и с размаху располосовал ее на две половины со звуком, похожим на вскрик… Гермиона охнула, но ничего не могла поделать: за несколько секунд мантия Джеймса Поттера, побывавшая с ними во всяких переделках и не раз спасавшая им жизнь, единственная вещь, доставшаяся Гарри от отца, — превратилась в полосы, свившиеся вокруг ног Слитерина…
Гарри не двинулся, не заговорил — она увидела его склоненную голову, словно у него не было сил смотреть на это, его трясущиеся плечи… Самое ужасное зрелище в мире… Видеть, как он страдает, видеть его поражение… Ей хотелось кричать, выть от ярости и отчаяния; вырвись она на волю, она бы убила Слитерина голыми руками. В комнате царила тишина, нарушаемая только неровным дыханием Гарри, да ее собственными задыхающимися всхлипами, да… звуком открываемой двери.
Дверь. Гермиона дернулась в своих веревках и со страхом и удивлением увидела, как двустворчатая дверь распахнулась, как совсем недавно распахнулась перед ней и Гарри, и в комнату вошли Драко и Джинни. Сначала Драко, Джинни за ним. В руке он сжимал меч, Джинни держала наготове палочку. Ее глаза заскользили по комнате — пентаграмма на полу, Око, Гарри, Гермиона, Слитерин… — и они двинулись вперед, словно ничего не увидели.
— Драко! — Гермиона не смогла сдержать рвущийся из груди вопль. — Джинни!
Ни тот, ни другой не повернулся, словно ничего не услышали. Гермиона повернулась к Гарри, и от выражения его лица у нее дрогнуло сердце: не моргая, он потрясенно смотрел на Драко, словно не в силах проверить в происходящее. Она почувствовала, что он пытается заговорить с ним, как обычно, обратиться к нему — разум к разуму — и… ничего.
Слитерин рассмеялся, не пытаясь говорить тише:
— Они не слышат вас. И не видят. Мы под Заклятьем Obfuscatus — простенько, но эффективно.
Смотрите.
Гермиона взглянула, не в силах отвести глаз. Она поняла, что не может услышать, о чем говорят Драко и Джинни — вот Джинни остановилась и, упершись рукой ему в грудь и глядя в глаза, что-то серьезно сказала ему. На ней были какие-то древнего покроя кожаные бриджи и черный, явно не по размеру, свитер, скрывавший ее изящную фигурку — наверное, он принадлежал Драко… Хроноворот на запястье… Драко — такой тонкий в его черной рубашке, с закатанными рукавами — она могла видеть черную розу Знака Мрака на его предплечье — поднял руку, откидывая с глаз упрямые серебристые пряди, оглядел комнату…
Она безмолвно молила его: ну увидь же меня, увидь меня!
Но нет — он пожал плечами, потянулся к Оку и положил на него руку.
Нет, — прошептала Гермиона и заорала во весь голос, — нет! НЕТ!
Ее не услышали. Она увидела, как Джинни что-то произносит… в центре Ока полыхнули вспышки — золотая и темно-зеленая, глаза Драко расширились, он отступил и, ухватив Джинни, потащил ее за собой: Око начало дрожать и вибрировать, внутри него замерцало живое пламя.
Гермиона слышала свое хриплое дыхание, разрывающее тишину. Пламя снова затряслось… И, наконец, вырвалось наружу — с резким треском Око разрушилось, рассыпав хрустальные осколки дождем скорлупок, а на том месте, где оно только что висело, вознесся зеленоватый дымок; качнувшись, он направился к Слитерину и вошел ему в грудь.
Слитерин взревел, будто его пронзили кинжалом, выгнулся дугой навстречу входящему в него зеленоватому облаку, вокруг его тела появился изумрудный ореол… И исчез.
Слитерин выпрямился и захохотал.
— Какого черта? — услышала она ошарашенный голос Драко, доносящийся откуда-то издалека. — Как это получилось?..
Джинни подняла голову, собравшись что-то ответить ему, и задохнулась, увидев перед собой Гарри и Гермиону, которой потребовалось мгновение, чтобы сообразить, что теперь они тоже видят ее, но тут Слитерин поднял руку, указывая ей на Джинни и распевно произнес:
— Wingardium everriculum!
Джинни вскрикнула, когда ее ноги оторвались от пола и, молниеносно перелетев через комнату, она наткнулась на третий, стоящий рядом с Гарри, столб. Веревки взлетели вверх и крепко оплели ее руки и ноги.
Драко обернулся:
— Джинни?..
Голос его оборвался, и он остолбенело замер, переводя глаза — Гарри… Гермиона… и, наконец, Слитерин, на котором его взгляд остановился, наполняясь отвращением и… страхом. Гермионе почти не приходилось видеть, чтобы Драко боялся. Гневался ли он? — да, занудствовал? — постоянно, был ли противным? — частенько, однако испуганным? — нет, очень редко. Возможно, это из-за того, что теперь Слитерин выглядел совершенно по-другому: он словно прибавил в росте несколько футов, он излучал могущество, от него исходила мрачная пульсирующая сила. Она вспомнила, как он вошел в Нору, уже имея силу от Флёр… тогда он был куда сильнее, чем она помнила, однако по сравнению с тем, что случилось сейчас… — это было ничто. Глаза его излучали зловещий свет, сила ярким ореолом пульсировала вокруг его тела — высокий и ужасающий, он вознесся ввысь, и глаза сияли черными солнцами на снежно-белом лице.
Он протянул руку Драко:
— Подойди сюда. Отдай мне меч.
Драко лишь покачал головой, за него ответила Джинни:
— Нет.
Слитерин протянул руку, коснулся точки у основания шеи Гарри и нежно скользнул вниз, остановившись над его сердцем. Гарри вздрогнул, но не вымолвил не слова. Гермиона почувствовала, что от ужаса сейчас буквально вылетит из своего тела, и, судя по лицам Драко и Джинни, они чувствовали то же самое.
— Делай, что я тебе велел.
— Ты не должен убивать Гарри, — дрожащим голосом произнесла Джинни. — Он тебе нужен.
— Он вовсе мне не нужен, — спокойно ответил Слитерин. Нагнувшись, он поднял лежащие у его ног ножны Гарри и вытянул оттуда меч — тот снова был целым, но времени, чтобы подумать о том, почему и как, у них не было — Слитерин взмахнул им над Гарри.
— Могу начать с отрубания его пальцев — одного за другим. Уверен, от потери крови он не умрет… Во всяком случае, не сразу, — он улыбнулся и швырнул меч на пол. — Или нет… Мне не нужны эти маггловские способы, от которых он будет выть… — Он повернулся к Гарри. — Ты уже однажды испытывал Заклятье Пытки, но вряд ли с той силой, на какую я теперь способен.
— Нет! — закричала Гермиона и рванула так сильно, что под веревками кожа на ее запястьях лопнула. Она не видела Гарри, не могла увидеть его из-за спины стоящего перед ней Слитерина, она смотрела на Драко — мертвенно-бледного, с темными, почти черными глазами. Он поднял меч и с силой швырнул его на землю, тот зазвенел по каменным плитам, потом поставил на него ногу и пнул его через комнату к Слитерину — меч, рассыпая искры, заскользил по полу.
Глаза Драко потемнели от бешенства:
— Забери, — резко бросил он.
— Ты был недостоин его, — Слитерин убрал руку от Гарри и вытянул ее — меч послушно впрыгнул в ладонь — Слитерин любовно улыбнулся ему. Повернувшись к Драко, он протянул к нему левую руку. — Иди сюда!
И Драко подчинился.
Драко почувствовал, как против воли его, словно жалкую щепку мощным приливом, ноги понесли вперед, однако все было бесполезно и, пытаясь справиться с этим, он лишь почувствовал вкус крови из прокушенной губы. Око было открыто, Слитерин вернул себе могущество и с помощью своей силы сумел обвести Ад вокруг пальца. Драко несло вперед, он споткнулся и рухнул перед Слитерином на колени.
Связанные Гарри, Гермиона и Джинни смотрели на него, не отводя глаз: Джинни — с отчаянной яростью, Гермиона — с отчаянием и паникой, а бледное лицо Гарри было совершенно непроницаемо, однако Драко видел, что, стараясь привлекать как можно меньше внимания, он старается вызволить свою левую руку из-под веревки. Драко не мог понять, к чему, — ведь левая рука Гарри была так же бесполезна для волшебства, как его собственная правая. Он почувствовал, как Гарри потянулся к нему, и его голос тихонько зазвучал у него в подсознании:
«…Отвлеки его».
Драко кинул быстрый взгляд на Слитерина, взиравшего на него с каким-то зловещим предвкушением.
— Ну, наконец-то мы добрались до конца, — тихим, ровным и где-то даже покорным голосом произнес он. — И в конце я снова встретил их и тебя, кто был создан для меня. Я запланировал твое появление тысячу лет назад, — его рука скользнула к Драко и каким-то почти нежным жестом он приподнял его голову за подбородок и внимательно взглянул на него. Драко знал, что он сейчас видит, — гладкие щеки, подбородок, удлиненные, чуть раскосые глаза, светлые спутанные волосы, он узнавал все это — узнавал в этом себя, многие годы назад. В этом взгляде не было любви, не было ненависти — было что-то другое, куда более холодное и отстраненное. Большой палец пробежал от подбородка Драко к ключице, и ему потребовалась вся воля, чтобы не отшатнуться и удержать тошноту. Он не смотрел на Слитерина, уставившись ему поверх плеча, — на Гарри, которому в этот момент удалось высвободить из плена одну руку.
— Тебя состряпал ремесленник, — отчужденно заметил Слитерин. — Во всяком случае, мне так кажется. В тебе есть какой-то дефект, внутри что-то сломано. И кровь твоя тоже небезупречна… Это словно расползающееся пятно, оно будет только расти и расти со временем. Не думаю, что мы могли бы снова стоять рядом, быть вместе, — он склонил голову. — Скажи мне.
— Что сказать?
— Что ты нашел в них? В этой троице, которую ты так любишь — у них другая дорога. Когда-то я тоже любил троих, таких же, как эти. Потом я оставил их, бросил все эти детские штучки. Однако ты не собираешься это делать. Так что же они предложили тебе, чего не смог предложить я?
Драко закрыл глаза и перед его внутренним взором предстали все трое: Джинни, само олицетворение силы духа, Гермиона, самая любимая на свете, и Гарри, кого он знал лучше, чем себя самого.