Брови Лупина поползли вверх:
— Я поражен, что ты вообще помнишь хоть что-нибудь… Насколько я помню, ты так напился, что встал на голову в палисаднике и пропел восемнадцать куплетов песни под названием «Я мог бы стать малюткой-трубочистом, но у меня большое помело» А потом мы волокли тебя домой…
— У этой песни, — с достоинством возразил Сириус, — только пятнадцать куплетов.
— Последние три ты сам придумал.
— В стихах?
— Сириус…
— Ты первый начал, — Сириус скорчил рожу. — Послушай, мне кажется, я должен привести Гарри какие-нибудь положительные примеры. У меня не было положительных примеров, когда мне было столько, сколько ему, ну, разве что Джеймс… Но что я ему скажу? «Будь, как твой отец?»
— Он мог бы наделать ошибок, — заметил Лупин.
— Согласен, — кивнул Сириус. — Но ведь он никогда не знал своего отца, так что, на самом деле, это для него будет пустым звуком, — Он вздохнул, — Мне хочется, чтобы он был счастлив здесь, но я совершенно не представляю, как это сделать. Я даже подумываю о постройке квиддитчного поля на заднем дворе. Здесь куча комнат…
— Никогда не замечал, чтобы ты был поклонником Квиддитча.
— Нет, но, думаю, это бы понравилось и Драко, и Гарри…
— Бог мой, они что — будут жить здесь вместе? — до Лупина только сейчас дошло, о чем идет речь. — Квиддитчное поле — не та цена, которую придется заплатить за мир между ними. Я полагаю, поле должно быть раз в восемь длиннее обычного, чтобы Драко играл на одной стороне, а Гарри на другой.
Сириус улыбнулся ему:
— Ты что, не веришь, что они друзья?
— Ты не меня должен уверять в этом, — пожал плечами Лупин, — а их…
Он идет через сад того лесного замка, только теперь все кругом цело и невредимо, а сады полны цветов. Ничего не казалось странным, все было так знакомо, словно он бывал тут не раз.
Он стремился войти внутрь, почему — он не знал.
Он быстро прошел через сад, поднялся по лестнице, которую наяву видел разбитой и потрескавшейся, распахнул двустворчатые двери и вошел в освещенную факелами переднюю, завешенную гобеленами. Там его ждала Гермиона. Он знал, что это именно Гермиона, хотя выглядела она по-другому. Волосы были заплетены в уложенные вокруг головы косы, головной убор искрился изумрудами, на ней было шелковое зеленое платье с золотыми кистями. Она была почти не похожа на саму себя.
Приподнявшись на цыпочки, она поцеловала его — словно бы это было самым обычным дело, словно бы она целовала его каждый день.
— Здравствуй, любимая — услышал он свой голос. Это было совсем не то, что он хотел сказать. Он собирался поинтересоваться, почему она так оделась — разве они куда-то собирались идти? Но не успел он открыть рта…
— Ты скучала по мне?
— Я всегда скучаю, когда тебя нет… — они потянулась и сморщилась. — Погляди-ка — ты весь в крови…
— Да, — услышал он свой голос, — это просто не отмылось…
Она протянула руку и коснулась его лица — в этот момент он увидел шрам на ее запястье.
Драко хотел рассмотреть его, но тот, кем он был во сне, вовсе не собирался это делать.
— Сейчас лучше, — произнес он, — да?
— Значит, ты убил его? — звонко спросила Гермиона. — О, да, теперь лучше. Он отшатнулся от нее:
— Что? Кого я убил? — он, теперь уже именно он потребовал ответа. Ее глаза расширились от удивления, она развернулась и исчезла — вместе с этой богато украшенной лестницей, с этими стенами, с этим сном…
Драко открыл глаза: черное небо над ним было испещрено звездами. Повернувшись, он увидел, что лежит на земле у подножия скалы, на которой чуть раньше они сидели вместе с Джинни. Он совершенно не помнил, как заснул здесь — более того, он не помнил, что вообще заснул. Одна рука была закинута за голову, другой он сжимал эфес меча Слитерина. Он был весь в холодном поту.
Драко медленно сел и взглянул на меч:
— Полагаю, нам пора что-то делать с этими кошмарами, — произнес он. — Интересно, пока ты со мной, я дождусь хоть одного нормального сна?
Зеленые камни на эфесе заблестели и замерцали, словно глаза.
— Кого же я убил? — спросил он. — Кого?
Но он знал…
Через некоторое время после того, как Гарри и Чарли ушли из палатки девушек, вернулась Джинни. Она тихонько насвистывала и пританцовывала. Гермиона, которая к этому времени уже лежала в постели в одной из рубашек Чарли, повернулась и насмешливо взглянула на нее:
— Что-то ты слишком бодренькая.
Джинни плюхнулась на кровать и скинула туфли:
— Есть такое, — призналась она.
— Я хотела что-то тебе сказать, — Джинни замолчала и виновато взглянула на Гермиону. — Хотя, наверное, надо обождать, — вдруг спохватилась она, — после всего того, что было…
— Да, — автоматически согласилась Гермиона. — Мне на самом деле не хочется говорить об этом…
— Точно? — Джинни залезла под одеяло прямо в одежде.
— Абсолютно. Может, ты мне расскажешь что-нибудь приятное? Я бы с удовольствием послушала.
— Пожалуйста, — быстро подхватила Джинни. — Похоже, мне начал нравится Малфой.
— Что??? — Гермиона чуть не свалилась с кровати. — Как? Почему? Ты уверена?
Джинни стала пунцовой:
— Это что-то необъяснимое…
— Необъяснимое? — Гермиона почувствовала, что говорит громче, чем следовало бы в такой ситуации. — Джинни, но он же… ну… он ведь не очень хороший, ты понимаешь?
— Знаю-знаю. Он неприятный, вызывающий, саркастичный, жестокий и вообще какой-то странный. Но мне кажется, что мне нравится…
— О, — слабо произнесла Гермиона, — а может, все дело в этом его кожаном прикиде? — добавила она с надеждой.