— Кстати, мальчишку нужно подготовить для ритуала. Нужна его кровь.
Точно, Рисенн же говорила — потребуется его кровь.
Люциус покосился на гриффиндорца со вспыхнувшем интересом.
— Вся кровь? — уточнил он.
— Какая разница, — безразлично пожал плечами Вольдеморт. — Если он будет в зале во время Церемонии, то всё равно умрёт: человек не способен выдержать такой уровень магии. Такая кончина как раз для него — умереть, видя как я обретаю беспредельное могущество.
— Но Гарри-то тут нет, — заметил Рон, чьё тело ещё напоминало негнущуюся деревяшку, однако в голосе снова зазвучали триумфальные нотки. — Вам никогда его не захватить, вот так-то!
Красные кошачьи глаза Вольдеморта прищурились.
— Заблуждаешься, Прорицатель. В настоящий момент Гарри Поттер пробирается к замку, я чувствую его приближение и видел его в Зеркале, когда он шёл. А он упрям, не находишь? Что ж — теперь недолго осталось.
Как Рон ни пытался сдержаться, он ощутил выражение ужаса, появившееся на его лице:
— Гарри? Идет сюда? Один?
— Нет, не один, если быть точным. С ним сын Люциуса, — сообщил Тёмный Лорд. — Однако он полумёртв, так что вряд ли представляет угрозу, меня это совершенно не беспокоит. Если всё пойдёт тем же темпом, как сейчас, то к сумеркам они как раз прибудут. Аккурат к началу Церемонии, — он улыбнулся, — хотя… если они попадут в тоннели, то могут чуть-чуть и припоздниться: там немало…. немало всяких разных пакостей, — красные глаза запульсировали кровавыми озёрами, а язык скользнул по губам. — Ужасных пакостей.
Какой же из меня Прорицатель, если не способен это увидеть? — в отчаянии подумал Рон. — Гарри… как же я тебя подвёл…
Дверь снова распахнулась, и вошла Рисенн, бледная и спокойная, как демоническая маска. Платье спереди было разорвано, словно кто-то рвал его в приступе отчаяния… Волна тошноты накрыла Рона.
— Дело сделано, — оповестила она. — Девчонка мертва.
* * *
— Ты не находишь, что здесь чертовски темно, а, Поттер? Ты не можешь сделать свет поярче?
— Нет. Если в этих тоннелях есть кто-то ещё, я не желаю, чтобы он нас заметил раньше, чем мы его.
— Естественно. Куда как лучше, если он накинется на нас в темноте.
— Я услышу. Расслабься, Малфой. Оцени вид.
— Какой вид? Мы ж с тобой похоронены во глубине румынских руд. Хотя для того, кто вырос в чулане, это наверняка запредельные живописные красоты.
— Это действительно великолепно. Посмотри на эти стены — сталактиты… они будто усеяны драгоценными камнями — красными, синими, зелёными. Мы словно попали в шкатулку с драгоценностями.
— Да ну?
— Что-то у тебя голос больно тосклив. Разве ты не видишь?
— Вижу. Грандиозно. Да, пожалуй, посимпатичней многосущной проститутки.
— Что? Ой. ОЙ! Черт, из-за тебя, придурок, я на сталактит напоролся.
— Можно подумать, это я по борделям мотаюсь.
— Я по ним не мотался, меня туда случайно занесло. Чистой воды совпадение. Я даже не понял, что именно произошло.
— Так-так… Кажется, то же самое бормотал Лонгботтом, когда Миллисент застукала его голым рядом с Пульсирующими Пионами.
— У Невилла слабость к растениям, только и всего.
— Ну-ну.
— Я решил, что это подходящее укрытие.
— Не могу назвать это хорошим местом. Разве ты не боялся, что тебя засекут?
— Думаю, я удачно замаскировался в толпе из трёх дюжин людей, выглядящих в точности как Гарри Поттер.
— Ты не пытался с собой поговорить?
— Вот еще. Гадость какая.
— Ну, не знаю… Имей я такую возможность, я бы с собой чуток поболтал. Не хотел, чтобы моё многочисленное я чувствовало себя проигнорированным.
— Ну, с тобой там можно было наговориться досыта, было бы желание…
— Естественно. Полагаю, меня частенько выбирают.
— Слушай, временами твоё зазнайство даже меня поражает. Тебе что — совсем не противно?
— Будто от этого что-то изменится. Так ты всё же пытался со мной побеседовать?
Гарри что-то неразборчиво буркнул.
— Да ладно тебе. Мне ты всё можешь рассказать.
— Так, Малфой, я отказываюсь об этом говорить.
— Ну, а ты…
— Нет.
— Тьфу, всё удовольствие испортил.
* * *
Наполненный розами сад одиноко пустовал под звёздным небом, землю засыпала лёгкая снежная пудра, хотя воздух отнюдь не был холодным. Высокий каменные стены загораживали от Джинни остальной замом, и по-весеннему цветистые поля, в разные стороны расстилающиеся по холмам.
Времена года противоречили здесь друг другу, но, впрочем, какая разница? Они делали то, что он им велела. В конце-то концов, это были её собственные грёзы.