— На вкус как бумага и чернила.
Из груди Джинни вырвался глубокий дрожащий вздох.
— Хорошо. Похоже, ты вытянула правильную душу.
Тыльной стороной руки девушка коснулась Тома… Хотя какого Тома? Никакого Тома больше не существовало, только Симус — мягкое лицо, круглая щека, чуть тронутый нежным пушком подбородок.
— Полагаю, ты свободна.
Рисенн ахнула так громко, что Джинни подняла голову: глаза демонессы были широко распахнуты и наполнены удивлением.
— Свободна? Я действительно свободна?
— Да.
— И что — больше никаких Малфоев?
— Больше вообще никого, — поправила её Джинни. — Хоть голая тут пляши. Хотя, пожалуй, лучше не тут, а где-нибудь подальше.
— Свободна… — выдохнула Рисенн, взвиваясь на ноги и кидаясь к окну. Распахнулись створки, и демонесса перегнулась через подоконник в звёздную ночь. — Свободна! — крикнула она и повернулась, чтобы ещё раз взглянуть на Джинни. Холодный воздух ворвался в комнату, хлестнув чёрными волосами по её бледному некрасивому лицу. — Благодарю тебя.
— Благодари не меня, а Драко — это он освободил тебя, — заметила Джинни.
— Истинно так, — демонесса замерла прерванной в полёте птицей. — Знаешь, а его ещё можно спасти.
— Можно? — расширились глаза Джинни. — Как? Ты знаешь противоядие? Ты…
— Только ты сумеешь это сделать, — решительно сообщила Рисенн. — Только ты.
Лёгкий прыжок на подоконник, и через мгновение дьяволица растворилась в морозной сияющей ночи.
…Только я? Что это значит? — с лихорадочно колотящимся в груди сердцем гадала Джинни.
Рядом раздался стон. Она перевела взгляд и посмотрела на Симуса — он завозился, открыл глаза, уставившись ей в лицо. И глаза снова были синими, не замутнёнными более никакой темнотой.
— Джинни… — прошептал он. — Это ты?
Взяв его руки в свои и переплетя пальцы, она прижала их к груди.
…пришла пора покаяния…
— С возвращением, Симус. С возвращением, дорогой.
* * *
— Ты лжешь, — заявил Гарри.
Его рука тряслась, и острие меча кололо горло Люциуса.
— Если б так… — ответил тот с такой горечью, что душа Гарри застонала. — Если б я мог вернуться и всё изменить…
— Прекрати! — рявкнул, перебивая его, гриффиндорец. — И потом, с чего ты взял, будто я поверю в этот бред?! Какая такая кровь, какой такой тысячелетний дракон?!
— И яд, и противоядие были созданы Салазаром Слизерином, — сообщил Люциус, — и с тех самых пор передавались в роду Малфоев из поколения в поколение. Исключительный яд, само совершенство: не оставляющий следов и не имеющий вкуса, яд, которому достаточно малейшей ссадинки или царапины на коже. Мгновенно нейтрализуемый при наличии противоядия и приводящий к неизбежной смерти при его отсутствии.
— Враньё это всё, — возразил Гарри. — Драко умирает уже не первую неделю.
— Он — Малфой и защищён своею кровью. Однако даже эта защита рано или поздно падёт под напором яда.
— Значит, имей я хроноворот… Я мог бы возвратиться в прошлое и добыть немного этой самой драконьей крови…
— Имей ты хроноворот? — сухо переспросил Люциус. — Никакой хроноворот не отправит тебя во время, когда он сам ещё не был создан. Но даже если тебе удалось бы найти настолько древний хроноворот, даже если б ты пережил путешествие в две тысячи лет в обе стороны, всё равно — потребуется не один век на разработку противоядия. А Драко отпущены отнюдь не сотни лет. Даже едва ли сотни часов.
— Заткнись! — прорычал Гарри. Меч чуть качнулся в его руке, и тонкая струйка крови пролилась Люциусу за воротник. — Если это шанс, плевать на всё.
Люциус опустил взгляд к упирающемуся ему в шею мечу. Краем глаза Гарри видел безотрывно наблюдающего за ними Рона, у которого было очень странное выражение лица.
— Зато я знаю, — сказал Малфой-старший, — что, как бы не страдал от смерти Драко я, тебе это принесёт куда больше мучений.
От желания одним взмахом распороть Люциусу глотку у Гарри запульсировало в висках, а в ушах загудело. Звук напоминал нахлёстывающие на берег волны, и Гарри подумал, что, наверное, так звучит его ярость.
— Почему?
— Потому что ты позволил себе надеяться.
Гарри осторожно покрутил головой. Внутри черепа, прямо за глазами, вздымалась ревущая чёрная волна; она наступала, с грохотом неслась вперёд.
— А ты — нет. Потому что слишком труслив, чтобы рискнуть и пустить в себя надежду.
Хриплый смешок стал Гарри ответом — свидетельство то ли гнева, то ли чего-то иного.
— Коли ты пришёл перерезать мне горло — перережь его. Я рассказал всё, что ты хотел выяснить. Больше я тебе сообщать ничего не желаю. Утрись.
Гарри медленно опустил меч. Волна ревела всё громче, становилась всё выше, затемняя мысли. Что-то происходило.
Гарри сделал над собой усилие и выговорил:
— Нет.
В тот же миг волна схлынула, и Гарри заметил, как дёрнулась рыжая голова Рона, всё еще не сводившего с него глаз. Слабое удивление проскользнуло по лицу Люциуса.
— Нет, — повторил Гарри. Если б он сейчас увидел себя со стороны, он бы испугался собственного взгляда — холодного, исполненного горького юмора Драко. И тон тоже походил на тон Драко — сухой, как зимний воздух. — Насколько я презираю тебя, настолько уважаю твоего сына, который не имеет с тобой ничего общего. Меня лишили родителей, нанеся мне рану, которую ничто не исцелит, — я не имею права доставлять кому-либо такую же боль. Особенно тому, кого люблю. Так живи, — он швырнул меч Люциусу под ноги, заставив испуганно качнуться назад. — Живи и знай: ты живёшь только благодаря моей милости. И жалости.
Лицо Люциуса изменилось: на миг Гарри даже показалось, будто ему удалось что-то рассмотреть под маской негодяя, которого он так ненавидел, — негодяя, прогнившего до самой сердцевины. Рык исказил губы Люциуса, он будто бы захотел ответить…
И вновь тёмные воды затопили разум Гарри, черня мысли и заставляя задыхаться, и в этот раз он сообразил, в чём дело: это звал Драко. Кричал почти в голос, да что там кричал — в ужасе по-первобытному выл.