Мы устроились в той же гостинице, что и в прошлые разы. Даже поселился в тех же номерах, и ту же самую грудастую китаянку мне предлагали для развлечения. Я, как и в прошлый раз отказался, отправил Петро и Мурзина по делам, а сам, присев за столик для легкого завтрака, встретил Колчака. Тот так же обосновался в этой же гостинице и так же пришел сюда для того, чтобы удовлетворить голод.
— Ну, Александр Васильевич, какие у нас с вами планы на сегодня? — спросил я его, когда он присел ко мне за столик.
— А планы наши с вами простые как две копейки, — выдавил он из себя любезную улыбку, — получить деньги от консула.
— Двести тысяч, если я не ошибаюсь?
— Да, именно. А как получу я их, то после этого вместе с консулом отправлюсь к дацуну.
— Взятку давать?
Он еще раз холодно улыбнулся:
— Оказать честь и попросить, чтобы зафрахтованные нами суда проводили до наших территориальных вод. Ну а после того можно и вашими делами заняться. Но, кажется это лучше отложить на завтра. Дацун любит затягивать встречи, консул говорит, что бывало по три-четыре часа ему приходилось сидеть и ждать аудиенции.
— Ага? Мне почему-то кажется, что местный губернатор возомнил себя императором Китая, раз осмеливается держать в сенях официального представителя другой страны.
— Не в том дело, Василий Иванович, просто поговаривают, будто бы дацун опиумист. Вот и приходится ждать подолгу, чтобы он смог привести себя в надлежащий вид. Но раз на раз не приходится, может быть, сегодня наша встреча произойдет быстро.
После завтрака мы расстались. Лейтенант ушел за деньгами, ну а я пошел по торговым точкам, сканировать цены. Меня узнали и без особых проблем сторговались со мною, зная, что я обязательно расплачусь. Охотно скидывали мне отпускные цены, получая прибыль на объеме. Несколько раз попытались выпытать у меня о том, как я отношусь к порченому товару. Без переводчика, на пальцах заговорщички предлагали совсем по бросовым ценам откровенное гнилье, но быстро поняв мое отношение, оставили это предприятие и впредь торг вели только по продовольствию хорошего качества. Причем, вся наша торговля велась без переводчика. И на жестах, эмоциях и деревянных счетах мы прекрасно друг друга понимали. Прямо как в моем прошлом будущем, когда я с супругой вдруг вырвался в Китай, в Манчжурию, где так же объяснялся с китайцами — на пальцах и калькуляторе. Тогда мы вполне удачно заказали кухонный гарнитур, который придя спустя почти месяц ко мне домой, превосходно встал в свежеотремонтированную кухню.
Мурзин с Петром не появлялись целый день. После портовых лавок я вернулся в гостиницу и снова засел в ресторанчике, ожидая прихода Колчака с деньгами. Я потрудился на славу, за какой-то неполный день, практически договорился по всем пунктам списка. И теперь мне осталось лишь дать торговцам хотя бы часть денег, чтобы они начали движение и подтянули продукты с других торговых точек. Без предоплаты и они шевелиться не желали, не взирая ни на какие договоренности.
Часам к шести вечера в гостиницу ввалился разраженный Александр Васильевич. Рухнул рядом со мною на стул, гаркнул китайчонку, чтобы принес выпить и, бурча под нос проклятия, полез в карман кителя. Достал портсигар и шумно, с дымом, втягивая гладко выбритые щеки, раскурил папиросу.
— Все плохо? — догадался я. — Дацун не принял?
Колчак нервно загасил спичку и швырнул ее в пепельницу.
— Принял, мошенник чертов, еще как принял! Чтоб черти его китайские вилами да в ребра его жирные. Совсем совесть потерял, пентюх разукрашенный. Да что б ему в аду гореть!
— Да что такое-то? Взятки ему мало, что ли?
— Еще как мало, десять тысяч ему, видите ли, мало! Двадцать подавай!
— Да как же так можно? Он что же, с ума сошел?
— Может и сошел — опий мозги сушит.
Прибежал китайчонок, поставил перед лейтенантом бутылку русской водки, невесть каким образом оказавшейся здесь, сгрузил две рюмки, наметал на стол неплохую холодную закуску. Низко поклонился и убежал. Колчак лишь вслед ему крикнул:
— Огурцов соленых неси, нехристь чумазая!
Не знаю как служка понял, но спустя минуту перед нами возникла миска с солеными огурцами, размерами напоминающие артиллерийские снаряды. И вот Колчак вскрыл бутылку и не спрашивая меня наполнил обе рюмки. Потом молча поднял одну, запрокинул жидкость в глотку и лошадиными зубами обезглавил сморщенный овощ. И захрустел, перемалывая челюстями несчастного, словно кузнечными молотами.
— Так и что делать будете? — спросил я его, спустя минуту. Лейтенант в это время наполнил себе вторую рюмку, и хотел было подлить мне, но заметил, что подливать некуда. Потому и спросил удивленно и с некой долей вызова:
— А вы чего же, Василий Иванович? В общество трезвости записались вчера?
— Нет, не записался. Я б с удовольствием, да не могу. Дела еще сегодня есть.
— Какие у вас могут быть здесь дела? Пока я этому чертовому упырю деньги не дам, никаких дел мы здесь вести не сможем. Вот же гнида! Знаете, что он мне сказал? Нет? А сказал он, что если мы откажемся, то он запретит местным купцам иметь всяческую торговлю с нами. Так что, давайте-ка хорошенько выпьем, Василий Иванович.
— Нет, не могу. У меня и помимо этого дела здесь имеются.
Он воззрился на меня с укором, потом вдруг поморщился и отмахнулся:
— Ну и черт с вами. Напьюсь в одиночку, и пусть это будет на вашей совести, — и с этими словами опрокинул в себя следующую порцию. И неожиданно поперхнулся, закашлялся и брызнул водкой в разные стороны. И после этого ударил со всей силы ладонью по столу, так что подпрыгнули тарелки и в сердцах воскликнул: — Дьявол забери этого дацуна!
Он утерся рукавом и снова наполнил рюмку, желая во что бы то ни стало как следует надраться. И осушил одним глотком, представ передо мною в образе какого-то непотребного животного. Следом за эти пошла и третья порция. После этого он чуть осадил, пододвинул к себе холодные закуски и стал поглощать их, при этом громогласно, никого не стесняясь, матерясь по-флотски — то есть так, как этого не умеют и самые отъявленные сапожники.
Он быстро уговорил бутылку. Хмель ударил в голову и его речь приобрела пьяную несвязность, а движения замедлились и потеряли чуточку уверенности. Колчак во хмелю оказался откровенным болтуном. Ни на секунду не закрывая рот, он всё поносил и поносил дацуна, кляня его всяческими ругательствами. А вместе с дацуном перепадало и вообще всем китайцам, которых лейтенант причесал под одну гребенку.
— Желтомордые! Такие образины, макаки краше нежели они. Хуже китайцев только чертовы япошки и негры. Желтороссия! Как же! Нужна она нам больно. К черту китайцев, все выгнать вон. Пускай убираются желтомордые. Все вон…
Он долго болтал, практически не требуя себе собеседника. Злился на местного чинушу, изрыгал грязный мат в его сторону. Я сидел напротив и в его монолог не включался, не желая подогревать тему. На улице уже стемнело, и вскоре я окно заметил своих мужиков. Они зашли в гостиницу, и спустя минут десять нашли меня в ресторане. Подошли ко мне. Присели с двух сторон. Колчак кинул на них взгляд, нашел в них возможных собутыльников и просто крикнул:
— Эй, желтомордый, тащи еще одну казенной! И две рюмки! И быстрее, гребной вал тебе в задницу!
Хозяин давно уже не обижался на подобные оскорбления, и вскоре перед лейтенантом встала вторая бутылка водки, которую он и откупорил. А пока он не слишком уверенно разливал, у нас с мужиками произошел тихий разговор:
— Ну как? Успешно? — спросил я Мурзина.
— Да, Василь Иваныч. Не поверите, но эта гнида поселилась в этой же гостинице.
— Да ты что? А номер?
— Пока не знаем, но выяснить не сложно. Деньгу портье суну и он скажет.
— Хорошо, — кивнул я удовлетворенно. — Он вас видел?
— Видел, конечно, но и что с того? Мы же тоже здесь живем. Важно утром его поймать, пока он в банк не уехал.
Встрепенулся Колчак, спросил:
— Что за гнида? В какой это ему банк нужно?
Но на него просто не обратили внимания. А он, впрочем, и не потребовал ответа, слегка покачиваясь, продолжив наполнять рюмки.
Мужики покосились на него, стрельнули взглядом по полным стопариками. Колчак поднял свой и вперился в суровое лицо Петра:
— Ну? Ты тоже в общество трезвости записался? Или нет?
Петро едва ли не с мольбой глянул на меня, выспрашивая разрешения:
— Василь Иваныч, ну чисто пригубить? Позволите?
— Работа прежде всего. Вы мне завтра свежие нужны.
— Одну рюмочку, не больше. Ну, Василь Иваныч, ну что случится? Куда он денется, этот замухрышка? Проспит всю ночь в своем номере и только.
Мурзин, как ни странно, поддержал Петра, так же вымаливая возможность чуть-чуть снять напряжение. Поддакнул:
— Да, Василь Иваныч, ничего не случится. Мы уже договорились, пять местных рыл с рассвета будут нас ожидать рядом с гостиницей. А завтра мы как огурчики, честное слово.
В принципе и вправду — от одной-двух рюмок ничего страшного не случится. Мужики они здоровые и спирт по их венам разнесет лишь легкую истому, которая слегка подлечит нервы. Главное не пойти дальше двух рюмок.
— Ладно, черт с вами. Вот по столько можно, — разрешил я и показал на пальце тот допустимый объем. Мужики обрадовались, потянулись за рюмками. Чокнулись с Колчаком по-свойски и с выдохом выпили. И я опрокинул в себя стопарик, ощущая как жидкость огненной рекой скатилась в желудок и разлилась там приятным лавовым озером. Лейтенант наши действия одобрил, выпил сам, а потом безо всякой прелюдии стал наполнять заново. Ну а мои мужики налетели на закуску, уминая ее со стола с скоростью ленточного конвейера.
Неожиданно лейтенант замер с занесенной над рюмкой бутылкой. Выпрямился и побагровел лицом, приходя в яростное состояние. Я обернулся и увидел того самого купчика, который так же спустился в ресторан отужинать. Нас он пока не заметил, выбирая место куда можно было присесть.
— А эта гнида как здесь оказалась?! — вполголоса пророкотал Колчак. — Он же в Артуре прячется!
Обернулись и мои парни. Увидели мужика и тихо ругнулись — подобного развития событий они не предполагали. Да и я, если честно, об этом не подумал.
Купчик, наконец, нас заметил. Встретился глазами со взбешенным лейтенантом, побледнел белее мела и попытался исчезнуть, сбежать из ресторана.
— Стоять! — крикнул ему Колчак, доводя себя до пьяного исступления. — Куда пошел?! Кому говорю, стоять, тварина!
Но купчик уже скрылся за дверями, убегая от расправы. Колчак дернулся было за ним, но я его удержал, встав на пути:
— Уйди, Василий Иванович, ты не знаешь, что это за тварь. Христом богом тебя прошу, уйди с пути, не мешай.
— Я знаю кто это, но тебе не следует вершить правосудие своими кулаками, — возразил я, пытаясь усадить лейтенанта на место.
— А раз знаешь кто это, то и не держи! — пьяно воскликнул он, отлепляя мои руки. — Отпусти, убью гадину. Честное слово, давно об этом мечтал.
— Нет, нет, не сейчас. Не стоит он этого.
— Еще как стоит! Как он вообще здесь оказался?! Ему в Артуре хотели морду начистить, а он, значит, здесь обитается? Как он сбежал? Кто предатель?!
Подключился Петро. Надавил на плечи лейтенанта, заставляя того опуститься на стул. Тот было задергался, пытаясь вырваться, но не смог освободиться от цепкой хватки. Я мотнул головой Мурзину, приказывая:
— Проследи куда сбежит.
И Егорыч послушно сорвался с места.
Мы кое-как угомонили Колчака. Тот все порывался пойти вершить месть, брыкался, пытаясь вырваться из крепких рук. Но не особо в этом преуспел — Петро жестко припечатал будущего адмирала к стулу, не давая пошевелиться. И тот, вроде бы злился на подобное обхождение, но сделать ничего не мог. Я же вешал ему лапшу на уши, уводя внимание в сторону, и периодически подливал. И Колчак от бессилия одну за одной проглатывал, с каждым мгновением надираясь все больше и больше. В какой-то момент хмель сшиб его с ног, и он обмяк на стуле, уронив голову на грудь.
— Что теперь? — спросил Петро.
— В номер его, пускай отсыпается, — ответил я и кивком головы показал служкам, чтобы те исполнили свой долг. И вскоре Колчак, перетаскиваемый за руки-ноги, оказался в своей постели. И кто уж там далее о нем побеспокоился, меня уже не касалось. Хрупкая китаянка, понукаемая владельцем заведения, стянув с бесчувственного тела давно нестиранное и заблеванное белье и отправив его в чистку, нырнула к нему в кровать. Уж что там у нее могло получиться — бог весть, да только поутру она наверняка потребует свою плату.
Чуть позже я встретился с Музриным:
— Ну что? Не упустил?
— Нет, Василь Иваныч, не упустил. Да он и не сбегал. Заперся у себя в номере и отсиживается. Пожрать себе приказал принести и водки шкалик.
— Вот как? Он что же, совсем без мозгов?
— А кого ему бояться? Хмельного лейтенанта? Да хозяин гостиницы не дал бы ему безобразничать, сам бы его угомонил. Так что ему тут вполне безопасно. А завтра с утра он в банк помчится как и планировал.
Я устало выдохнул. День заканчивался я после всех приключений хотелось просто поспать. Вот я и пошел в номер, а следом и Петро с Мурзиным отправились отсыпаться, с той целью, чтобы завтра утром быть в полной готовности. И даже недопитую бутылку водки они с собою не забрали, понимаю всю ответственность предстоящего мероприятия.
Меня разбудили настойчивым стуком в дверь. Петро, дождавшись моего подъема, жарко выпалил:
— Он встал и скоро отправится!
— Угу. У вас все готово?
— Да! Мазурики местные с ночи под дверьми сидят, караулят его.
— Хорошо. Что делать вы знаете…. Только прошу вас, своими руками его не прессуйте и морды свои перед ним не светите. Пусть думает, что его местные гопанули.
— Конечно, Василь Иваныч, неужто мы без понятия?! — даже обиделся Петро на мои наставления. — Я забежал-то…. Что нам делать, если эти душегубцы поймут, что они у него отнимут? Ведь не отдадут нам ничего, а мы с ними не совладаем. Может вы мне свой Браунинг дадите? Я их припугнуть в случае чего смогу.
— Нет, не может быть и речи. Не хватало, чтобы вы кого случайно подстрелили.
— А что же делать-то тогда?
— Ничего, — ответил я, широко зевнув. — Просто постарайтесь сразу их перехватить и не дать им время на раздумье. Оплату двойную им пообещайте за отличную работу, но сами и думать не смейте их грабить. Принесут вам — отлично, нет — так нет! Не те эти деньги из-за которых хотелось бы застрять в этой стране. Понял?
Он разочарованно вздохнул. Все-таки желал он приложить руку к какой-нибудь морде, пусть хоть даже и китайской. Я внимательно на него посмотрел и еще раз сказал ему строго:
— Петро, я вижу, что у тебя там с Юн что-то происходит. Женится ты на ней, наверное, собрался, так? Так вот, сделай так, чтобы она тебя сегодня вечером встретила, понял? И я тебя еще хочу с ней в Питер отвезти в целости и сохранности и оженить там. Она-то согласна покреститься, ты ее еще не спрашивал?
Он все понял. Пообещал мне сдерживать эмоции и поступать благоразумно. Но вопрос мой пропустил, видимо не имея на него ответа.
Чуть позже, когда привел себя в порядок после ночи, я опять спустился вниз на завтрак. Потом вернулся в номер и через стену услышал нарастающий скандал. Зычный голос протрезвевшего Колчака что-то кому-то недовольно выговаривал. Идти туда и нырять в это грязное белье мне не хотелось, и потому я решил не вмешиваться. Но вмешать решили меня. Лейтенант, грязно ругаясь, выскочил в коридор и громко и требовательно постучал в мою дверь.
— Господин Рыбалко, вы здесь? Откройте, пожалуйста, в свидетели произвола вас зову. Желтомордые меня обмануть пытаются.
Прятаться и скрываться не имело никакого смысла. И потому через несколько секунд я распахнул дверь. Колчак в несвойственном ему виде предстал передо мною в простыне, посеревшей от плохой стирки и не никогда знавшей кипячения, укутавшись на манер древнеримских патрициев.
— Вот, Василий Иванович, полюбуйтесь! Что эти желтомордые делают с офицером императорского флота! Разве такое возможно? Что они себе позволяют?
— Не понимаю вас, Александр Васильевич. В чем суть претензий? Что случилось?
— Как?! Разве вы не видите, что ни отобрали у меня форму и не отдают?
— А почему отобрали?
— Да кто ж этих макак разберет! Ей богу, сказал бы я им, что я с ними сделаю, так ведь не понимают, бестии!
— Так может ваше белье просто еще не просохло после стирки?
— Да как же такое возможно? Да кто им позволил?
Я хмыкнул:
— Вы что же, ничего не помните?
— Я все помню! Чего я не помню? Все я помню. А-а, вспомнил — гнида эта купеческая вчера появилась! Да где же он? Убежал, сморчок недорезанный? Ух, я б ему сапогом бы да по морде! Уж я бы его не пожалел.
— Вы, Александр Васильевич, точно не помните того что вчера случилось, — улыбнулся я с легкой ехидцей.
— Да, господи боже мой! Да что же это такое! Все я помню, все! Никогда со мною такого не было, чтобы я до беспамятства напивался.
— И то, как вы вчера на свой китель наблевали, тоже помните?
И тут Колчак наконец заткнулся. Захлопнул рот и посмотрел на меня, со стыда наливаясь краской.
— Да быть того не может….
— Увы, Александр Васильевич, со всяким да раз в жизни бывало. Вот и вы вчера, когда вас тащили, не сдержались и прямо на собственный китель и брюки.
Лейтенант стушевался. Поглядел вниз под ноги, словно нашкодивший ребенок. Что-то промямлил себе под нос. Ему был передо мною стыдно, вот уж новость!
— Ну, раз это, тогда я это…, пойду что ли. Чего это я вправду…. Как неудобно, однако, получилось, никогда такого…, честное слово…. Вот вам крест….
Он развернулся и побрел в свой номер. Сделал несколько шагов и замер, чем-то озаренный. И как-то снова встрепенулся и возмущенно воскликнул:
— Постойте! А что это за баба утром ко мне приставала?! Что это значит?
И снова он готов был закатить скандал. Дернул за ворот импровизированную тогу, распрямил плечи и с вызовом заявил:
— Она деньги с меня требовала! За что? Уж не за то ли самое?!
Я пожал плечами. Уж того, что происходило у него в номере мне известно не было. Но подозрительные звуки слышались, как без этого. Как впрочем и нестройный храп Колчака. Об этом я ему и сказал.
— Так что же, эта девка у меня всю ночь в кровати провела? — удивился он. — И вы, видя мое состояние ее не выгнали?
— Я, Александр Васильевич, оставил вас в номере когда вы были еще одеты. Эта девка взялась снять с вас испачканную форму и нательное белье. Вы, конечно, извините, но смотреть на ваши телеса у меня не было никакого желания. Так что…, - я развел руками, показывая, что с меня взятки гладки. — Заплатите ей все что требует. Вот мой вам совет и спокойно дожидайтесь своей одежды.
Колчак от этой мысли сморщился. Дернулся недовольно и, перехватив импровизированную тогу, ушел дальше наводить разборки. А я остался, удивляясь стойкости лейтенанта. Ведь сколько вчера он выпил, а похмелье, казалось, его и не мучило. Лишь аромат драконовского дыхания выдавало в этом человеке вчерашнее веселье.
Спустя пару часов он снова заявился ко мне, постучав. Зашел в номер уже в чистой и отутюженной форме и в полной боевой готовности. И опять принес с собою дух прошедшей пьянки. И опять, в его словах, в его движениях не угадывалось ни капли похмелья. И лишь бутылка дорогой не китайской сельтерской воды, выдавала его жажду.
— Я смотрю вы в полном порядке.
— Да, в полном, — согласился он, присаживаясь рядом со мною на гостевое кресло. Я же сидел на другом, что находилось рядом с окном и из которого было прекрасно видна улица, ведущая в гостиницу и часть портовых построек. — Заплатил-таки желтомордым, ничего не попишешь.
— И девке этой?
— И ей тоже. Вот ведь бестия чумазая. Я же прекрасно понимаю, что не мог ею попользоваться, однако ж доказать не могу. Такие дела, — и он сделал неопределенный жест рукой, словно отмахиваясь.
— Что ж, ей все равно следовало бы заплатить хотя бы за заботу о вашем внешнем виде. Она постаралась.
Он поморщился.
— Хватит об этом, Василий Иванович. Вчерашний вечер и сегодняшнее утро не делают мне чести и потому у меня никакого желания об этом говорить.
— Что ж, как скажете. Однако же стоит заметить, что вы после двух бутылок водки чувствуете себя просто превосходно. Поделитесь секретом, как вам это удалось?
Он хмыкнул.
— Никакого секрета нет. Кокаин любые страдания снимает как рукой. У меня под рукой всегда аптекарский пузырек. Рекомендую. А еще хорошо помогает курение опиума. Тоже штучка для успокоения нервов весьма полезная. Но опиум я не очень люблю — он от долгого курения мозги сушит.
Меня взяла оторопь. Конечно, о том, что в этом мире наркотики можно приобрести легально, нет никакой новости. Но вот то, что будущий адмирал позволяет себе подобные вещи являлось для меня откровением. И ведь все в этом мире уже знали о пагубном воздействии что кокаина, что морфия, что героина! Но относились к этому вопросу пока снисходительно, приписывая эти препараты по пагубности воздействия к алкоголю.
Видимо мои мысли каким-то образом отразились на лице. И потому он нескромно усмехнулся:
— Вы, однако же, являетесь одним из тех, кто негативно относится к кокаину. Да? Я угадал? Бросьте, это дело не страшнее водки. А водка, я вам скажу, та еще зараза. Сколько душ было погублено под ее парами вам и не передать. Сколько я нелепых смертей навидался…. Так что не судите строго.
— Водка — да, — согласился я глухо, но все же возразил, — да только кокаин из человека делает монстра.
Он усмехнулся:
— Глупости. У нас на флоте его почти каждый пробовал и что? Никто в чудовище не превратился.
— А если я у вас его отберу? И больше ни грамма не дам. Что тогда?
— Ну, тогда я пойду его и куплю. А вы перестанете быть моим другом. Василий Иванович, для людей есть святые вещи, которые трогать нельзя. И личные лекарства, которые прописал врач, одни из них. Никогда не делайте того, что вы говорили и даже думать об этом забудьте.
— Так вам кокаин доктор прописал? Неужели?
— Ну…, - хитро сощурил глаз лейтенант, — можно и так сказать. Господин Токманов весьма благосклонно относится лечению нервных болезней этими препаратами. Он находит их весьма полезными и потому всем их рекомендует. Не поверите, но он даже младенцам советует давать по чуть-чуть порошка для их успокоения, дабы они не доводили молоденьких матерей своими криками. А вы говорите монстры.
Я все же не мог с ним согласится и у нас завязалась дискуссия. И в ходе нее выяснилось, что Колчак водку-то почти и не пьет, а предпочитает ей именно кокаин. Вчера же у него был простой срыв, который он попытался вылечить старой русской традицией. И ему это не особо понравилось, о чем он мне и сообщил, пообещав более к беленькой не прикасаться. Да и сам кокаин был относительно дешев. Пятьдесят копеек за пузырек, которого будущему адмиралу хватало на несколько порций. Уж не знаю, подсел ли он на него или нет, но судя по его рассказам, зависимости пока не наблюдалось — баловал себя раз в недельку, не чаще, и то только для того, чтобы снять болезненные приступы ревматизма. И еще кое-что выяснилось. Мне, как человеку, который не сталкивался близко с этой темой, оказалась недоступна информация о запасах легального наркотика в Артуре. А вот Колчак владел полной информацией. И с некой гордостью рассказал мне, что на фоне возникшего дефицита в городе он занялся контрабандой. Скупал в Чифу несколько ящиков кокаина и скидывал в аптеку Токманова по тройной цене. И тот, накручивал еще тройную цену. И теперь в Артуре пузырек кокаина вместо довоенных пятидесяти копеек стал стоить почти четыре рубля. И таким образом лейтенант стал наркобарыгой, зарабатывая с одной вылазки до трех тысяч рублей. А я-то все поражался его честности. Имея столько денег на руках от своего начальства, он даже ни разу не попытался поиметь с них хоть малую часть. Я всегда считал его порядочным человеком, достойным звания Верховного правителя. А оказалось-то!
Хотя, если говорить начистоту, то, что он возил в крепость наркотики, не являлось криминалом. Это был чистый и легальный бизнес. Ну, разве что он пошлину с этого не платил, но это было такой мелочью…. В общем, Колчак, для меня враз и навсегда утратил образ благородного человека. Обычный делец, ищущий возможности и не пренебрегающий ими. К тому же еще и потенциальный наркоман. Таких полно в мире.
Однако ж мы с лейтенантом проговорили почти до обеда. Его все-таки мучили последствия похмелья и он то и дело прикладывался к бутылке сельтерской, делая могучие глотки. А когда она опустела, то сходил вниз и купил еще парочку. А после, когда головная боль от похмелья вернулась, он отошел на пару минут в свой номер и вскоре вернулся, хорошо повеселев. С расширенными до невозможности зрачками и с красной, словно после жаркой бани, мордой. Плюхнулся на кресло и блаженно по нему растекся. Прикрыл глаза и, запрокинув голову, отдался эйфории. Я лишь вздохнул и осуждающе покачал головой. Впрочем, он этого не мог заметить.
Сидел он так минут пять, потом очнулся и выпрямился. Осмотрелся и неожиданно заявил:
— Что-то я проголодался. А вы, Василий Иванович? Не желаете ли спуститься в ресторацию?
— Нет, пожалуй, я еще какое-то время побуду здесь.
— Ну, как знаете, — легко согласился он, поднимаясь. — А я пойду, отобедаю. А после быстренько сбегаю к консулу, а потом дам эту злосчастную взятку здешнему дацуну. Деваться-то нам действительно некуда….
И он вышел из моего номера, весело насвистывая какую-то легкомысленную песенку и унося похмельное амбре. Я же остался с сильным чувством разочарования — лейтенант на поверку оказался далеко не идеальным.
Однако ж время близко подошло к полудню, а мои парни с задания так и не появились. Я сидел рядом с окном, поглядывая на улицу. Через час заметил их вдалеке. Шли нервной походкой, несли небольшой саквояжик. Петро придерживал щеку какой-то красной тряпкой. Когда подошли ближе, то понял, что тряпка красной стала от прикрытой раны. Когда-то белоснежный, накрахмаленный батистовый платок оказался густо пропитан бурой, свернувшейся кровью.
Они завалились ко мне в номер спустя пять минут. Мурзин бросил потертый саквояж на кресло, на котором недавно грел зад Колчак и грязно, по матери выругался:
— Да что бы, …, да я еще раз, …, да с местными мазуриками …?! Да никогда в жизни. Желтомордые, …, обезьяны! Хуже япошек, честное слово.
— Что случилось? — спросил я, рассматривая Петра. — Кто вас так? Те, кого вы наняли?
— Они, — оскалился Григорич и так яростно сжал кулаки, что даже мне стало не по себе.
— Отдавать не захотели? Да?
— Собачье отребье, — продолжил он ругаться, — знал я, что верить их слову нельзя, но не догадывался, что клятвы их и гроша ломаного не стоят.
Все было понятно и без слов. Разбойнички, поняв, что отняли у купца, захотели забрать себе все, а мои парни этим возмутились. То, что произошло, Мурзин и рассказал эмоционально. А пока он брызгал слюной, я вызвал в номер врача. Рана на щеке Петра хоть и не было глубокой, но требовала немедленно обработки.
— Значит, подловили они этого купчика после банка, зажали рот и утащили в подворотню. Мы все видели — лихо сделали. Тот даже пискнуть не успел и никто это не заметил. Там приставили ему нож под пузо, да дали кулаком под ребра и отобрали саквояж. А пока пытался отдышаться, сбежали. Мы рядом были как условились. Они к нам, мы им «молодцы» и деньги за работу суем. А один из них, тот что самый умный, возьми и загляни в саквояж. А потом как ахни и всё. Тут-то они и попытались нас обмануть. Он что-то своим сказал и они словно тараканы врассыпную. Петро схватил того, что был с чемоданом и к себе потянул. А другой его ножом махнул. Порезал, собака. Ну, я тут как всадил ему с левой, так тот и скопытился. Петро другому врезал и чемодан отобрал. Остальные на нас кинулись, у каждого тоже по ножу было, но мы героя из себя строить не стали — деру дали. Повезло, что когда из подворотни выбежали, сразу на людей нарвались. Те кровь у Петра увидели, шум подняли. Ну эти голубчики и побоялись лезть на рожон, — он криво усмехнулся. — Но пообещали нас потом прирезать.
— И как ты их понял? Они тебе сказали?
— А чего здесь можно не понять? — ответил он вопросом и показал жест, которым обещали их пришить — провел большим пальцем поперек выступающего кадыка.
Я вздохнул:
— Понятно. Вы теперь поодиночке не ходите здесь. Да и вообще на улице просто так не появляйтесь.
Раздосадовано подал голос Петро:
— Они про Юн знают. Как бы ей вред не причинили.
— Тащи ее сюда, обратно в Артур с собою увезем. Там теперь вполне безопасно.
Он кивнул:
— Сейчас же за ней пойду. Григорич, поможешь?
Похоже, это впервые когда неприязнь между мужиками прошла по-настоящему. Мурзин, не смотря на свою сексуальные влечения, стал своим. Петро никогда до этого момента его ни о чем не просил и прошлые претензии забылись.
И хоть Мурзин согласился проводить Петра до своей миниатюрной возлюбленной, я их сдержал:
— Подожди немного. Сейчас врач должен придти, морду тебе штопать будет. После этого и сходим. Я вам помогу.
— Стоит ли, Василь Иваныч? — попытался отговорить Григорич. — Вам-то чего на рожон лезть?
— Стоит, — твердо заявил я и демонстративно достал из подмышки тяжелый пистолет. — Со мною будет легче.
Доктор пришел минут через сорок. Полный и седой китаец, ни бельмеса не понимающей по-нашему, довольно-таки споро зашил щеку моему архару, получил свою плату и отбыл в хорошем расположении духа. Едва он вышел, как в номер завалилися Колчак. В обычном своем хмуром настроении. Глянул на моих парней исподлобья, удивился перебинтованной голове Петра.
— Чегой-то вы? Куда уже влезли?
Ему не ответили. Характер у будущего адмирала был тяжелый и не всякому по нраву. Вот и парни мои не особо-то стремились наладить с ним контакт. Петро отмахнулся, а Мурзин вообще промолчал, якобы найдя что-то интересное за окном. Пришлось ответить мне:
— Небольшое недоразумение в порту.
— А-а. Понимаю. Портовое отрепье.
Его удовлетворила такое объяснение и потому он, потеряв интерес в увечной морде Петра, сообщил мне:
— Я, Василий Иванович, пойду к консулу. От него к дацуну. Так что весь остаток дня я буду занят. А закупками тогда можем заняться с завтрашнего дня.
— Хорошо. Я рассуждал примерно так же. Вы идите, Александр Васильевич, идите. Я вас понял.
И он, хмыкнув, вышел.