Terra Insapiens. Замок - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 10

Десятый день

Территория снов.

В день праздника с утра во дворе играла музыка. Хозяин выставил в окно на третьем уровне Замка колонку и зазвучала «Fascination». Хозяин был консерватор и большой поклонник ретро. Раннее утро заполнила музыка середины прошлого века.

— Концерт по заявкам Хозяина, — хмурился Паскаль. — Мог бы и наши пожелания спросить.

Когда зазвучала «Tennessee Waltz», Паскаль взял Еву за руку, и они начали кружиться под музыку.

Собрав всё население во дворе, Хозяин держал речь.

— Здесь, посреди океана, мои предки и я создали этот райский островок, где души заблудшие могут найти дорогу, где души неприкаянные могут найти успокоение.

— Пусть никто сегодня не останется грустным, пусть, хотя бы на день, забудутся все печали!

— Не в нашей власти будущее, не в нашей власти прошлое, но в нашей власти настоящее. Надо уметь радоваться жизни, несмотря ни на что, радоваться солнцу, ветру, дождю.

— Наш Хозяин сегодня в романтическом настроении, — заметил Адам Артуру.

— Сегодня, в честь праздника, открыты все двери, можете гулять по острову допоздна. Демон, проследи, чтобы к полуночи все вернулись в свои комнаты.

Хозяин закончил речь и пригласил всех за столы, где дымилась уха и лежали ломти свежеиспечённого хлеба.

После обеда, хотя по времени это, скорей, был поздний завтрак, все направились в сад на поляну, где должно было начаться представление. С шумом и смехом расселись вокруг небольшой поляны. Хозяин уселся в кресло под дубом. Рядом, на стуле, сидела Офелия с Евой на коленях.

Началось представление.

На поляну выходит Сократ в хламиде, накинутой на хитон. Честно говоря, он не очень похож на всемогущего Бога, а скорее на какого-то древнегреческого сторожа, охраняющего сад Академа.

— Я Бог миров подземных и наземных, межзвёздных царств всевластный господин. Стихии воздуха, земли, воды, огня — всё мне подвластно, всё в моей руке. Но стало грустно мне и одиноко. И я решил создать себе детей. Из глины сделал я Адама, и Еву из его ребра. В Эдеме создал им я райский сад. И здесь теперь живу с детьми моими.

— Где ж мои дети? — оглядывается Сократ. — Куда запропастились?

Выходит Паскаль, играющий Адама. Он в одних плавках, что должно символизировать первозданную наготу.

— Будь славен мир, построенный Отцом. Как хорошо под этим синим небом лежать в траве, не думать ни о чём. Одной рукой лаская Еву, другою обнимать её плечо. О чём мечтать? Ведь всё уже сбылось.

Выходит Андрон, играющий Еву. На нём нарядный гиматий, на голове цветочный венок.

— А вот и вы — мои родные дети! Пойдите же ко мне, и я вас обниму, — Сократ обнимает Паскаля с Андроном.

— Ну расскажите, дети, как живётся вам в нашем славном, сказочном Эдеме? Нет ли желаний, тайных от меня?

— Всё хорошо, и в то же время грустно. Когда всё есть и не о чем мечтать, так хочется чего-то… — а чего? — понять я не могу.

Паскаль разводит руками. Андрон кладёт голову ему на плечо и игриво говорит:

— Мой милый муж, как можешь ты быть грустным? Ведь рядом я — жена твоя.

— Всё так, о Ева, знаю сам, что большего желать и невозможно.

Сократ смотрит на публику, читая монолог.

— Как много дел у Бога многотрудных! Пора идти, ведь мир не станет сам расти и процветать — о всём моя забота. Зачем я создал столь огромный мир?! Как трудно с этим справиться хозяйством!

Уходит.

Паскаль садится на табуреточку. Андрон садится на траву возле Паскаля, кладёт голову ему на колено.

Андрон говорит:

— О, муж мой, мой Адам, о чём твоя забота в твоих глазах посеяла печаль?

— Не знаю я. Но отчего-то грустно. Казалось бы, — нет повода грустить. Но нам всегда чего-то не хватает. Какой-то, видно, есть в душе изъян.

— Не хочешь ли ты яблочка, мой милый?

— Ах, нет! А, впрочем… может быть.

Андрон встаёт и срывает с ветки яблоко. Надкусывает сам и протягивает Паскалю. Паскаль берёт яблоко не глядя, и начинает есть. Съев пол яблока, говорит:

— Какой-то странный вкус у этого плода. Я раньше ничего подобного не кушал. Ты где сорвала этот плод, подруга?

— Да вот же дерево, отсюда и взяла.

Показывает на яблоню.

— О горе нам, о горе безрассудным! Как ты могла? Ведь папа запретил нам трогать эту яблоню, а мы нарушили запрет. Что с нами теперь будет?! Как же рассердится отец!

— Да ладно ты — подумаешь проблема! Да он и не узнает ничего.

Паскаль сидит, качая расстроенно головой.

На поляну входит Сократ.

— Опять одна звезда с другою подрались. Им тесно в небе, видишь ли, — подумай! Пришлось обеих наказать примерно. На полсвечи им яркость притушить… Ну что вы, мои дети, не скучали?

Паскаль залазит на табуреточку, и, сидя на корточках, прикрывает наготу руками.

— Мне стыдно наготы своей. Отец! Дай мне одежду.

Сократ обходит вокруг него и говорит:

— Как ты узнал о наготе своей? Не ел ли ты плода, что я вам запретил?

— Мне Ева плод дала.

Сократ подходит к Андрону. Тот с невинным видом смотрит в небо.

— Ты плод сорвала? Ну же, говори!

— Ах, папа, что за дикости, ей-богу! Не трогай этого, того не ешь. Как будто мы, как дети, неразумны. Давно уж выросли мы, и пора опеку отцовскую оставить вам.

— О горе вам! И мне — большое горе! Прочь с глаз моих — нет у меня детей! Отныне изгоняю вас на землю. Из праха вы пришли, туда же и вернётесь.

Обращаясь к Андрону:

— Умножу скорбь твою беременностью я. Отныне в муках будешь ты рожать.

Повернувшись к Паскалю:

— И ты, Адам, простись с беспечной жизнью. Отныне тяжкий труд вам будет наказаньем.

Указывая рукой:

— Вон из Эдема!

Закрыв лицо руками:

— О горе мне, о горе!

Пьеса закончилась. Зрители захлопали, актёры раскланялись. Поэт сиял и светился.

— А где змей-искуситель? — недоумённо спросил у Адама Артур.

— Демон отказался участвовать в «фиглярстве». Так он это назвал.

Зрители расходились, обсуждая представление.

— Как сказал один мальчик, — говорил Ньютон Сократу, — почему мы должны страдать из-за того, что Ева с Адамом согрешили? Вразумительного ответа на этот вопрос религия не даёт. Догмат изначальной греховности человека принёс очень много вреда. Творец, создавший несовершенного, грешного человека, видимо что-то напутал в технологии его приготовления, и винить ему надо самого себя.

— Не является ли грех детей, в какой-то мере, грехом отца? — в своей манере согласился с ним Сократ.

— Слабая пьеса, — критиковал Писатель. — Лучше бы мне доверили. Я бы сделал всё по-другому. Получается дурочка Ева сорвала яблоко, наплевав на отцовский запрет. Дурачок Адам его скушал и пострадал ни за что. В чём мораль этой пьесы? Слушайтесь папу, а то будет ай-я-яй? Нет глубины, нет характеров, нет смысла.

— А как бы вы написали? — поинтересовался Артур.

— Я бы написал «Трагедию ошибок». Ева не хотела нарушать отцовский запрет, но коварный змей сам сорвал яблоко с дерева познания и подвесил его на другую яблоню. Таким образом Ева с Адамом не виноваты в умысле, но Отец не верит им и изгоняет их из Рая. Вот какую трагедию я бы написал… И потом — почему так куцо? — один акт и два действия. Можно было развернуть широкую панораму райской жизни. Четыре акта — детство, отрочество, юность, изгнание.

— Ну детства у них, допустим, не было, — заметил Артур. — Отец создал их уже взрослыми.

— Это кто вам сказал?

— Библия, — недоумённо ответил Артур.

— Библия для меня не авторитет, — гордо заявил Писатель. — Автор имеет право на своё видение. Автор в своей пьесе сам себе Господь Бог. Он творит мир своей фантазии.

Паскаль подошёл к Адаму с Артуром, которые дожидались его. Он уже переоделся.

— Ну и как вам наше представление? — поинтересовался Паскаль.

— Ты был неподражаем, но больше всего всем понравился Андрон в роли Евы, — заметил Адам.

— Я на первом курсе в студенческом спектакле играл Гамлета, — вздохнул Паскаль.

Он принял театрально-трагическую позу и продекламировал с чувством:

— «О, если б ты, моя тугая плоть, могла растаять, сгинуть, испариться! О, если бы предвечный не занёс в грехи самоубийство! Боже! Боже! Каким ничтожным, плоским и тупым мне кажется весь свет в своих стремлениях. Разбейся сердце, молча затаимся!»

— Браво! — похлопал Артур от души. — В тебе погибает великий трагик.

— Я знаю, — кивнул Паскаль. — И погибает он вместе со мной на этом проклятом острове.

Вернувшись в Замок, увидели накрытые для чаепития столы. На одном столе лежал большой круглый английский пудинг, на другом — яблочный пирог. В низких вазочках лежали конфеты и печенье. На подставках стояли два больших чайника с горячим чаем.

— Ура! — обрадовался Паскаль. — Устроим безумное чаепитие в лучших традициях.

Судья восхищался:

— «Queen of puddings»! Давно его не видел. Стал уже забывать — каков он на вкус.

Пудинг тут же был порезан на куски, и хватило всем. Из чайников Андрон разливал по чашкам горячий чай.

— Распределяем роли! — командовал Адам. — Кто у нас будет безумным шляпником?

— Вы не поверите, — удивил всех Судья, — но я уже играл эту роль в далёком детстве. В колледже, где я учился, однажды поставили на сцене «Алису в стране чудес».

— Ну так вам и карты в руки! — распорядился Адам. — Вы будете безумным шляпником. Кто будет мартовским зайцем?

— Можно я? — поднял руку Маркус.

— Есть мартовский заяц! — тыкнул в него пальцем Адам. — Вы, кстати, на него чем-то похожи.

— Наверно ушами, — вздохнул Маркус.

— Кто хочет быть Соней? — продолжал раздавать роли Адам.

— На Соню больше всего похож сейчас я, — протирая глаза руками, заявил Ньютон. — Бессонница ночью не дала заснуть.

— Я буду птицей Додо, — застолбил Паскаль. — А где наша Алиса? — добавил он, озираясь.

— Да вон она, со своим чеширским котом, — указал рукой Адам на Еву, идущую к ним с Филипом в обнимку.

Звуковая колонка в окне третьего уровня хрюкнула и зазвучала «Carnaval De Sao Vicente». Махровое ретро сменила Cesaria Evora, которая видимо отвечала за островной колорит.

Чаепитие продолжалось долго и весело. Адам раздавал кусочки пудинга и пирога:

— Маркус, давай свою тарелку!

— Да я уже два куска съел.

— Ничего! Где два, там и три. Три кварка для мистера Маркуса!

Филип прыгнул с колен Евы на стол, и Ньютон испуганно отмахнулся — «брысь!»

Паскаль поймал кота и отдал Еве.

— А не вступить ли мне в общество защиты животных? — спросил Паскаль. — У меня есть претензия к нашему многоуважаемому учёному, — обратился он к Ньютону.

— Что, что? — встрепенулся Ньютон.

— Общество защиты животных требует вытащить кота Шрёдингера из ящика! — стукнул кулаком по столу Паскаль. — Хватит издеваться над бедным животным! Если господину Шрёдингеру так важен этот эксперимент, пусть залезет в ящик сам. Это будет справедливо.

Ньютон махнул рукой.

— Ах, оставьте, ради бога! Вы ещё академику Павлову предъявите претензии — зачем он собачек мучал?

— А действительно — зачем? — не отставал Паскаль.

— Для прогресса науки, — убеждённо сказал Ньютон.

Адам посмотрел на него внимательно, но промолчал.

— В некоторых странах, — рассудительно сказал Судья, — уже приняты законы о защите животных с утверждением, что они обладают разумом и обращаться с ними надо, как с разумными существами.

— Нужное дело, — улыбнулся Адам. — В будущем эти законы пригодятся самому человеку… Когда его запишут в животные, — добавил он.

После чаепития все высыпали из Замка на берег острова. Немногие пошли купаться, «старичкам» вода показалась прохладной, но Паскаль с Артуром и Адам наплавались вдоволь. Глядя на них, Сократ скинул хитон и полез в воду. Пару раз окунулся, постоял и пошёл обратно. Судья с Ньютоном, раздевшись, играли в «дурака» на песке, греясь на солнышке. Демон плавал на лодке вдоль берега, приглядывая, чтобы никто не заплывал далеко.

Мессия сидел на большом белом камне, опустив ноги в воду, и с лёгкой улыбкой, казалось, был погружён в медитацию, впитывая в себя солнце, ветер, крики птиц и шелест волны.

Маркус с детской непосредственностью бродил по колено в воде, рукою зачерпывая воду, пытаясь поймать снующих мимо пёстрых мальков.

Поэт загорал чуть поодаль от берега, на траве, закинув руки за голову и рассеянно наблюдая плывущие в небе облака.

Друзья, накупавшись, вернулись на берег, нашли ровное место и тоже легли загорать. Адам присел рядом. Артур рассказал ему про книгу, которую он видел в комнате Демона.

— Это не его книга, — сказал Адам. — Был тут у нас такой персонаж — Заратустра. Так он себя называл. Начитался человек Ницше, вообразил себя реинкарнацией Заратустры. Читал нам такие страстные проповеди, что даже Мессия открывал рот от удивления.

— И что с ним стало потом? — спросил Артур.

Паскаль перевернулся на спину и подключился к разговору.

— Он не поладил с Демоном. И однажды кинул в него камнем. Тот рассвирепел и швырнул Заратустру в Ад на десять дней. Когда он оттуда вышел, стал тише травы. Все решили, что успокоился человек. А он готовил побег, пилил по ночам решётку на окне. Он жил в твоей комнате, — обратился он к Артуру.

— И что потом?

— Ну дождался он, когда пришёл корабль, выломал ночью решётку, спустился на простынях и поплыл к кораблю. Взобрался на борт и спрятался в трюме. И всё бы у него получилось, но утром Демон заметил с берега выломанную решётку на окне, корабль обыскали, и Заратустра снова попал в Ад. Потом Хозяин избавился от беспокойного жильца, отправил его в другую больницу на большую землю.

— Да-а… — протянул Адам. — Было дело… Я потом эту решётку на окно обратно приваривал.

Он оглянулся на парней.

— Я её нарочно плохо приварил. Подумал — мало ли? Вдруг самому пригодится…

— А я ведь тоже переболел Ницше, — задумчиво сказал Паскаль. — Это как детская болезнь — корь или ветрянка, было и прошло. Меня не убеждает пресловутая «воля к власти» — это Демону по душе. Но меня зацепила мысль о «переоценке всех ценностей» — «все вещи должны быть наново взвешены». Система человеческих ценностей нуждается время от времени в ревизии. Человечество развивается, меняется, и его ценности тоже должны развиваться, меняться. А иначе получится, как с Ветхим Заветом. Уже детям понятно, что это — сборник сказок, а отказаться нельзя, краеугольный камень не вытащишь — всё здание рухнет… Вот и приходится сочинять байки и изворачиваться, объясняя ветхозаветную версию сотворения мира.

— Книги Ницше — опасная земля, — присоединился Артур. — На его территорию стоит заезжать, только если ты уверен, что у тебя исправные тормоза.

Адам улыбнулся, вспомнив:

— Я эту книгу видел у Поэта на столе. Спросил его — зачем тебе это? А он говорит: «мне его философия не интересна, для меня он не философ, а поэт, и поэт настоящий.»

К загорающим подошёл Хозяин с Евой.

— Ну иди, ещё покупайся, — отпустил он Еву — только недалеко.

— Адам! Паскаль! Проследите за девочкой, — попросил он.

Адам и Паскаль поднялись и пошли за Евой в воду.

Хозяин присел возле Артура на камень.

— Ну как дела, молодой человек? Что-нибудь вспомнили из своей биографии?

Артур хотел бы соврать, но не получилось.

— Нет… — отводя глаза, сказал он.

— Плохо, плохо… — покачал головой Хозяин. — Для вас плохо… А для меня, как психиатра, человек, который ничего не знает о себе, интереснее, чем, человек, который знает о себе, что он — Наполеон.

Он ещё раз покачал головой.

— Ну ничего, не теряйте надежды. У вас ещё есть время.

Адам, Паскаль и Ева плескались и брызгались метрах в десяти от берега. Детский смех был частицей праздника, и никто не мог удержаться от улыбки… Ну… кроме Никто. Тот ходил по берегу в одиночестве далеко от купающихся и загорающих.

— Можно задать вам один вопрос? — спросил Артур.

— Да, конечно.

— Что является для вас критерием сумасшествия?

— Неадекватность реакций и поведения. Нарушение логики в рассуждениях. Утрата связей с внешним миром и уход в собственные фантазии.

— По этим критериям можно поставить диагноз любому творческому человеку.

— Вы так считаете? — Хозяин на секунду задумался и кивнул. — Отчасти вы правы. Настоящее творчество невозможно без доли безумия. Но!.. Гениальный творец ныряет в океан безумия и выныривает оттуда с драгоценной жемчужиной в руке. А больной человек просто идёт на дно. Он не умеет плавать, или переоценил свои силы. Вот ему надо помочь вернуться на поверхность. Этим и занимается врач-психиатр.

— Понимаете, — увлёкся он, — Я не считаю психические заболевания абсолютным злом. Все гении человечества имели психические отклонения. Человек, абсолютно лишённый психических отклонений, — это робот. Если бы человечество состояло из абсолютно нормальных людей, оно бы давно вымерло. Это как с генами. Если бы они не подвергались мутации, не было бы никакой эволюции. Хотя большинство мутаций неизбежно носили негативный характер. Но малая часть полезных мутаций порождала эволюцию видов… Поэтому дело не в том, чтобы преодолеть все психические отклонения и болезни. Дело в том, чтобы одолеть отклонения и болезни, угнетающие разум и личность человека.

Он смотрел на купающихся, где Ева взбиралась на плечи Паскаля и прыгала в воду с радостным визгом. Хозяин озабоченно вытягивал шею, наблюдая за ней.

— Вот возьмём, например, Паскаля, — продолжил он. — Что ему эта «Сокровенная Книга»? Разве принесёт она ему счастье? Надо избавить его от этой навязчивой идеи. Это пойдёт ему только на пользу.

— Значит, ваше цель — принести человеку счастье?

— Это цель любого врача. Здоровье — основная составляющая счастья. И психическое здоровье в том числе.

Хозяин поднялся и помахал купальщикам, призывая их вернуться. Артур тоже поднялся.

— Я хотел у вас спросить, — сказал он, — как называется наш остров?

— Когда мои предки ступили на этот остров, они назвали его New Eden. На старинных картах он назывался Illusio. Есть предание, что капитан рыболовной шхуны, проплывавшей мимо, увидел остров и направился к нему. Время было позднее, быстро темнело. Поэтому подойдя к берегу, капитан бросил якорь, но не рискнул выпустить своих людей на незнакомый остров ночью. Он решил дождаться утра… Утром, проснувшись, капитан увидел, что корабль снова в открытом океане и никакого острова рядом нет. Капитан очень удивился и занёс этот остров на карту под именем Illusio.

— Этот можно объяснить логически, — пожал плечами Артур. — Якорь плохо зацепился за дно. Во время прилива корабль приподнялся, якорь отцепился и корабль унесло ветром в океан.

— Вот! — обрадовался Хозяин. — Приятно слышать речь разумного человека! А Маркус, например, услышав эту историю, сделал прямо противоположные выводы. Это утвердило его в убеждении, что наш остров, да и весь мир, — только иллюзия.

Паскаль вернулся с довольной, но продрогшей Евой. В руке он держал большую ракушку — нашёл на берегу. Протянул её Артуру.

— Если приложить к уху и послушать, услышишь белый шум.

Хозяин, взяв дочку под руку, пошёл в Замок. Адам, проводив его взглядом, подошёл к, загорающему стоя, Ньютону.

— Вот вы, уважаемый Ньютон, про прогресс науки говорили… Атомную бомбу тоже для прогресса науки придумали? — пытливо и серьёзно спросил Адам.

— Ну да, — неуверенно ответил Ньютон. — Покорение атомной энергии не состоялось бы без этого. А почему вы спрашиваете?

— Да так… Свои мысли проверяю.

— Скажите, Адам, — подошёл к ним Паскаль, — ядерная война будет?

Адам вздохнул.

— Будет… Хоть и не общемировая, а локальная, но будет… Это законы жанра. Ружьё на сцене зря не висит… Но не переживайте, человечество выживет… В каком-то смысле, ему это даже пойдёт на пользу. Как у вас говорят: пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Только после смертоносной войны будет запрещено и уничтожено ядерное оружие… Вот когда в середине лета на каком-нибудь Лазурном берегу с неба посыпется снег, да не просто снег, а радиоактивный снег, вот тогда почтенные буржуа выронят из рук круассаны или бокалы с вином, и почешут в затылке — надо что-то делать!

Он невесело улыбнулся.

— Потомки будут удивляться — сидели на бочках с порохом, а переживали о глобальном потеплении… Смешно…

По склону, между стеной сада и берегом, бродил Писатель, внимательно что-то разглядывая на земле, присаживаясь, подбирая и отбрасывая камни. Артур подошёл к нему.

— Вы что-то потеряли?

Писатель посмотрел на Артура озабоченно.

— Не потерял, но надеюсь найти.

Он выпрямился, оглядывая окрестности.

— На острове должен быть клад. Какой же необитаемый остров без клада?

— Но наш остров обитаемый.

— Двести лет назад он был необитаемым. Тогда и зарыли здесь клад.

— Кто?

— Пираты, — пожал плечами Писатель. — Или моряки Магеллана, когда возвращались из кругосветного путешествия.

— Магеллан до этих мест не доплыл. Его жизнь закончилась раньше.

— Но корабль «Виктория» прошёл Индийский океан и мог посетить наш остров. Вот кто-то из моряков подумал — зачем отдавать всё королю испанскому? — и часть сокровищ зарыли на нашем острове.

— Почему вы в этом так уверены?

Писатель посмотрел на него недоумённо.

— Это возможно? — возможно! Значит, это могло быть. Вероятность этого явно выше вероятности выиграть в лотерею. Вот я и хочу вытащить счастливый билет.

Артур улыбнулся.

— Тогда вам понадобится лопата. Скажите Хозяину, что хотите облагородить остров, перекопать и посадить деревья, он вам даст лопату.

— Это хорошая идея! — задумался Писатель. — Пожалуй, я так и сделаю.

— А зачем вам богатство? Куда его тут тратить?

— Я не собираюсь всю жизнь здесь оставаться. А когда выйду отсюда, я куплю себе собственный остров.

— Собственный остров? — удивился Артур. — Что вы с ним будете делать?

— Я буду там жить и писать свой роман. Здесь неподходящая обстановка для творчества. Мне нужно уединение.

— Желаю удачи! — ещё раз улыбнулся Артур, и пошёл к берегу.

Накупавшись и позагорав, все разбрелись. Адам повёл Артура в свою вотчину. Два невысоких кирпичных строения с черепичной крышей и деревянный сарай — кузница, мастерская и склад.

Мастерская представляла собой одну большую комнату. В дальнем левом углу её стоял дизель-генератор, ближе — верстак с тисками и силовой шкаф с рубильником. В другом углу был лежак, на котором, видимо, Адам спал, низкий столик и тумбочка. На стенах висели вещи и инструменты. В центре мастерской лежал круглый коврик. С потолка над ковриком свисала какая-то конструкция, похожая на перевёрнутую Эйфелеву башню. От неё тянулся силовой кабель до щита на стене.

— Когда ты говоришь «машина времени», представляешь какой-то громоздкий аппарат, что-то вроде батискафа или космической капсулы. На самом деле всё проще. Это небольшое устройство, которое может поднять один человек. Я называю его телепорт. Это устройство создаёт в определённой точке возле себя пространственно-временной тоннель. Всё, что находится вокруг этой точки отправляется в путь.

— И каков размер этого тоннеля?

— Это зависит от мощности питания. От этого же зависит и на какое пространственно-временной расстояние можно отправиться. Я провёл расчёты. Мощности замкового дизеля не хватает для путешествия на две тысячи лет. Поэтому я чинил второй дизель. Теперь он уже готов. Можно начать настройку телепорта… Создать тоннель не сложно, если знать — как. Сложнее настроить его, чтобы не заблудиться в измерениях и «вырулить» туда, куда тебе нужно.

Артур обошёл телепорт вокруг, разглядывая его причудливую конструкцию.

— Так вот как выглядит машина времени!

— Не называй её «машиной времени»! Мне это режет слух. Я тебе говорил, что это неверно… И кстати, настоящий телепорт выглядит не так. Ты бы его просто не заметил, войдя в комнату. Он весь помещается вот в такой круглый коврик у тебя под ногами… Это примитивная модель. Всё, что я мог в этих условиях собрать. Условно говоря, я не мог собрать здесь, — он оглядел комнату, — смарт-телевизор, я собрал детекторный приёмник. Но работу свою, надеюсь, он выполнит.

— Я подумал, — сказал Артур, — если ваша машина перемещает в пространстве и времени, то наверно она может использоваться для телепортации, не задевая время?

— Может.

— Тогда почему вам просто не удрать с острова куда-нибудь?

— Мне нечего делать в вашем времени. Сюда я попал случайно.

Артур потрогал холодный металл.

— Это серебро?

— Да… Пришлось переплавить все серебряные ложки, какие нашлись у Хозяина, — усмехнулся Адам.

Артур заинтересовался.

— Ну и как мне отправиться в прошлое?

— Ничего сложного — садись на коврик. Теперь прими позу эмбриона. Все люди подсознательно помнят её — с этого они начинали свою жизнь. Так, правильно. Теперь закрой глаза и молись.

— Молиться? Как и зачем?

— Да шучу, шучу. Хотя… В каждой шутке есть доля правды. Трудно рассчитать точное время и место телепортации. Масса помех и флуктуаций может повлиять на результат. Я ведь совсем не собирался купаться в Индийском океане, да вот пришлось. Так что надо быть готовым ко всему. Риск в этом деле всегда присутствует.

Адам ковшом набрал из бочки воды, вылил её в электрический чайник и включил его в розетку. Через пять минут они пили чай с сахаром и хрустели сушками.

— Хочешь, ещё тебя удивлю?

Адам достал из рюкзака, висящего на стене, кожаную бандану. Подошёл к Артуру и одел её ему на голову.

— Yòng zhōngwén shuō diǎn shénme, — попросил Адам на чистом китайском языке.

— Wǒ bù huì zhōngwén, — недоуменно произнёс Артур.

Невольно он оглянулся назад — кто это говорит на китайском? — и понял, что это говорил он.

Адам засмеялся.

— Ты теперь можешь ехать в Китай, и все тебя станут хвалить — как хорошо и без акцента ты говоришь по-китайски. Этот девайс, как сейчас говорят, позволяет общаться на всех известных ему языках. А знает он их много. Незаменимая вещь в путешествиях по времени и пространству.

Он снял бандану с головы Артура.

— Эта бандана — единственное, что у меня осталось из будущего. Все остальное, что я захватил с собой, — на дне океана. Никогда точно не угадаешь — где приземлишься? Вот я приземлился, точнее приводнился, в Индийском океане, в полуста километрах от берега.

— И как же вы не утонули? Неужели проплыли все пятьдесят километров?

Адам весело глянул на Артура.

— Я похож на человека-амфибию? На этот случай на мне был спасательный жилет. А через несколько часов меня заметили с судна, проплывавшего мимо.

— Так вот, — продолжил он, — бандана помогла мне убедить Хозяина, что я не сумасшедший. Я одел её ему на голову и заговорил с ним по-арабски. Он ответил, а потом вытаращив глаза и стал озираться, также как ты, — кто это за его спиной говорит по-арабски? Потом до него дошло, что это он говорит, и с этого момента он начал мне верить.

— Вы знаете столько языков? — удивился Артур.

— У меня было много свободного времени, чтобы их изучить. На арабском я читал ал Араби в оригинале.

Артур вытащил из нагрудного кармана, найденную вчера «визитку».

— Адам, я не знаю — кто я такой? В комнате ненужных вещей я нашёл свою сумку и там был вот этот странный кусок картона с непонятными надписями.

Он протянул «визитку» Адаму. Тот долго рассматривал её с обеих сторон, потом с выражением задумчиво произнёс:

— Эмпокасипабль!.. Звучит глупо, но гордо.

Мотнул головой и хмыкнул.

— Индейское предупреждение, — он вернул «визитку» Артуру.

— Что это значит?

— Есть такая история, не знаю — придуманная или реальная? Когда американцы готовились лететь на Луну, индейский вождь попросил их заучить одну фразу, которую надо произнести на Луне. Он объяснил им, что по их преданию на Луне живут духи их племени, и он хочет передать им привет. Американские космонавты выучили фразу, но из любопытства нашли переводчика, который им её перевёл. Оказывается, индейский вождь сказал: «не верьте этим людям, они пришли украсть ваши земли».

— Вы думаете, меня кто-то хотел о чём-то предупредить?

— Возможно ты сам хотел себя о чём-то предупредить… Во всяком случае, этого слова я не знаю, и того языка, что с обратной стороны — тоже.

Артур вздохнул и Адам похлопал его по плечу.

— Ну, не отчаивайся! Всё рано или поздно прояснится. «Don’t worry, be happy».

— Завидую вашему оптимизму — сказал Артур, — и хочу научиться ему.

— Я — оптимист-реалист. Когда говорю: «всё будет хорошо», всегда мысленно добавляю: «насколько это возможно».

Допив чай, Адам оглянулся по комнате.

— Чтобы тебе подарить? Ага! Вот тебе плеер, — он взял его с тумбочки возле лежанки. — Послушаешь музыку вечером. Там сборник песен — мне Паскаль записал.

Артур засунул плеер с наушниками в карман.

Они вышли из мастерской и спустились к берегу. Сев на камнях, продолжили разговор.

— Остров небольшой, — сказал Артур. — Я думаю, его весь можно обойти по берегу за час.

— Пожалуй, так, — ответил Адам. — Я знаю от Хозяина, что Демон предлагал ему расширить остров, благо прибрежная полоса — в основном, мелководье. Но Хозяин отказался, слишком дорого.

— Зачем Хозяину ваша машина? — спросил Артур.

— Он захотел отправиться в прошлое. Как он сказал: «мне надо съездить туда за своими пациентами», — Адам улыбнулся. — Он уже подготовил на втором уровне комнаты для Христа, Мухаммеда, Будды, Лао-Цзы и прочих, как он говорит, главных безумцев человечества.

— И вы ему в этом помогаете?!

— Нет конечно. Я не собирался ему в этом помогать. Я его обманул, чтобы он позволил мне заниматься созданием и настройкой телепорта. Через пару дней я отсюда сбегу. Предлагаю тебе составить мне компанию. Только уговор — никому ни слова. И про телепорт никому ни слова. Если Хозяин поймёт, что ты знаешь его планы, он запрёт тебя в комнате. Если спросит, скажи — я говорил тебе, что делаю новый источник энергии на замену дизель-генератора. Слишком много солярки жрёт дизель. Об этом Хозяин меня тоже просил, но руки пока не дошли.

— Вы так и не сказали мне — что вы ищете там — в прошлом? Зачем вам самому это нужно?

Адам задумался.

— Я не смогу тебе сейчас объяснить. Это слишком личное… Могу сказать только, что мне это нужно не из любопытства, и не для того, чтобы изменить историю. Это всё вздор.

Немного помолчали, слушая плеск волн.

— Мессию вчера отпустили, но книги у него отобрали, даже Библию, — сказал Артур.

— Ничего, вернут. Это Демон его не любит, а Хозяин его бережёт. Он — жемчужина в его коллекции.

— Меня сбивают с толку его проповеди. Иногда он сам себе противоречит.

— Противоречия — признак жизни. Мессия не проповедует придуманного им Бога. Он всё ещё Его ищет. На ощупь, вслепую, но настойчиво и упорно — в этом его сила.

У ног плескалась вода, с океана дул свежий ветер. Они сидели молча, глядя на тонущее Солнце.

— Если нам не удастся побег, — наконец озвучил Артур свои мысли, — мы будем сидеть здесь на острове до конца своей жизни.

Адам посмотрел на него.

— Не переживай! Всё будет хорошо.

— Насколько это возможно, — добавил Артур, и Адам улыбнулся.

— Быстро учишься.

Он поднялся.

— Пойду спать. Не засиживайся, а то простудишься.

Солнце утонуло в океане, окрасив линию горизонта багровым цветом. Небо проявляло первые звёзды.

Артур в задумчивости сидел на берегу. Когда понял, что рядом кто-то стоит, обернулся. Это был Никто. Капюшон лежал на его плечах, спутанные волосы были откинуты назад.

— Как идут дела союза освобождения от человечества? — спросил Артур.

— Что? А вы об этом! Нет, я понял, что борюсь с призраками. В этом нет смысла.

Он пристально вглядывался за горизонт. Потом повернулся к Артуру.

— Вы думаете, там за океаном что-нибудь есть?

Он кивнул головой куда-то в сторону океана, хотя океан был со всех сторон.

— Там территория снов. Ничего реального там нет.

Он помолчал.

— Когда Бог спит, ему снятся сны. Эти сны и материализуются в бесконечные Вселенные, населённые звёздами, планетами, людьми, животными. Материя — это ткань Божьего сна. Персонажи сна рождаются, живут, умирают — возникают и испаряются, возникают и испаряются. За время своего краткого сносуществования они успевают объяснить себе мир, определить его законы, начинают писать некоторые слова с большой буквы — Родина, Истина, Бог… А когда Бог просыпается, материя его снов перестаёт существовать, ведь её никогда и не было. И остаётся один Бог — вечный, бесконечный, единый…

— Одиночество не тяготит Его — оно стало привычным. Но иногда ему хочется, чтобы кроме него был кто-то ещё. И тогда он закрывает глаза и начинает видеть сны. И снова появляется материя снов, и снова рождаются звёзды, планеты, люди, звери. Они снова начинают верить в себя и окружающий их мир, начинают изучать его, желают счастья и вечной жизни. Ну не смешно ли? Несуществующие жаждут вечного существования. Иллюзорные находят законы иллюзорного мира. И так бесконечно — возникают и испаряются. И лишь для того, чтобы нарушить одиночество Бога. Чтобы сделать ему хоть чуть-чуть легче… Одиночество от этого не исчезнет. Но забывшись на краткое время сном, Он сможет забыть о своём одиночестве. Сны — великие обманщики, великие утешители.

Он присел на корточки и потрогал воду.

— Вы замечали, что сны иногда бывают убедительнее реальности? Как это там у китайцев? Проснулся мудрец, которому снилось, что он бабочка. И не знает теперь — мудрец он, которому снилось, что он бабочка, или бабочка, которой снится, что она мудрец?.. Реальность, выдумка, мифы, верования, сны — всё переплелось в клубок, и уже не поймёшь — что есть что? «Жизнь и сновидения — страницы одной и той же книги», — говорил Шопенгауэр.

— Я тоже думал об этом, — Артур был взволнован. — Мне приснился сон, что я сплю и вижу сон.

— И что же было в этом сне сна?

— В этом сне я прожил удивительную и радостную жизнь… Представьте же моё разочарование и обиду, когда я проснулся и понял, что всё это было только сон… Но потом я проснулся снова и испытал радость оттого, что разочарование и обида тоже были сном. С лёгкой грустью я понял, что всё в этом мире — и радости, и печали — только сон.

— Может быть, стоит ещё раз проснуться?

— Именно с этим желанием я теперь и живу.

Никто покачал понимающе головой и сел на камень возле Артура.

— Это не поможет… Каждый раз, когда услышишь «Non, rien de rien», будешь оглядывать мир с подозрением — а точно это последняя и единственная реальность?

Он вздохнул и задумчиво глядя на спокойные волны, продолжил:

— Когда жизнь становится предсказуемой, она кончается… Я редко помню сны. Но недавно днём случайно заснул и видел какой-то сон из моей и совершенно не моей жизни, не имеющий ничего общего со мной. Если начать его пересказывать, получится чушь. К тому же многое стремительно забывается, испаряется. Но сохранилось острое ощущение какой-то иной жизни, возможность какой-то иной жизни. Материалист скажет, что это бред нездорового сна; идеалист скажет, что это подсознательное воспоминание о нашей прошлой жизни. Я не знаю… Когда-то я читал «Войну и мир». Может быть, эти слова, пришедшие к князю Андрею на поле Аустерлица, лучше всего объясняют мои ощущения: «ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего-то непонятного, но важнейшего».

Артур с интересом смотрел на собеседника.

— Вы так здраво сейчас размышляете, что я просто в недоумении. До этого, простите, я считал вас самым сумасшедшим из всех обитателей Замка. А теперь уже не знаю — что и думать?

— Я сумасшедший. Я сам про себя это знаю. Во мне не один человек, а сотни людей, и сейчас с вами говорит только один из них. Возможно самый нормальный из ненормальных.

Он не смотрел на Артура, он смотрел за горизонт.

— Я — это кто? — произнёс он задумчиво.

— Человек каждый день меняется. Я сегодняшний не равен себе вчерашнему. Жизнь — это постоянное изменение, развитие. Жизнь — это постоянное отмирание чего-то старого и зарождение чего-то нового. Это верно и в материальном, и в духовном плане.

— Тогда что же такое «Я»? Даже на уровне материи я не могу определить свои границы. Каждый день у меня выпадают волосы; значит, волосы — это не «Я». Каждую неделю я стригу ногти; значит, ногти — это не «Я». Человек пришёл с войны, потеряв ногу или руку, и говорит: «я вернулся»! Значит, ноги и руки — это тоже не «Я». И что остаётся — голова профессора Доуэля? Ведь она тоже может сказать: «да, это я, профессор Доуэль». Моё «Я» даже в телесном образе для меня нечто неопределённое, не имеющее чётких границ. Что уже говорить о моей душе! Тут границы размыты ещё серьёзнее.

— Я помню того школьника, писавшего свои первые стишки. Я помню даже несколько строк из них. Но я не помню уже их целиком. И я не смогу уже написать подобные. Значит, «Я» — это уже не он, и он — это не «Я». Чушь собачья! Получается моё духовное «Я» вечно изменчиво также как моё тело… Даже если человек достигнет бессмертия, это будет ещё одна иллюзия. Жизнь и смерть неразлучимы. Человек живёт, умирая. В старике уже умер ребёнок, оставив о себе только воспоминания, тускнеющие с каждым годом… Что же такое — «Я»?

Он стиснул зубы и посмотрел на Артура.

— Хотите, покажу — почему меня упрятали сюда?

Он поднёс левую руку к лицу Артура и задрал рукав. Артур содрогнулся от ужаса. Это был обрубок, культяпка, без единого пальца.

— Я рубил пальцы один за другим и думал: «что? я ещё живой? значит это всё — не Я»!

Он смотрел прямо в глаза Артуру, а тот хотел, но не мог отвести глаз от уродливой кисти.

— Это было прилюдно. Но все оцепенели от ужаса, и только когда упал последний палец, я стал терять сознание, меня схватили, и кто-то дурным голосом заорал: «а-а-а-а»!.. Это было последнее, что я помню. Очнулся я уже в больнице, и — да, это была психушка.

Никто опустил руку и отвернулся. Артур не знал — что сказать? Он хотел бы развидеть то, что увидел.

Волна набегала на берег, гонимая свежим ветром, становилось прохладно.