Молчание Небес.
Возле статуи богини Фемиды поставили кресло и стол. Принесли три скамьи, и все стали рассаживаться.
Судья вышел во двор при полном параде: начищенные туфли, чёрная шёлковая мантия, короткий белокурый парик и «black cap» на вершине всего этого внушительного великолепия. В одной руке он нёс папку с бумагами, в другой — деревянный молоточек. Усевшись в кресло, он поправил мантию и открыл папку. Пришёл Хозяин, сел с краю на заднюю скамейку и кивнул Судье — можно начинать. Судья оглядел собравшихся и постучал молоточком по столу, призывая к тишине.
— Начинаем судебное заседание по обвинению господина Б. в преступлениях против человечества.
— Почему господина Б.? — недоумённо прошептал Артур на ухо Паскалю.
— Это было условие Мессии. Иначе он отказывался играть роль адвоката.
Судья строго посмотрел на шептавшихся. Потом кивнул Мессии, который встал, чтобы возразить.
— Ваша честь, я протестую против самой постановки вопроса о виновности господина Б. Это оскорбляет чувства верующих.
— Протест отвергнут. Объясню — почему? Сам термин «оскорбление чувств верующих» допускает существование «оскорбления чувств неверующих». И когда говорят о первом, пусть не забывают о втором. Этого требует чувство справедливости. Этого требует и конституция, утверждающая право любого человека на своё мировоззрение, на свою веру или неверу. Кроме того, это нерелигиозный, это светский процесс, расследующий конкретные преступления против человека и человечества. У любого преступления есть виновник, степень его вины мы и должны в ходе процесса установить.
Судья откашлялся, выпил воды и продолжил.
— При огромном многообразии человеческих вер и невер, избежать оскорбления в принципе невозможно. Речь может идти только о грубом, намеренном оскорблении, с целью унизить оппонента. Надеюсь, такого намерения ни у кого из присутствующих нет.
Он строго осмотрел собравшихся.
— Роль обвинителя я беру на себя. После моего выступления слово будет предоставлено стороне защиты.
Судья на секунду задумался, потом встал из кресла и вышел вперёд.
— Главным пунктом обвинения является известный нам по многим источникам факт массового уничтожения людей посредством организации всемирного потопа. Это был безусловно геноцид, crimen contra humanitatem, другого определения я дать не могу. Оставим в стороне причины, побудившие господина Б. к столь жестокому преступлению. Какими бы они не были, они не оправдывают самого преступления. Если господин Б. был уверен в греховности конкретных людей, он вправе был их судить и наказать. Но уничтожение всего человечества, за исключением господина Ноя с его семьёй, не может иметь оправдания.
Он степенно прохаживался взад и вперёд перед собравшимися. Вид у него был строгий, серьёзный, подтянутый.
— Если человечество на Нюрнбергском трибунале обвинило виновников массового уничтожения людей, человечество должно быть последовательным. Все виновные в подобных преступлениях должны понести наказание. В том числе, и тот господин, чьё преступление мы сегодня рассматриваем.
Судья посмотрел на Мессию.
— Мы должны быть последовательны, мы должны быть бесстрашны. Не взирая на всё величие и могущество господина Б., мы должны потребовать от него ответа за его злодеяния. Только представьте себе страх, ужас и страдания тех людей, которых он уничтожил. А ведь среди них были дети, много детей. Которые по определению ещё не могли согрешить, и заслужить столь жестокого наказания.
Он остановился.
— Я могу привести ещё много преступлений господина Б., свидетельства о которых сохранил нам Ветхий Завет. Уничтожение Содома и Гоморры в этом ряду. Жители этих городов согрешили перед господином Б. Но, если в этом виновны были взрослые, то конечно не дети. Коллективная ответственность, которую применял господин Б, является отвратительным атавизмом, простительным разве что языческим богам.
Он повернулся к собравшимся.
— Что говорит Иисус, сын господина Б., согласно Евангелию от Матфея? «Нет воли Отца вашего Небесного, чтобы погиб один из малых сих.» И, когда Пётр спрашивает его: «сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? до семи ли раз?» Иисус отвечает: «не говорю тебе: до семи раз, но до седмижды семидесяти раз».
Судья опять посмотрел на Мессию. Словно адвокат замещал обвиняемого, ввиду его отсутствия.
— Слова бы Сына, да в уши Отцу! Но было иначе. Целый ворох преступлений пятнает страницы Библии, и человеческое чувство восстаёт против господина Б. За что была наказана жена Лота? За то, что обернулась и увидела Господне злодеяние. Так преступник уничтожает свидетелей своего преступления.
— Я протестую! — Мессия вскочил, сжав кулаки. По красному лицу было видно — как он взволнован. — Вы не смеете судить Создателя. Вы всем и самой жизнью своей обязаны Ему!
Адам взяв его за плечи, усадил обратно и что-то сказал на ухо. Мессия попытался ещё раз вскочить, но Адам удержал.
Судья был собран и подтянут. Он продолжил свою обвинительную речь.
— Я перечислил только малую часть его преступлений. Человека, который совершил бы все эти преступления, проклял бы род людской до скончания веков. А господину Б. всё сошло с рук, всё также возносятся ему славословия и молитвы, как будто есть одна мораль для человека и другая мораль для господина Б. Как после этого верить заповедям его?! Не сам ли он нарушил их тысячи раз?
Мессия ещё раз попытался вскочить, но Адам опять удержал его.
— Всё указывает на то, что обвиняемый совершал свои преступления осознанно и не испытывал раскаяния. Corpus delicti для меня очевиден. Кроме того, он проигнорировал вызов на судебный процесс, что является знаком неуважения к суду. Поэтому я не вижу смягчающих обстоятельств, и требую высшей меры наказания, возможной в данном случае… Забвения!
Он вернулся в кресло и провозгласил:
— Слово предоставляется адвокату.
Мессия встал и вышел вперёд. Он был уже снова привычно бледен.
— Свою речь я начну с конца. Сторона обвинения требует в качестве меры наказания — Забвения. Это невозможно. Как вы планируете это осуществить? Запретить Его имя? Стереть из истории человечества все страницы, так или иначе, посвящённые Ему? Тогда вам придётся сжечь тысячи картин и тысячи книг, составляющих духовное богатство человечества.
— Теперь по сути обвинений. Ваши доводы рациональны, а вера иррациональна. Никакие логические доводы не могут её поколебать. Истинно верующий, в лучшем случае, только посмеётся над вами. Он знает: «пути Господни неисповедимы». И мы, верующие Ему, должны во всём полагаться на Него. Если Он решил стереть потопом греховное человечество, значит, иного пути не было. И мы должны принять Его решение со смирением и верой в Его мудрость. Не вам! — он посмотрел на Судью. — Не вам судить Его!
Он огляделся вокруг.
— Я сожалею, что поддался уговорам участвовать в этом безумном спектакле.
Мессия сел на своё место, а Судья встал.
— Уважаемый адвокат заявляет, что вера иррациональна, и не может быть подвержена суду рационального разума. Позвольте мне указать, что разум дан человеку господином Б., и если наш разум недостаточно хорош, то это претензия к самому господину Б. Я веду уголовный процесс. Здесь имеют вес — логика, факты, мотивы. Иррациональной составляющей в уголовном праве нет… Что касается невозможности Забвения, я не соглашусь. Нет необходимости подчищать историю от напоминаний о господине Б. Приговор не требует «damnatio memoriae». Забвение обращено в будущее. Пусть господин Б. останется в мифах, в легендах, в сказках. Пусть составит компанию Зевсу, Юпитеру и всем прочим, разжалованным богам.
Судья снова сел. Отложил бумаги в сторону.
— Перед вынесением приговора, обвиняемому предоставляется последнее слово.
Судья поднял руку, призывая к тишине, и, подняв голову вверх, воскликнул:
— Обвиняемый! Что вы можете сказать в своё оправдание?
Несколько секунд висела гробовая тишина. Судья кивнул.
— Обвиняемому нечего сказать в своё оправдание.
Он стукнул по столу молоточком.
— Объявляется приговор по делу господина Б., обвиняемого в преступлениях против человечества. Признать господина Б. виновным в организации массового уничтожения людей посредством всемирного потопа, и назначить ему наказание в виде Забвения на все грядущие времена. Суд окончен.
Собравшиеся стали расходиться. Судья, взяв Адама под локоть, говорил ему:
— Вы сами видите, как Он игнорирует нас. Когда разговариваешь с Богом, — ощущение, что разговариваешь со стенкой.
— Так всегда бывает, когда разговариваешь со своими иллюзиями, — в сторону сказал Адам.
— Уж лучше бы Он рассердился, швырнул в нас молнией. А молчание говорит о Его равнодушии к нам. Он заслужил Забвение. Всё — прекращаем о Нём думать и говорить.
— Это легче сказать, чем сделать, — улыбнулся Адам.
Все обитатели Замка обсуждали прошедший суд.
— Это ещё мягкий приговор, — говорил Ньютон. — Узники Освенцима, я читал, судили Бога и приговорили к смертной казни. Правда сразу после этого отправились на вечернюю молитву.
— Прежде чем отнять что-то важное у человека, надо дать ему что-то равноценное. А иначе в душе его образуется дыра, которая заполнится, бог знает, каким мусором, — рассудительно говорил Сократ.
Артур подошёл к столу, за которым Поэт и Паскаль обсуждали: есть ли Бог? Поэт говорил:
— Он должен быть хотя бы из уважения к тем, кто молился ему, кто страдал за него. Это намоленный Бог, хотя бы из вежливости Он уже должен быть.
Паскаль возмущался:
— А что же Он всё прячется от нас?! В конце концов — пусть нам объявят правила игры! Пусть Он, если Он есть, выйдет из-за кустов и скажет нам — здравствуйте, дети мои, вот он я — ваш общий папа, любите меня и слушайтесь. Или, если Ему некогда, пусть прикажет ангелам своим, написать на небе звёздными чернилами на каком-нибудь из известных нам языков, хотя бы на суахили: аз есмь ваш Господь, прошу любить и жаловать.
Адам что-то объяснял Судье.
— А почему Библия должна быть одна на всех? Есть одежда для женщин и мужчин, для взрослых и детей, для бедных и богатых. Почему духовная одежда должна быть одного покроя? Я прекрасно представляю себе Библию для военных, где в шестой заповеди написано: не убий (без приказа).
Сократ долго слушавший всех, вздохнул и сказал:
— Если вы рассуждаете о богах, будьте готовы выпить цикуту.
Паскаль поднялся и размял ноги.
— Бог, Бог… «Бюро обслуживания грешников»… Надо бы запретить использовать это слово, по крайней мере до тех пор, пока оно снова не наполнится смыслом.
— Пора обедать.
Пошёл в комнату, обернулся и пошутил:
— Обычно говорят: пообедал, что Бог послал. А у нас тут всё — не как у людей. Мы обедаем, что Демон послал.
После обеда дискуссия продолжилась. Мессия в ней не участвовал.
Судья убеждал:
— Во Вселенной должен быть наведён порядок. Если Бог не может его обеспечить, должен обеспечить закон. Вселенная должна быть юридически оформлена. Всё живые сообщества должны получить правовой статус, всё наличное во Вселенной имущество должно быть описано. Пока мир юридически не оформлен, невозможно навести в нём элементарный порядок.
Адам с доброй улыбкой оппонировал:
— Ну это огромная работа! Только описать все звёзды, планеты, кометы и метеориты — тысячи лет не хватит!
— Пока мир юридически не оформлен, и человечество не заявило на него свои права, отвечать должен старый владелец имущества или его представители.
Судья пояснил:
— Если на ваш дом упадёт самолёт, вы можете подать в суд на авиакомпанию. Если на ваш дом упадёт метеорит, вам не на кого подать в суд. Этот пробел в законодательстве нужно ликвидировать.
— Каким образом?
— Я напишу проект закона о юридической ответственности за форс-мажорные обстоятельства.
— И кто будет ответчиком? Опять господин Б?
— Ответчиками будут представители господина Б. на Земле — римский папа и католическая церковь. Они зарабатывают на имени господина Б., они будут нести за него ответственность. Теперь, если ваш дом разрушило землетрясение, пишите в Ватикан, требуйте денежной компенсации.
— Да! Так они вам и заплатят! — усомнился Паскаль. — И почему только католики? Пусть все платят.
— Всё это можно предусмотреть в законодательстве, — успокоил Судья. — Ввести пропорциональную ответственность всех мировых религий за незаконные действия их, так сказать, покровителей.
— Если, как указано в Библии, — продолжал Судья — ни один волос с вашей головы не упадёт без воли Всевышнего, значит, за всё безобразия Ему и отвечать, Ему и его представителям.
Артур пошёл в душ, а когда вернулся, Судья всё ещё продолжал говорить, но теперь он спорил с Адамом о важности законов.
— Вы говорите — первична мораль, а я утверждаю — первичен закон, — горячился Судья. — «Fiat iustitia, et pereat mundus».
— Закон — это механическая справедливость, — возражал Адам. — Моральный закон — справедливость живая. Это же очевидно!
Судья возразил убеждённо и строго.
— Очевидность не является доказательством. Очевидно, что Солнце вращается вокруг Земли.
— Законы создавались и шлифовались веками, — продолжил он. — А мораль, как показывает наше время, очень текучая материя. Иногда человеку приходится делать неприятный выбор. Толерантность, справедливость, гуманизм очень часто конфликтуют с разумом и с истиной. Например, в одном английском историческом сериале и герцога, и епископа, и даже королеву играют темнокожие актёры. Безусловно все должны обладать равными правами. Но в данном случае историческая правда принесена в жертву толерантности. Хорошие побуждения двигали людьми, но в итоге победили ложь и глупость… Вот к чему приходят, когда мораль ставят над законом и здравым смыслом. Ведь закон руководствуется именно здравым смыслом и опытом поколений.
— Да, ваша честь… — заметил Паскаль. — Вы явно не в тренде современных течений. Сейчас за такие речи в вашей славной Британии вас бы точно турнули с работы как минимум.
Судья нахмурился, а Паскаль наоборот фыркнул от смеха.
— Ты чего? — недоумённо спросил Артур.
— Анекдот вспомнил на эту тему… В Голливуде решили снимать римейк «Чапаева». Василий Иванович — негр, Петька — тоже. Чапаев говорит Петьке: «вот, Петька, разобьём белых, такая житуха начнётся!»
После ужина Артур одел наушники плеера и послушал музыку. Это был сборник песен. Погрустил под «Sister Rosetta goes before us», потанцевал под «High low meddle». Потом снял наушники и сел за стол, взяв в руки книгу. Но передумал и решил прогуляться.
Выйдя во двор, он с удивлением увидел, что ворота в сад приоткрыты. Обычно Андрон запирал их на ночь. Он прошёл сад весь и в самом конце его неожиданно увидел сидящего на траве, прислонившись к стене, Демона. Лунный свет хорошо освещал его грубое, как будто вырезанное каменотёсом, суровое лицо. Казалось он спал, положив голову на сцепленные сзади руки. Артур хотел незаметно уйти, но Демон видимо услышал его шаги и открыл глаза. Пару секунд он внимательно смотрел на Артура, потом опустил руки и кивком указал Артуру на место напротив него. Артур подошёл и сел на траву.
— Скажи — зачем им Бог? — пытливо спросил Демон. — Неужели, прожив много лет, они так и не поняли, что Бог — это человеческая придумка, немудрёная попытка найти свой смысл в этом мире? Ведь это человек создал Бога по образу и подобию своему.
Он смотрел на Артура холодным взглядом.
— Люди ищут ответы на трудные вопросы, — попытался объяснить Артур, — и Бог является самым простым и доступным ответом. Разве вам никогда не хотелось иметь доброго и сильного Отца?
— Никогда, — коротко отрезал Демон. — Само слово «отец» вызывает у меня неприятные воспоминания. Я ненавидел своего отца. Он не был ни добрым, ни сильным. Я презирал его и ненавидел, и носил это в себе, стараясь не общаться с ним.
В руке он теребил сорванную веточку, время от времени обрывая её листки.
— Бог нужен слабым, — угрюмо сказал он. — Человек в этом мире хромой. Ему нужны костыли — Бог, мораль, закон. Мало кто отваживается отбросить костыли и пойти своими ногами. Да не торной тропой, а туда, куда душа захочет.
— Люди верят в Бога, чтобы преодолеть смерть, — волнуясь, сказал Артур. — Только Бог может дать людям бессмертие.
— Бессмертие?.. Знали бы люди — чего желают! Бессмертие будет пострашнее смерти… Я уже не верю ни в Бога, ни в человека… Однажды — это было в далёкой юности, — я порылся в своей душе и не нашёл там любви к человечеству. Это меня слегка озадачило. Может быть, я стал мизантропом? Нет, отдельные люди мне интересны, а вот человек, как вид, мне стал неинтересен. Может быть, потому что человек — всего лишь разновидность обезьяны. Мне неинтересна умная обезьяна, и тем более стая умных обезьян.
Артур зримо припомнил свой первый разговор с Демоном. А тот продолжал свою мысль:
— Мне не нравится современное человечество. Прошли времена богов и героев, пришли времена муравьёв и кроликов. Работа и размножение, работа и размножение — на тысячи лет вперёд.
— А разве не так было всегда? — попробовал найти мост между ними Артур. — Героев и гениев всегда было мало, да много их не нужно.
Демон внимательно посмотрел на него.
— Кому не нужно?
— Человечеству, — пояснил Артур.
— К чёрту человечество! — Демон сплюнул. — Какие-нибудь будущие археологи, копаясь в пластах исторического навоза, будут изучать мумию человечества, пытаясь понять, что сподвигло эту несуразную живность назвать себя детьми Бога и ждать от Него подарка своим любимым детям в виде вечной райской жизни? Ответ на этот вопрос останется для них загадкой.
— Что до меня, — продолжил он, — я вот жду… когда она начнётся.
— Что начнётся?
— Война… Третья мировая… Да так, чтобы уже вернуть остатки человечества обратно в пещеры — другой жизни оно не заслуживает.
Он с тяжёлой улыбкой смотрел на Артура.
— Я ведь свой перевод сюда специально устроил. Кончится человечество, а я на острове, глядишь, и выживу. Вот тогда придёт моё время. Я уж им покажу демократию с толерантностью. Землю будут жрать.
Артуру стало не по себе. Он хотел подняться, но Демон, увлёкшись, продолжал.
— Будет война, будет. Большая война. Много оружия накопилось. Надо ему найти применение… Видел я сон о ждущих войны. По всей земле раскинуты каменные склады, окружённые колючей проволокой. Часовые с оружием обходят их, грозно окрикивая случайных зевак и заблудившихся прохожих. Лежат на складах пули, гранаты, бомбы, снаряды. Копятся они годами, ящики лежат друг на друге. Подъезжают грузовики, привозят новое оружие и боеприпасы. Лежат они долгие годы и мрачные мысли шевелятся в их металлических душах. «Когда? Ну, когда же уже? Долго ли нам ещё ждать? Смысла хотим себе мы. Бессмысленно наше лежание здесь. Ржавеют наши металлические оболочки, сыреет наш порох и тротил.» Миллионы, нет — миллиарды! — пуль мечтают пронзить чью-то тёплую плоть, миллионы снарядов мечтают обрушить людские дома. «Смысла, смысла хотим мы себе! Иначе зачем мы созданы вами?» Так говорят ожидающие войны. И война поэтому будет. Чтобы безумие мира обрело смысл.
Артур поднялся, слегка кивнул и пошёл прочь. На своей спине он уносил презрительный взгляд Демона.
Было уже поздно и, вернувшись в комнату, Артур лёг спать. Но мысли, толпившиеся в его голове, не давали ему уснуть. Промучившись полчаса, он встал, зажёг настольную лампу и сел читать.
«Одна из человеческих вер называется атеизм. Отсутствие Бога также недоказуемо, как Его присутствие. Тем более, что слово «Бог» есть простой звук, несколько букв, связанных в слово, повешенное ярлыком на то, что не может быть понято разумом и передано словами. Всё, что сказано о Нём, — человеческая фантазия, поистине безграничная и высокая. Человек сотворяет Бога по образу и подобию своему, и в этом творении, равнозначном творению мира, он возвышается до Него.
Пока существует хоть один верующий — жив Бог и отрицать его бессмысленно. Ибо вера и воля человеческие творят реальность мира. Библейский Бог создан тысячелетними молитвами миллионов людей. Он не создатель Вселенной, не создатель человека, не первопричина всего и вся. Но Он и то, и другое, и третье, поскольку человеческая вера наделила Его этой властью.
Пусть смеются атеисты: «Ну покажите нам этого Бога, где он живёт, — на каком облаке, в какой галактике; пусть проявит себя явно, зримо; пусть напишет на небе крупными буквами: «Я здесь!» — и далее десять заповедей мелким шрифтом. Почему мы должны верить на слово полуграмотным людям, жившим два тысячелетия назад?..»
Атеисты не понимают, что за верой в Бога стоит вера в бессмертие, а этого у человека не отнять. Это то, без чего жизнь теряет смысл.
Человек может называть себя неверующим, но быть таким он не может. Уже не модно быть голым атеистом. Называют себя агностиком, если нужно как-то назвать. Не веря в людских Богов, признают их право на существование, пока они нужны людям. А нужны они будут по-видимому всегда. Будут меняться их имена, будут меняться священные тексты, будут меняться обряды и храмы, но неизменным останется стремление человека обрести точку опоры в бескрайнем, холодном мире, что может дать только вера.
Бог есть пока существует хоть один верующий. А поскольку по большому счёту неверующих людей нет, Бог есть пока существует хоть один человек.
Человек ограничен в ощущениях, чувствах, знаниях, и всегда необходимым дополнением будет вера. Верите ли вы в Бога, в Аллаха, в YHWH, в Единого, в Абсолют, в Мировой Разум, — дело случая или в редких случаях выбора. Но неизменна вера. Только она даёт опору, без которой всё рушится к чертям собачьим.
Такие дела…»
Артур уснул за столом, уронив голову на книгу. Ему снились странные сны. Почему-то в его комнате ходил, озираясь, Никто, заглядывал под кровать и бормотал:
— Где-то должен быть Бог… Где я Его положил?.. Когда что-то нужно — ничего не найдёшь…