Побег.
Артур прислонился к стене и закрыл глаза, хоть в этом и не было смысла — вокруг была абсолютная темнота.
Какое-то время он просто сидел, не о чём не думая. Тишину нарушал тихий мерный гул работающего дизель-генератора. Постепенно он успокоился и стал размышлять.
— Андрон! Андрон мог выдать нас, он наверняка подслушал наш разговор в саду.
— Ах я, дурак! Всё испортил. Это моя вина.
— Адам наверняка, не дождавшись меня, отправится один. И, значит, я теперь навсегда останусь в Замке. Хозяин мне не простит побега.
Он прислонился лбом к холодной стене.
— Смогу ли я выдержать здесь десять дней? Не сойду ли я с ума? Лучше смерть, чем безумие… Нет, умирать я тоже не хочу. Не хочу уйти из жизни, так и не узнав, — кто я такой и зачем приходил в этот мир?
Попробовал встать, ощупывая стены. Под ногой что-то загремело. Это был пустой ночной горшок. Поставил его в угол и снова стал руками ощупывать стены. «Как слепой», — подумал он, — «мир наощупь». Поднёс левую руку к голове, часы тикали, но узнать время было невозможно.
— Теперь я знаю, что такое кромешная тьма… Странное слово — «кромешная». Бывает ли что-нибудь ещё кромешным, кроме темноты?
Прислонился к двери — металлическая дверь была ещё холоднее, чем стены. Он отодвинулся от неё и попробовал выпрямиться, но стукнулся макушкой в потолок.
— Кажется, у меня начинается клаустрофобия… Как там у классика: «тюрьма — недостаток пространства, возмещаемый избытком времени».
Не понимая — зачем он это делает? — Артур нащупал на полу мелкий обломок кирпича и стал корябать им на кирпичной стене своё имя. Результат ему был не виден, может быть, его и не было.
— Сколько раз за всю историю человечества, — подумал он, — это делали узники бесчисленных тюрем. То ли чтобы занять себя чем-то, то ли чтобы обрести зримое бессмертие, заявить миру — я был!.. Это конечно так себе бессмертие. Но хоть какое-то, если другого нет. «Сохрани мою тень. Эту надпись не нужно стирать.»
Закончив работу, словно выполнив давнюю, не им заведённую традицию, он снова опустился на пол.
— Кто же я такой? Что я здесь делаю?.. Ведь где-то есть большой мир… Там сейчас по улицам торопятся по своим делам люди, проносятся автомобили, звучит говор, смех, ругань. Город шумит, как встревоженный улей. Все при делах, все в заботах, все крутятся, как белка в колесе. Почему я не там, почему я здесь?
Он не знал, сколько времени прошло. Время утратило смысл. Холодный, каменный пол карцера вытягивал из него тепло, а вместе с ним, казалось, и жизнь.
— Может, я уже умер? И этот Замок — то ли чистилище, то ли ад навеки?.. В аду у Данте девять кругов. Это наверно десятый.
Он вспомнил:
— Кромешный ад! Да, да! Кроме кромешной тьмы, бывает ад кромешный.
Он лежал неподвижно, как труп, но мысль его билась, как муха, случайно похороненная вместе с покойником, летает и бьётся о крышку гроба.
— Всё это снится мне. Это кошмарный сон. Надо проснуться. Да, да! Надо проснуться… Я проснусь, и у меня будет другое имя, обычная биография, понятные цели, простые смыслы. Я буду радоваться жизни — вкусной еде, красивым женщинам, дорогим вещам, уютному дому. Я простой человек. Кто и зачем меня бросил в эту бездну безумия?.. Надо проснуться.
— А если это не сон?.. Если я сам придумал этот мир? Я сам придумал этот Замок и заселил его людьми. Я начал писать безумную книгу, не понимая, что безумие, как болотная тина, засасывает с головой. Так я из автора стал персонажем своей книги…
— Вздор! Какой вздор… Но… Если это действительно так, если я придумал этот мир, у меня должна быть власть над ним. Я могу изменить ход событий. Это надо проверить.
— Адам не бросит меня в беде. Он не уйдёт один. И не потому, что я ему дорог, мы знакомы всего несколько дней, а потому, что иначе он не сможет себя уважать.
— Значит, он не ушёл, он остался, чтобы вытащить меня. Да, это так.
— Сейчас вот откроется дверь, и я увижу Адама.
Словно повинуясь его мысли, загремел засов, дверь распахнулась и свет резанул глаза. Артур инстинктивно закрыл лицо рукой, но успел понять — в проёме двери стоял Демон.
— Вставай!
Артур, опираясь руками о стену, начал вылезать, но Демон, не дожидаясь, пока он вылезет, схватил его за ворот рубахи и вышвырнул в коридор. Он отвёл Артура в его комнату и, втолкнув его внутрь, сказал:
— Благодари Хозяина.
Дверь захлопнулась и щёлкнул замок.
Было раннее утро. Артур посмотрел на часы — половина седьмого. Значит, в карцере он провёл не более шести часов.
Артур снял часы, положил их на стол и пошёл к умывальнику. Умывшись и вытерев полотенцем голову, он внимательно посмотрел на себя в зеркало. Бледный цвет лица, круги под глазами и, не замеченная им ранее, складка на лбу.
— Неважно выгляжу, — подумал он. — Путешествие в Ад даром не проходит.
Артур лёг на кровать, бездумно смотря в потолок. Потом закрыл глаза и забылся тревожным сном.
Проснулся он примерно через час от какого-то шума. Открыл глаза и увидел Адама.
— Я вытащил твой завтрак, вставай, подкрепись.
Артур вскочил.
— Вы здесь! Вы не бросили меня. Я знал, я знал!
— Тихо, тихо! Не шуми.
Он глазами показал вверх, намекая на видеокамеру.
— Поешь, потом пойдём, прогуляемся по саду.
Он говорил нарочито громко, словно знал, что его внимательно слушают.
— Я извинился перед Хозяином, что без его разрешения дал тебе ключ от дверей. Это была моя ошибка, ты не виноват. Не грусти, через две недели придёт корабль, и ты отправишься на большую землю.
Через полчаса они вышли в сад. В саду не было никого, кроме Маркуса, который гулял между деревьев, трогая их стволы и что-то бормоча себе под нос. Проводив его удивлённым взглядом, прошли дальше. Адам рассказывал, что случилось вчера ночью.
— Демон давно подозревал, что я собираюсь бежать. Он следил за мной и за тобой. Он допросил Андрона и узнал о твоём разговоре с Паскалем. После этого он запер Паскаля, а тебя подкарауливал у двери Замка… Когда Демон тебя схватил, он тут же помчался к Хозяину, поднял его с постели и объявил, что мы с тобой пытались бежать. Хозяин тут же вместе с ним побежал в мастерскую. Но я уже понял — что-то пошло не так, выключил дизель и телепорт, и притворился спящим. Мне удалось убедить Хозяина, что Демон зря мутит воду, и не собирались мы никуда бежать. Я ему сказал: если бы я хотел сбежать, я бы давно это сделал, и не стоял бы сейчас перед вами. В общем, кажется, Хозяин поверил, или сделал вид, что поверил. Мы договорились, что завтра днём отправимся в путь. Так что, если бежать, то только этой ночью. Другого шанса не будет.
— Ключ у меня Демон отобрал.
— Знаю. Он тебе не понадобится… Помнишь, я говорил про решётку? Она держится на соплях, ты сможешь её выломать. Только делать это надо ночью, когда все спят.
Адам ушёл, попросив Артура остаться.
— Не надо, чтобы нас видели вместе.
Артур присел на гамак и, тихонько раскачиваясь, закрыл глаза. Пение птиц успокоило его, он почти заснул, но услышав чьи-то шаги, открыл глаза. Перед ним стоял Маркус. Он явно был чем-то расстроен.
— Вы можете мне что-нибудь объяснить?
— А в чём дело? — поинтересовался Артур.
— Мне захотелось посчитать — сколько в саду деревьев? Сначала я прошёл сад от ворот до конца. Насчитал сто двадцать девять деревьев. Потом я пошёл обратным путём и насчитал сто двадцать восемь деревьев. Я решил перепроверить себя и пошёл с левой стороны сада на правую. У меня получилось сто двадцать семь. Разозлившись, я пошёл уже с правой на левую. У меня вышло сто двадцать шесть. Я боюсь уже дальше считать, вдруг исчезнут все деревья.
— Да!.. Вы уж поаккуратнее с расчётами. Жалко, такой хороший сад пропадёт! — с незаметной иронией сказал Артур.
— Вот ничему нельзя верить, — расстроился Маркус. — Кругом обман!
— Кажется, я могу вам помочь! — заявил Артур. — Всякий раз, когда вы считали деревья, их становилось на одно дерево меньше — правильно? Примем это за аксиому. Первый раз вы насчитали сто двадцать девять деревьев. Значит, согласно нашей аксиоме, деревьев в саду сто тридцать!
Маркус недоверчиво смотрел на Артура.
— Вы уверены?
— Более чем уверен! Это выглядит логично… Кстати, а зачем вам знать количество деревьев в саду?
— Ну хочется же хоть что-то достоверное знать. Хоть что-то, в чём можно быть уверенным. А не получается…
Маркус вздохнул, Артур в знак солидарности вздохнул следом, но потом всё же сказал:
— Достоверно для каждого, что он существует. Как говорил Декарт? «Cogito ergo sum».
— А я не уверен в своём существовании. Может быть, моя жизнь — это чей-то кошмарный сон. Он проснётся, и я исчезну… Что у нас есть достоверного? — таблица умножения?.. Она создана для удобства счёта и не более того. Она ничего не говорит о мире.
Артур вспомнил разговор с Писателем и улыбнулся.
Маркус вдруг насторожился и уставился на верхушки деревьев.
— Слышали?.. Ворон каркнул.
Артур прислушался и посмотрел в ту сторону, куда смотрел Маркус.
— Это майна. Вон она, посмотрите! — он протянул, указывая, руку.
— Это ворон! — убеждённо настаивал Маркус. — Ворон каркает к беде.
— Да говорю же вам — не ворон! — рассердился Артур. — Не видел я здесь ни воронов, ни ворон. Это майна каркает. Они умеют подражать другим птицам.
Маркус покачал головой. Видно слова Артура его не убедили.
— Для того, чтобы подражать, надо сначала услышать, — логично возразил он. — А где она могла его услышать? Только здесь.
Он наклонился к Артуру и по секрету ему сообщил.
— Я его видел во дворе Замка.
— Кого?
— Ворона… Он сидел на голове «Мыслителя» и каркал: «кар!.. кар!..» Он смотрел прямо на меня, и у меня в груди всё похолодело. Это не к добру!
Маркус хотел уже уходить, но замешкался, обернулся и как-то беспомощно спросил:
— А это всё… по-настоящему?
— Что?
— Ну… это всё, — он обвёл рукой мироздание. — Это всё по-настоящему? Это не кино?
— Кино? — удивился Артур. — Что навело вас на такую мысль?
— Не знаю… Уж больно похоже, что мы внутри какого-то фильма… Я ведь не просил меня рожать. Нет, меня вытащили, сами знаете откуда. Чтобы что?
— Я не понимаю.
— Я тоже не понимаю. Что мы все здесь делаем?
— Живём.
— Зачем?
— А обязательно — зачем? Дали жизнь, вот и живём.
— То есть вы хотите сказать, что во всём этом — он снова обвёл рукой мироздание, — нет никакого смысла?
— Ну почему же… Наверно он есть… Даже скорее всего он есть… Просто нам о нём не сказали. Надеются, что мы догадаемся сами.
— Кто надеется?
— Ну… — замялся Артур. — Тот, кто создал всё это и нас в том числе.
— Вы о Боге?
— Это только одно из Его имён, — Артур хотел уйти от пояснений, в которых он, честно говоря, затруднялся.
— Я знаю… Ещё Его зовут Создатель… Его можно назвать Архитектором мира, а можно — Режиссёром. Вот я и думаю. Он снимает кино. Построил декорации, привёл актёров. А для кого снимается это кино? Кто наши зрители? Неужели Он сам единственный зритель своего творения?
— А мы разве не зрители? Сами актёры, сами зрители — чем плохо?
— Мне не нравится это кино, — нахмурился Маркус. — Я не понимаю замысел Автора — что я должен играть?
— А, может быть, в этом замысел? Представьте, что это кастинг, отбор актёров на какую-то очень важную роль. Нас поставили на сцену: ну, покажите — на что вы способны? Вот мы и живём, как умеем, показываем…
— А что — отбирают только Цицеронов и Наполеонов? — озаботился Маркус.
— Ну этого я не знаю, это только Ему ведомо, — засомневался Артур. — Может быть, вы именно тот, кто Ему нужен. Не теряйте надежды.
— И что, тогда будет другая жизнь?
— Да! Другая жизнь, другая роль, другой мир. Наверно там что-то невероятное, что мы не можем себе даже представить. Может быть, это будет мир высших измерений, где вся наша прежняя жизнь покажется рисованным комиксом на бумаге.
Маркус внимательно посмотрел на Артура и потом вздохнул.
— Вы же сами не верите в это. Это всё фантазии, очередная иллюзия.
Он махнул рукой и пошёл на выход из сада, понурив голову. Артур ещё немного покачался на гамаке и тоже ушёл.
Вернувшись во двор, Артур подошёл к сидящему за столом Паскалю и рассказал ему — что произошло прошлой ночью.
— Я ожидал, что будет нечто подобное, — хмуро сказал Паскаль. — У меня было предчувствие, и оно укрепилось, когда я понял, что меня заперли.
— Есть ещё один шанс, — вполголоса подбодрил его Артур. — Тебе надо незаметно спрятаться в моей комнате.
— Под кровать что ли? — недоверчиво буркнул Паскаль. — Ничего из этого не выйдет. Хозяин заметит моё отсутствие. После вчерашнего они будут настороже.
— Ну я не знаю тогда — что делать? — расстроился Артур.
— Бегите без меня, если есть шанс. Я хоть порадуюсь за вас.
Он не смотрел на Артура. Он смотрел в стол, корябая ногтем что-то по дереву. Артур присмотрелся и понял, что это было слово, которое Виктор Гюго обнаружил в глухом закоулке одной из башен Собора Парижской Богоматери.
— Что-то ты приуныл… — подбодрил Паскаля Артур. — Не вешай нос, дружище. У меня есть предчувствие, что всё будет хорошо.
— Это ты от Адама заразился. Это его присказка — «всё будет хорошо». Я тоже сначала поддался его оптимизму, но долго не удержался… Ничего не будет хорошо. Всё будет хуже и хуже… И бежать некуда, от себя не убежишь.
Он поднял голову и посмотрел на Артура.
— Да и не во мне дело… Разве это здесь сумасшедший дом? Это там сумасшедший дом… — он кивнул головой куда-то в сторону. — Вся планета Земля — большой театр абсурда. У меня плохие предчувствия… Прошлый раз, когда пришёл корабль, я с одним матросом разговорился — что там в мире происходит? Он сказал, что дело идёт к большой войне…
Паскаль выпрямился и вздохнул, рассеянно глядя вокруг.
— Если люди погибнут, то потому что они так и не стали людьми. Они остались евреями, немцами, американцами, русскими, китайцами, индусами, поляками, французами — они так и не стали людьми… Я не знаю — кто я по национальности?.. — он на мгновенье задумался. — Я родился в России, потом родители переехали со мной в Америку, когда мне было столько, сколько сейчас Еве. Я воспитан в русской культуре, но во мне намешана чёртова куча кровей. Во мне, кроме русской, есть еврейская, польская и какая-то азиатская кровь. Я не знаю — кто я?.. Я знаю только, что я — человек.
— «Безродный космополит», — попробовал пошутить Артур. Ему хотелось вытащить друга из депрессии. Но Паскаль не оценил шутки, даже не улыбнулся, а только с ещё большим ожесточением принялся корябать поверхность стола, пока наконец не сломал ноготь.
Офелия с жестяной лейкой в руках вышла поливать цветы. Оглядев двор, заметила Артура и улыбнулась. Артур поднялся из-за стола и подошёл к ней.
— Здравствуйте, матушка! — вежливо склонил голову Артур.
Офелия с лёгкой рассеянной улыбкой смотрела на него, но было понятно, что смотрит она куда-то очень далеко, в своё прошлое.
— Ты помнишь, мой мальчик, как мы катались на лыжах в Альпах?.. Как же назывался этот курорт?.. Забыла… На тебе был беленький свитер, на голове красная вязаная шапочка, на руках шерстяные коричневые варежки. Они тебе были большие и ты их постоянно терял… Как всё это было давно… Как будто в другой жизни.
Она погрустнела, тихонько покачивая головой.
— У меня в голове всё перепуталось. Просыпаясь, я уже не помню — какой сейчас год, весна или лето?.. Я сегодня перебирала ваши с Генри детские вещи, нашла эту красную шапочку и вспомнила тот зимний швейцарский день в горах… Светило яркое солнце, белый свет резал глаза, я купила себе тёмные очки… А теперь не могу их снять.
Она легко вздохнула и принялась поливать цветы. Артур потоптался неловко рядом и пошёл прочь.
После обеда, присоединившись к прогулке Сократа, Артур попытался его разговорить.
— Вы представляете себе, что идёте по афинским улочкам, под мраморным портиком?
— В своём уме я могу спорить с Платоном и Аристотелем. Для этого мне не нужны ни Платон, ни Аристотель, ни Древняя Греция. Всё во мне, весь мир во мне.
Он посмотрел на Артура и спросил:
— Что вы знаете про Сократа?
— Про Сократа мы знаем, благодаря Платону и Ксенофонту. Он был сыном скульптора и акушерки. Жил в Афинах и называл себя «философом» — любителем мудрости. Был женат на сварливой Ксантиппе, и в шутку заверял, что именно она сделала его философом. Исповедовал дельфийский оракул — «познай самого себя». Был осуждён за неверие в богов и развращение молодёжи. Он мог, как Галилей, покаяться и вымолить к себе снисхождение, но принял смерть спокойно, без тени страха.
— Да… — задумался Сократ. — Коротко. Похоже на шпаргалку на школьном экзамене.
Артур покраснел, как школьник, пойманный за руку учителем.
— Истинный философ умирает радостно, — сказал Сократ, — так как верит, что смерть даст ему ответы на многие главные вопросы его жизни.
Они гуляли неспешно. Сократ по не обыкновению был грустен. Может, на это влияла пасмурная погода.
— Вы вспоминаете свою родину, — спросил Артур, — тоскуете о ней?
— О какой родине ты говоришь?.. Там, — он кивнул головой куда-то в сторону, — у меня был дом, но родина моя не там. У меня та же родина, что и у Анаксагора.
— Вас не тяготит лишение свободы?
Сократ остановился и несколько секунд смотрел на Артура, как будто пытаясь понять — о чём он спрашивает?
— Свобода?.. Я свободен… Я не могу покинуть остров? Но я этого не хочу. Мне нечего делать там, — он снова кивнул в сторону. — Там я чувствовал себя несвободным.
Он снова продолжил движение.
— Человек лишён свободы, когда он не свободен от своих желаний. Человек желает обладать вещами, не понимая, что это взаимный процесс. Ты обладаешь вещью — она обладает тобой… Ты покупаешь машину — она крадёт у тебя большой кусок твоей жизни. Ты теперь должен постоянно думать о ней, заботиться о ней, тратить на неё и свои деньги, и своё время жизни. Это не ты владеешь ей, это она владеет тобой… Покупая новомодный смартфон, ты становишься его рабом, ты прикован к нему невидимыми цепями. Он знает о тебе всё, даже то, что ты хотел бы забыть. Он диктует тебе — что ты должен делать, он затягивает тебя в водоворот событий и новостей, без которых ты вполне бы мог обойтись. Он продаёт тебя оптом и в розницу. У тебя нет больше личной жизни, личного пространства. Всё, что ты сказал и сделал, может быть использовано против тебя. Прижимаясь к твоему уху, он целует тебя, как Иуда Христа. Это не он продан тебе, это ты продан ему.
— Про лишние вещи я понимаю, — согласился Артур. — Но палку перегибать не стоит. Смартфон, например, вещь нужная. Возможность поговорить с близкими людьми, которые от тебя далеко, — об этом раньше люди мечтать только могли. Разве смартфон, интернет, компьютеры не дают нам дополнительную степень свободы?
— О какой свободе ты говоришь? — вздохнул Сократ. — Об иллюзии, которой ты себя тешишь? Избавься сначала от лишних желаний, от лишних вещей, чтобы обрести хоть какую-то свободу.
— Вещи дают человеку комфорт, — продолжил он. — Человек слаб, он легко отдаёт свою свободу за комфорт… Люди любят деньги. Они считают их мерилом успеха. Они говорят: если ты умный — покажи свои деньги. О, как они ошибаются! Деньги обременяют тебя новыми желаниями, новыми вещами. Они делают тебя зависимым, несвободным. Они делают тебя своим рабом… Я деньги не люблю, — махнул рукой Сократ. — И они меня не любят. У нас это взаимно.
Сократ улыбнулся, что-то вспомнив. Он остановился и повернулся к Артуру.
— Я, когда жил в Мегарах, — это недалеко от Афин, — было мне лет десять, нашёл возле лавки Теодоракиса кошелёк, оброненный кем-то. Было там восемьсот драхм, большая сумма для мальчишки — можно было купить футбольный мяч. Так я отнёс кошелёк в лавку, отдал продавцу и сказал: кто-то из ваших покупателей обронил. Продавец посмотрел на меня хитро, положил кошелёк в свой карман, протянул мне конфетку и поблагодарил: «Молодец, хороший мальчик! Не волнуйся, я передам тому, кто его потерял.»
— Я, радостный, прибежал к матери, — продолжил Сократ, — рассказал ей про свой поступок. Она только вздохнула и погладила меня по голове. Ничего не сказала. А жили мы тогда бедно. И эти восемьсот драхм наверно нам бы очень пригодились.
— Теперь жалеете? — спросил Артур.
— Да помилуй меня Зевс — ни тогда, ни потом не жалел. Клянусь собакой!
Они продолжили прогулку и несколько минут шли молча.
— Как вы понимаете сократовский даймоний, — спросил Артур, прервав затянувшееся молчание, — и есть ли у вас нечто подобное?
— Даймоний — внутренний голос нашего разума. В житейских делах он молчит, или мы не слышим его, но в переломные моменты нашей жизни, он подаёт голос и, если его послушаешь, поступишь верно. Иногда его называют интуицией, но это именно он — внутренний голос нашего разума.
— Почему же его голос не слышен всегда?
— Человеческая жизнь на девяносто процентов состоит из существования. Просыпаясь утром, ты умываешься, чистишь зубы, завтракаешь, одеваешься, идёшь на работу — это всё механическое существование, с этим справился бы любой робот. Живёт человек тогда, когда любит, когда творит, когда познаёт, когда идёт в атаку под пули. Всё остальное время он существует. И его даймоний молчит.
Навстречу им прошёл Судья, сдержанно поклонившись. Артур ответил ему тем же.
— А это правда, что вы считаете вопрос важнее ответа?
— Правильный вопрос не требует ответа. Ответ заложен в самом вопросе… Для чего человек наделён разумом? Человек, пожалуй, был бы счастливей без него. «В многой мудрости много печали.» Но человеку дан разум, чтобы он познал этот мир. Так или иначе все мы заняты этим. Тысячи лет человек задаёт Вселенной вопросы. Ответы меняются, а вопросы остаются. Есть вопросы глупые, пустые, мелкие. Есть вопросы глубокие, трудные, мудрые. Человек думает про себя, что он ответ, а он только вопрос. Каждый человек — это вопрос, обращённый к миру.
Слушая Сократа, Артур заметил приоткрытую дверь, из-за которой выглядывал Мерлин. Тот подзывал его движением руки. Артур подошёл к нему, с облегчением вспомнив, что часы он оставил в комнате.
— Молодой человек, помогите мне поднять ящик, — попросил Мерлин.
Артур кивнул и зашёл в комнату.
Мерлин жил в круглой, башенной комнате, такой же, как у Артура, Адама и Поэта. Комната была пуста. Кроме одного буфета не было никакой мебели — ни стола, ни стульев. Вместо кровати посреди комнаты лежала циновка с маленькой подушкой.
Мерлин прошёл к буфету и указал на небольшой деревянный ящик с крышкой.
— Стар я уже, силы оставляют меня. Положите этот ящик наверх.
Артур залез на столешницу буфета и легко закинул ящик куда указывал Мерлин.
— Подождите, не слезайте. Там должна быть маленькая сумка. Дайте её мне.
Артур взял коричневую барсетку и показал.
— Эта?
— Да, да. Слезайте!
Артур спрыгнул на пол и отдал барсетку Мерлину.
— Спасибо, молодой человек.
Мерлин сел на циновку и стал копаться в сумочке. Артур оглядывал пустынную комнату. Потом подошёл и сел на циновку рядом с Мерлином.
— Это моя дочка, когда ей было пять лет.
Мерлин держал в руках выцветшую фотографию забавной девчушки с бантом в причёске. Фотография мелко дрожала в его руках. Когда Артур захотел взять её, чтобы рассмотреть, Мерлин отдёрнул руку и погрозил пальцем. Он бережно положил фотографию обратно в сумочку.
— И где она теперь? — спросил Артур.
— Не знаю… Никто не знает… То, что лежит на кладбище, рядом с могилой её матери, — это не она. Это её одежда. А где она — никто не знает…
Он отложил сумочку и посмотрел на Артура.
— Никто не знает, но все придумывают. А что остаётся делать? Нельзя же жить без надежды… Должна быть надежда, что все, кого мы любили, однажды вернутся к нам. Или мы вернёмся к ним…
— Вы верите в Бога? — понимая, что это бестактный вопрос, всё же спросил Артур.
— Все верят в Бога… Боги у всех разные…
— Вот Мессия тоже ищет Бога.
— Мессия навязывает своего Бога, а я своего никому не навязываю. Это мой личный Бог. У меня с ним личные отношения… У моего Бога нет зримого образа, о Нём нельзя сказать ничего, даже того, что Он есть. Все слова о нём будут ложью. Но погружаясь в медитацию, забывая себя, забывая весь мир, я могу общаться с Ним. И нет большей радости для меня. Если бы ещё удалось остановить время, и остаться с Ним в его вечности…
Он вздохнул и посмотрел на Артура.
— А вы, молодой человек, в какого Бога верите вы?
Артур посмотрел в пол.
— Мне хотелось бы верить в доброго и сильного Отца… Но, как говорит Мессия, мир не может иметь свойства моих хотений.
— Может — не может… Откуда нам знать? Желания тоже имеют силу… Среди бесконечного множества человеческих фантазий об устройстве мира есть и такая: каждому воздастся по вере его. То есть, во что ты верил, то и произойдёт с тобой. Верил в райский сад, значит, будешь гулять по райскому саду, пока не надоест. Верил в переселение душ, значит, возродишься в ином теле, в ином обличье. Верил, что смерть — это конец всего, значит, сам стёр себя резинкой из мира вечного… Ничего невозможного нет, и реальность может оказаться неожиданней любой фантазии. Мир гораздо больше, чем наша видимая, и даже предвидимая, Вселенная.
Он поднялся, опираясь на плечо Артура, и показал на окно.
— Что видишь там?
Артур тоже поднялся и, посмотрев в окно, пожал плечами.
— Небо.
— Небо… Небо — это серо-голубое покрывало, наброшенное на наш мирок, чтобы мы не отвлекались и занимались земными делами. Дневное небо — это покров, скрывающий от нас большой мир… Я не люблю день. Я живу ночью… Странно, что люди спят по ночам. Самое время для ясных мыслей. Стихает шум, потушен свет, и небо проявляет звёзды… Ночью можно жить, а днём всегда что-то мешает. И шум, и суета, и яркий свет… Не странно то, что днём не видно звёзды. День — для земных забот. Смотри под ноги, и делай что-нибудь руками и головой, за что дают цветные бумажки… День занят телом. Ночь же — для души. Но души спят. Когда они проснутся?
Повернувшись, он снова сел на циновку и закрыл глаза, чтобы смотреть внутрь.
Артур осторожно вышел из комнаты.
Уже вечерело. Артур огляделся и, заметив Паскаля, направился к нему. Паскаль сидел на траве, прислонившись к спине «Мыслителя», закинув руки за голову, и глядя в небо. Похоже, на него накатила очередная волна депрессии. Артур присел рядом, напротив него. Они помолчали, наблюдая, как по двору, заложив руки за спину, прогуливается Ньютон.
— Сегодня полнолуние, — сказал Артур, заметив поднимающийся над крышей Замка серебряный диск Луны.
— Значит, у Ньютона опять обострение, — меланхолично заметил Паскаль. — Сейчас его лучше не трогать.
— И как проявляется это обострение?
— Ходит всю ночь по двору, пялится на Луну и разговаривает с инопланетянами.
— С инопланетянами? — удивился Артур. — Которые живут на Луне?
— Он никому об этом не рассказывал, но все узнали после одного случая… Однажды сложилось два в одном — и полнолуние, и магнитная буря — ходил он неприкаянный, а потом полез на «Мыслителя», встал ему на голову в полный рост, протягивал руки к небу и кричал: «Я здесь! Я здесь! Заберите меня отсюда!» Пришлось Демону снимать его и одевать на него смирительную рубашку.
Они помолчали минуту, а потом Паскаль задумчиво заговорил.
— Первое моё детское воспоминание — это ощущение одиночества. Сейчас бы я сказал — тотального, экзистенциального одиночества… Я помню себя в деревянной детской кроватке, на которую сверху наброшена тряпка, защищающая от света электрической лампочки на потолке. Мы жили, семья из трёх человек, в одной комнате, в двухкомнатной квартире кирпичного дома. В соседней комнате жила другая семья… Отчётливо помню этот момент. Я лежу в кроватке, свет от лампочки проникает ко мне, создавая полусвет-полумрак. И это замкнутое пространство — от простыни до покрывала — и есть мой мирок… Родители о чём-то ругаются между собой. Они надеются, что я сплю, а я не сплю… Что я думал тогда? И думал ли о чём-то? Не помню… Помню только ощущение маленького, замкнутого мирка в полумраке, и одиночество.
Артур вдруг взял левую руку Паскаля и увидел на кисти тонкий шрам.
— Это то, что я думаю? — посмотрел он в глаза Паскалю.
Тот с досадой выдернул руку и посмотрел в сторону.
— Да ерунда! — детская глупость.
Он выпрямился, положив сцепленные руки на колени.
— Очень часто дети совершают это не потому, что хотят покончить с жизнью, а для того, чтобы привлечь к себе внимание — да посмотрите же наконец, как мне плохо!.. Это был как раз такой случай…
Он смотрел куда-то вдаль, куда-то в своё прошлое.
— Я однажды написал рассказ про последний день самоубийцы… Маленький рассказ про то, что он делает и что он думает в свой последний день. Понимаешь, он уже решился, и вроде бы должен думать только об этом — как поставить точку. А между тем по-прежнему занимается какими-то бытовыми делами — чистит зубы, разговаривает с соседями, заходит в книжный магазин и покупает книги. Выходит из магазина и думает: «и зачем я их купил»? «Это река жизни», — вспоминает он рассказ Куприна, — «это её течение несёт меня и будет волочить по дну даже мёртвого»…
— И чем заканчивался твой рассказ? — с любопытством поинтересовался Артур.
— Он уезжает в горы, где нет людей, нет суеты и городского шума. Поднимается на высокую гору и подходит к крутому обрыву, к пропасти. Думает: «пропасть и пропасть — не зря это созвучно. Вот в пропасти я и пропаду». Садится на краю, разводит костёр. Потом достаёт из рюкзака тетради — все свои дневники, стихи, рассказы. Прочитает лист, вырывает его из тетради и бросает в огонь. И так до тех пор, пока не сгорело всё. Понимаешь? Он как бы последний раз прочитал свою жизнь и сжёг о ней все воспоминания, как сжигают мосты за спиной. Теперь он был готов. Костёр догорел, потух. Он встал и подошёл к самому краю. Не было страха, он даже попытался пошутить.
— «Мой друг говорил мне: настоящий мужчина должен хотя бы раз в жизни прыгнуть с парашютом. Парашюта нет… но прыжок будет.»
— Оттолкнулся и прыгнул…
Паскаль замолчал.
— Да… Мрачноватый рассказ, — вздохнул Артур.
— А ты знаешь, мне он помог. У меня ведь были тогда такие мысли. А описал это всё и вроде как сделал… Стало легче и эти мысли ушли.
— А ещё что-нибудь ты писал? — спросил Артур.
— Да много было всякой ерунды! Несколько толстых тетрадей, заполненных крупным, детским, корявым почерком, и десятки текстовых файлов на компьютере. Восторженные оды Разуму и человечеству, наивные стихи с рифмами типа «любовь и кровь», жажда любви и жажда познания… Всё однажды сжёг и удалил.
— Рукописи не горят, — утешительно сказал Артур.
— Да, да… — мрачно усомнился Паскаль. — Рукописи не горят. И жёсткие диски не форматируются.
Он грустно улыбнулся.
— Знаешь, была по телевизору такая передача — «Розыгрыш». Известных людей ставили в неловкое, смешное или трудное положение, и тайком снимали их реакцию, их поведение. Под конец, когда герой передачи уже доведён до отчаяния, звучали фанфары — па-бам! — это розыгрыш! Все смеются, звучит весёлая музыка, рейтинг телеканала летит вверх… Вот у меня стойкое ощущение, что, когда я умру, будет нечто вроде этого. Мне объявят, что это был розыгрыш, и я сам, заливаясь счастливыми слезами, буду пересматривать эту свою жизнь, снятую скрытой камерой. Буду смеяться над всеми страхами и проблемами, которые мне покажутся маленькими — крохотными. Хорошо бы так.
Помолчав минуту, он продолжил.
— Я понимаю, что в этом мире мы гости. Этот мир для нас — большая многозвёздочная гостиница, где мы остановились ненадолго. Человеческая жизнь так коротка. Мы остановились тут проездом, из ниоткуда в никуда. Ночь пролетит быстро. Мы увидим какие-то сны, которые назовём «моя жизнь», а потом проснёмся и, ничего не взяв с собой, уйдём. Я всё понимаю. Я не понимаю одного: зачем на такую короткую жизнь такая большая гостиница? Зачем эти звёзды, галактики, чёрные дыры, пульсары, туманности? Зачем нам показали эти триллионы километров и миллиарды лет, если наша жизнь — одно мгновение? Кто так над нами смеётся? Чей хохот доносится из глубины бескрайнего Космоса? Ты слышишь его? Я слышу…
Вдруг Паскаль изменился в лице и замолчал. Артур обернулся — перед ними стоял Демон.
— Мальчикам пора спать! — Демон стоял ожидая.
Артур с Паскалем поднялись и пошли по комнатам.
Закрыв дверь, Артур услышал щелчок и понял, что его заперли. Видимо Хозяин не поверил Адаму и решил подстраховаться. Он был уверен, что без Артура Адам не сбежит.
Ночью Артур не спал, он сидел за столом и читал «Собрание возможных миров».
«Профессор Ир Со Лон утверждает, что открыл новый психотропный препарат, с помощью которого побывал в мире высших измерений, и доподлинно выяснил — как возникла наша Вселенная.
Возникла она в тот момент, когда оленевод четырёхмерной Сибири, по имени Елгунды Карагунды, включил чайник в розетку. Маленькая искра, проскочившая между вилкой и розеткой, и была нашим Большим Взрывом.
Так стало известно подлинное имя Бога. Профессор обещает опубликовать в журнале «Вопросы философии» большое интервью с Ним, о древнем искусстве обработки оленьих рогов.»
Артур посмотрел на часы.
— Уже полночь. Пора!
Разодрал простыню на четыре полосы. Связав полосы вместе, бросил их на пол. Поднялся на кровать, подпрыгнул, схватился за решётку окна и начал её раскачивать. Зазвенело разбитое стекло. Осколки стекла посыпались на пол и на кровать. Решётка поддалась и сверху прогнулась, но удержалась внизу. Артур вцепился в прогнувшийся край и повис на решётке. Раздался треск, и он вместе с решёткой полетел вниз.
Отбросив решётку, Артур снова залез наверх и пролез в окно. Глянув вниз, оценил, что до земли метров пять, и внизу камни. Прыгать он не рискнул. Слез с окна, поднял с пола свою самодельную верёвку. Привязал один конец к спинке кровати, второй выбросил в окно. После этого снова запрыгнул на окно и спустился вниз по верёвке.
На мгновение застыл, слушая тишину. Но тут увидел невдалеке Адама. Тот махал ему рукой. Прыгая по камням, он побежал навстречу.
— Надо спешить. Демон наверняка услышал шум.
Они побежали вдоль берега, спотыкаясь о камни. Лунный свет едва пробивался сквозь облака. Через пять минут они были в мастерской. Адам запер входную дверь.
— Что у тебя с рукой? — обратился он к Артуру.
Артур только сейчас заметил, что порезал о битые стёкла руку.
Адам вытащил из аптечки на стене медицинский пластырь и наложил на порез. Потом он включил дизель-генератор и стал подключать телепорт.
Внезапно погас свет.
— Чёрт! — воскликнул Адам. — Твой побег обнаружили. Наверно Демон услышал звон разбитого стекла, увидел нас на берегу и выключил замковый дизель-генератор.
— Что делать?!
— Спокойно! У нас работает второй дизель.
Свет снова загорелся — Адам переключился на другой источник. Он проверил напряжение на нагрузке и нахмурился.
— К сожалению, планы меняются. Отправляться придётся по одному. Слишком мало мощности питания.
Он посмотрел на Артура.
— Первым пойдёшь ты.
Артур замотал головой.
— Нет!
— Отставить! Здесь приказываю я. Вставай к телепорту.
Он почти грубо, схватил Артура за шиворот и подтолкнул его.
— Быстрей, быстрей! У нас мало времени.
Артур схватил его за руку.
— Вы обещаете мне, что мы встретимся там?
— Обещаю.
Адам снял со стены рюкзак и накинул Артуру на плечи.
— Там всё, что необходимо.
И указав на коврик, добавил:
— Смелее!
Артур сел на коврик в позе эмбриона.
— Делай, как я тебя учил! — услышал он голос Адама.
Артур стиснул зубы. Шум стал нарастать. Дизель прибавил обороты и завыл. Артур закрыл глаза. В глазах замелькали цветные всполохи, и он провалился в них, как в бездну.
С грохотом выбив дверь, в комнату влетел Демон. Вслед за ним с фонарём в руке медленно зашёл Хозяин.
Вполнакала горела лампа на потолке. Адам сидел на полу, сцепив руки, и смотрел на заглохший дизель. Хозяин молча ждал.
Наконец Адам посмотрел ему в глаза и с грустной улыбкой сказал:
— Что-то мне не везёт последние сто лет…
Хозяин ничего не ответил. Он всё также пристально смотрел на Адама, потом перевёл взгляд на телепорт, указал на него пальцем, и сказал Демону:
— Отнеси это в комнату ненужных вещей.
Больше книг на сайте - Knigoed.net