Комната Джерри.
Наступил май, уже почти лето. Жаркие, душные сумерки. Прошло уже восемь месяцев с тех пор, как началась эта история. Снова в обеих комнатах настежь открыты окна - комната Джерри на верхнем этаже - и слышен гул уличного движения. В комнате Гитель почти ничего не изменилось, только на столе уже нет книг и бумаг Джерри, с ночного столика исчезли лекарства, кровать застелена. В комнате Джерри - полный разгром. Укладка в разгаре, ни одна вещь не стоит на своем месте, повсюду ящики и картонки. Джерри в кухне, скинув пиджак, завертывает посуду в газеты. Гитель в комнате - босая, опять такая же, как прежде, но с налетом грусти на глазах - укладывает в картонку белье. Некоторое время оба молча занимаются своими делами, потом Джерри окликает Гитель; голос у него унылый, как, впрочем, и у нее.
ДЖЕРРИ: Как быть с этими кастрюльками, детеныш? Запаковать их отдельно?
ГИТЕЛЬ: Отдельно от чего?
ДЖЕРРИ: От тарелок.
ГИТЕЛЬ: Должно быть. То есть, конечно, да.
Снова молча продолжают укладываться. Оба устали от этой нудной возни, оба подавлены, но ни один не признается в этом их окружает атмосфера недоговоренности. Гитель становится на стул, чтобы снять занавеску, закрывающую угол, где висит одежда. Нечаянно задевает палку, на которой еще висят какие-то вещи. Палка срывается с подпорки и падает.
(подхватывает ее на лету) Джерри, сюда, скорей!
ДЖЕРРИ (бросает то, что у него в руках и бежит в комнату): Что с тобой?
ГИТЕЛЬ: Опять эта проклятая палка. Ничего особенного.
ДЖЕРРИ (с облегчением): О, а я думал, что ты... (внезапно умолкает и, взяв из ее рук палку с одеждой, кладет на кушетку) Так мне и не удалось приделать ее как следует. Впрочем, у меня было внутреннее убеждение, что никакая сила не заставит ее держаться на месте, хотя и нужно-то было всего два гвоздя и... (замечает ее грустный пристальный взгляд) Ты что?
ГИТЕЛЬ: Ничего.
Смотрят друг на друга, явно чего-то недоговаривая. Потом Джерри берет ее за талию и снимает со стула.
ДЖЕРРИ: Стой лучше на полу, белка.
ГИТЕЛЬ (раздраженно): Это почему?
ДЖЕРРИ: Потому что я взбирался на пик Лонга четыре раза. Я привык к высоте. (становится на стул и отцепляет занавеску от двери)
ГИТЕЛЬ: Думаешь, я разобьюсь? Не будет такого счастья.
ДЖЕРРИ (снова глядит на нее пристально): Что значит эта жизнерадостная фраза?
ГИТЕЛЬ: Я хотела сказать - несчастья.
ДЖЕРРИ: А! Я думал, ты хотела сказать - счастливого несчастья.
ГИТЕЛЬ: Пик Лонга - это что?
ДЖЕРРИ: Гора в Колорадо. Четырнадцать тысяч футов; вверх - на четвереньках, вниз - на чем придется.
ГИТЕЛЬ (после паузы): Подумаешь, я подымалась на крышу Импаир Отель Билдинг девятнадцать раз.
ДЖЕРРИ (улыбается, качая головой, и протягивает ей занавеску): Держи.
Но Гитель задумчиво направляется в кухню.
(поглядев ей вслед, швыряет занавеску на кушетку, где лежит теперь голый матрац, и оглядывает занавеску на окне) Эту тоже снять?
ГИТЕЛЬ (из кухни): Какую?
ДЖЕРРИ: Ту, что на окне?
ГИТЕЛЬ: Ты-то хочешь ее снять?
ДЖЕРРИ (недоуменно): Отчего же не снять.
ГИТЕЛЬ: Ну и снимай!
ДЖЕРРИ (нахмурясь): Откуда у тебя эта горечь?
ГИТЕЛЬ: Не знаю. Нашла на полке.
ДЖЕРРИ: Что?..
ГИТЕЛЬ: Миндаль. Он оказался горьким. (появляется с горстью миндаля) Хочешь попробовать?
ДЖЕРРИ: Я спрашиваю, чем ты огорчена? (переносит стул к окну и снимает холщовую занавеску)
ГИТЕЛЬ: Я?.. А ты чем?
ДЖЕРРИ: Я первый спросил.
ГИТЕЛЬ: А я и отвечаю - я огорчена тем, что не могу понять, чем огорчен ты.
ДЖЕРРИ: Понятно. Я же огорчен тем, что не могу понять, чем огорчена ты. На этом расследование можно закончить. Оно не принесло никаких плодов, кроме миндаля... Эти кронштейны тебе нужны?
Гитель, не отвечая, пробует миндалины одну за другой, надеясь найти сладкую.
(смотрит то на нее, то на кронштейны) М-м?
ГИТЕЛЬ: Мне ни черта не нужно. Тебе-то они нужны?
ДЖЕРРИ (пауза): Маленькая поправка. Нужны ли они нам?
ГИТЕЛЬ: Нам они, конечно, нужны. Пригодятся, ведь за них плачены деньги.
ДЖЕРРИ: Еще бы. Десять центов за пару. Сейчас возьму отвертку. (сходит со стула и направляется в кухню)
ГИТЕЛЬ: Ну тогда оставь их.
ДЖЕРРИ: Собственно говоря, зачем нам это тряпье? У тебя же там есть занавеска.
ГИТЕЛЬ: Почему тряпье? (щупает пальцами занавеску) Чудная ткань, сорок семь центов за ярд со скидкой. Я могу сделать из нее одиннадцать разных вещей.