Сотрудник "Нефтесиндиката" тихим голосом объяснил who.
О, ГеПеУ! — на ломаном русском воскликнул американец. Он отложил бутерброд, повернулся к своим соседям и с интересом принялся их рассматривать. Заценил папаху, черкеску, вычурное оружиеАхмеда. Затем покачал головой, надкусил бутерброд и вновь перешёл на родную речь:
— Toto, I've got a feeling we're not in Kansas anymore1,- сообщил он.
— Что он говорит? — требовательно спросил нахмурившийся Ахмед, возлагая правую руку на свой громадный кинжал.
— Он говорит, что ему очень нравится наша страна, — с кислой миной перевёл ответственный работник "Нефтесиндиката".
— Хм, — произнёс Ахмед, всем своим видом выражая недоверие.
— Вернёмся к нашим баранам, — переключил внимание нефтяника на себя старший сотрудник ОГПУ, сгребая со стола бумаги и возвращая их в портфель. — Что вы предпочитаете? Всеобщее осуждение коллег на этом совещании плюс десять лет тюрьмы шпиону и вредителю, или тысячу долларов разумному и сознательному советскому гражданину?
— Тысяча долларов, конечно, лучше, — сдавленным голосом признал очевидную истину Бодун.
— Тогда до скорой встречи в Москве, — сообщил Ясенев, поднимаясь и забирая свой портфель. — Первого числа каждого месяца вас будет навещать мой помощник. Он кивнул на прощание и зашагал к выходу. Вслед за ним, окатив ответственного работника ещё одним недружелюбным взглядом, поднялся с места и Ахмед.
— Пхх. — Вспотевший Бодун снял с шеи салфетку, посидел немного, массируя виски, затем тоже встал и, пошатываясь, направился к выходу. Аппетит у него пропал окончательно.
Американец удивлённо посмотрел на оставленные почти нетронутыми отборные деликатесы — белую рыбу, крабовое мясо, устрицы в майонезе, паштет из омаров, бутылку "Цинандали".
— Oh, these weirdRussians, — покачал он головой и принялся за белужий суп.
Глава 2. Хоть кота пивом обольём.
После удачного завершения разработки Бодуна, старший сотрудник особых поручений ОГПУ вернулся к делу "Рыбопрома". В оперативном порядке этим трестом занимался член его группы, агент II класса Митя Фельдцерман, а Ясенев только курировал действия подчинённого и, с высоты своего немалого опыта, давал общие советы.
Расследование "Рыбопрома" началось не по предписанию начальства, а по просьбе Льва Самойловича Фельдцермана, заведующего отделом распределения продовольствия в наркомате труда, хорошего знакомого Ясенева. Однажды, во время очередной передачи продовольственных талоновв ОГПУ для подтверждения их списания, старый друг попросил чекиста призвать к порядку зазнавшихся руководителей рыбного треста, особенно его астраханского филиала, которые уже полгода полностью игнорируют требование наркомата о присылке утверждённой планом части производимой ими продукции для передовиков и ударников производства.
Просьба пришлась Перекурову-Ясеневу очень даже по душе. Из прошлой жизни бывший российский полковник знал, что рыбное дело представляет необычайно благодатные возможности для эффективного бизнеса. Правда, и курировали его обычно весьма авторитетные люди, которым переходить дорогу было опасно. Однако, как известно, кто не рискует, тот не пьёт шампанского. Выслушав пожелание приятеля, бывший полковник даже потёр руки в предвкушении немалых доходов. Вот только Лев Самойлович почти сразу охладил его энтузиазм, попросив не слишком напирать на уклонение от налогов и спекуляцию, или, тем более, на связи с иностранными агентами и контрреволюцию, а только помочь восстановить деловые отношения с руководством.
— То есть, брать их под крышу или сажать не нужно? — разочарованно переспросил бывший полковник.
— Что вы, как можно? — ужаснулся Лев Самойлович. — Разве мы бандиты какие-нибудь? Там работаютуважаемые люди. Их надо лишь чуть-чуть поправить… эээ… в дружеской беседе напомнить, что нашему наркомату полагаются поставки по государственным ценам, ежемесячно, для распределения среди передовиков производства, — он достал бумажку, — сто килограммов белых рыб, осетра и белуги, десять килограммов чёрной икры, бог весть сколько крабов — ах, извините, — подслеповато щурясь, уточнил он, — это из Камчатки, уже улажено. Так, значит, вяленые щуки, окуни, караси, плотва… да вот весь список. — Он положил на стол перед старшим сотрудником ОГПУ мелко исписанный листок бумаги.
— Ясно, — со вздохом отозвался Ясенев. Отказать уважаемому человеку он не мог, хотя дело, похоже, выходило бесперспективным.
Запросив хозяйственную документацию "Рыбопрома", старший сотрудник ОГПУ углубился в её изучение. Прежний опыт быстро подсказал ему, где и как могут в этом бизнесе производиться хищения, приписки, уклонения от уплаты налогов, распилы государственных средств. Он уже приступил было к конкретным расчётам, но тут настали горячие деньки разработки Бодуна, и Ясенев передал "рыбопромовское" дело Мите Фельдцерману, а потом отправил его в Астрахань для изучения ситуации на месте.
Фельдцерман вернулся в Москву из командировки в тот же день, когда Ясенев и Кирбазаев прибыли из Краснодара. Агент II класса привёз неплохой материал. К уже найденным искажениям отчётности и завышению стоимости выполненных работ добавились фотографии обветшалых заводских корпусов, гниющих куч отходов в консервных цехах, убогих дощатых бараков рабочих — из чего следовало, что средства, отпущенные на усовершенствование производства и улучшение условий труда были потрачены нецелевым образом — попросту говоря, разворованы.
Поработав ещё немного над балансами предприятия, Ясенев счёл, что собранного материала достаточно, составил общую сводку, рассортировал снимки, отобрав наиболее выразительные из них, и отправил для переговоров в главк своего помощника. Во внутреннем кармане кожанки тот держал наготове бумажку, исписанную мелким почерком Льва Самойловича.
Переговоры с руководством рыбного треста прошли успешно, чему немало поспособствовала начертанная старшим сотрудником на ватманском листе схема с квадратами, ромбами, стрелками и именами, наглядно изображавшая откаты, распилы, хищения, взятки и прочие коррупционные связи действующих лиц, многие из которых занимали весьма высокие посты.
Из главка Митя Фельдцерман вернулся сияющий — все проблемы улажены, Лев Самойлович горячо благодарит. Однако на вопрос начальника: как намерены рыбопромовцы оплатить ему труд по улучшению работы их отрасли? он принялся бормотать что-то невнятное и, в конце концов, отведя глаза, сообщил, что из Астрахани от уважаемых людей будет ежемесячно поступать пара осетров и пять баночек чёрной икры.
— Ну что ж, — со вздохом согласился старший сотрудник по особым поручениям, визируя отчёт своего помощника и собирая все бумаги по делу "Рыбопрома" в общую папку, — как говорится: не удалось искупать коня в шампанском, так хоть кота пивом обольём.
*
Когда Ясенев запечатал и отдал курьеру для отправки в архив материалы по рыбному делу, в его кабинете зазвонил красный телефон. Из секретариата руководства отдела поступил приказ его группе отправиться в подмосковный Дмитров для фильтрации очередной партии заключённых.
Выслушав распоряжение начальства, старший сотрудник положил трубку на место и принялся паковать вещи. Командировка, в которую его группу отправляли уже третий раз, обычно длилась несколько дней.
Глава 3. Встречи с интересными людьми.
С некоторых пор московское отделение ОГПУ обязали курировать фильтрационный лагерь осужденных за разные преступления, устроенный околонебольшого подмосковного городка Дмитрова. В этом лагере дожидались окончательного решения по апелляциям и последующей отправки в места заключения лица, которым были вынесены приговоры судами первой инстанции. Из тех, чьи апелляции отклонялись инспекторами ОГПУ, кого-то, в основном уголовников, везли в Бутырку или во Владимирский централ для пересылки в Сибирь; кого-то, главным образом, интеллигентов, проходивших по политическим делам — на Соловки или в политизоляторы. По негласным правилам, установившимся после образованияСоловецкоголагеря, из интеллигентов преимущественные шансы попасть туда имели учёные и квалифицированные специалисты. Их ОГПУ потом могло "сдавать напрокат" разным ведомствам, за неплохую оплату.
Раньше апелляции разбирались прокуратурой и надзорными судами но, через какое-то время, из-за возросшего потока дел и нехватки личного состава, Наркомюст добился решения СНК о передаче рассмотрения жалоб в ведение ОГПУ. После чего особым бригадам чекистов пришлось, в порядке общественной нагрузки, выезжать в фильтрационные лагеря и выслушивать прошения, ходатайства, протесты.
Группу Ясенева отправляли в Дмитров третий раз. Это было не особо приятное поручение; хотя, в ходе его выполнения, случалось повидать интересных людей.
Уже во второй своей командировке старший сотрудник ОГПУ придумал рационализаторский приём, позволивший ему сильно ускорить фильтрацию. Рассмотрение апелляций разбивалось на два этапа. Сначала Кирбазаевопрашивал кандидатов на встречу с начальством и, по данным ему инструкциям, проводил отсев, а на оставшихся составлял краткую сопроводиловку. Затем те, кто прошёл первичную отбраковку, поступали на собеседование к Ясеневу. Такой конвейерный метод обеспечил быструю пропускаемость потока, благодаря чему старший сотрудник ОГПУ, на зависть коллегам, завершал свою миссию в очень короткий срок.
Стандартный диалог Кирбазаева с подавляющим большинством апеллянтов выходил кратким:
— За что сидишь? — был первый вопрос.
— Ни за что, — был обычный ответ.
— И сколько тебе дали?
— Пять, или семь, или пятнадцать, — со вздохом отвечал тот или иной зэк.
— Врешь, гнида-контра, — сообщалКирбазаев, наизусть помнивший выданную ему инструкцию, — ни за что дают десять. Следующий!
В этот раз после предварительной отбраковки в списке на приём к столичному инспектору осталось только четверо.
Первым был типичный с виду профессор, сухонький старичок с бородкой клинышком и в пенсне, притащивший с собой какие-то чертежи и расчёты. Сделаны они были, похоже, углём, на грубой бумаге, а некоторые даже на бересте. Всё это он выложил на стол перед Ясеневым, после чего опустился на стул и вытёр платочком лоб.
— Я сделал величайшее открытие! — выдохнул он.
Перекуров-Ясенев принялся перебирать рисунки, профессор же тем временем комментировал:
— Замшелые обскуранты учат, что атом нельзя разделить. Это глубоко ошибочное мнение. Я доказал, что ядро атома имеет сложную структуру, и его можно разбить.
Бывший российский полковник вгляделся в чертежи внимательнее. Его познаний в школьном курсе физики хватило, чтобы понять, что перед ним схематически изображён процесс деления ядра атома, а рядом — нечто вроде примитивной атомной бомбы. Он озабоченно забарабанил пальцами по столу.
Профессор же тем временем вдохновенно вещал:
— Моё открытие даст человечеству новые перспективы, раздвинет научные горизонты, перевернёт все наши представления о природе-
— Но какая от этого может быть польза народному хозяйству? — прервал его, размышляя, что предпринять, бывший полковник.
— Неисчерпаемая энергия атома станет двигать могучие машины, осушит болота, обводнит пустыни, — пафосно провозгласил учёный.