— Это ведь вы дядя-чекист из столицы? — пропищала кроха.
Ясенев-Перекуров машинально кивнул.
Девочка протянула ему какую-то свёрнутую в трубочку бумагу.
— У меня сигнал об антиобщественном поведении, — сказала она.
Изумляясь ещё больше, чекист повернулся к соседней школьнице, немного постарше:
— А у тебя что?
— У меня тоже сигнал, — важно кивнула та.
— Хм. Что ж, заходите по одному, — сказал Перекуров.
Дети послушно упорядочились в очередь.
Та, которую чекист спрашивал первой, первой и зашла в его кабинет.
— И о чём же ты хочешь рассказать? — спросил старший сотрудник ОГПУ.
— Папа с мамой не читают советских газет, — малышка с золотистыми волосами, подвязанными розовым бантиком, протянула ему довольно-таки обширный меморандум.
— Ухитрилась же столько накалякать, — проворчал Перекуров. — Поди, и писать-то лишь недавно выучилась.
Первоклассница засмущалась и покраснела.
— Родители запрещают таскать варенье? — дочитав бумагу, поинтересовалсяПерекуров.
— Как вы догадались? — широко раскрыло глаза ангельское создание.
— Работа такая. — Чекист вздохнул, достал из шкафа папку, положил в неё бумагу, затем порылся в столе, нашёл там коробку леденцов и протянул её сознательной октябрятке. — Иди гуляй, — сказал он. — Советская власть разберётся.
Закинув в рот конфету и размахивая портфелем с наклейками котиков, малышка убежала.
— У тебя о чём сигнал? — спросил чекист следующую девочку, школьницу постарше, которая протягивала ему листок, исписанный чётким почерком.
— Моя мама, учительница, на уроке истории критиковала действия командарма Тухачевского в войне с белополяками.
Перекуров вначале досадливо поморщился, но, перевернув лист бумаги и глянув на подпись посетительницы, заинтересованно хмыкнул. Эта фамилия встречалась ему в ГПУ-шном списке местной номенклатуры.
— Кто у тебя папа? — спросил он, просмотрев содержание.
— Секретарь райкома, — гордо вскинул голову, сообщила школьница. — Он меня учит всегда быть бдительной и выявлять скрытых врагов Советской власти.
— Да, да, конечно. — Перекуров понял, что не ошибся. — Папа наш человек, советский, — кивнул он. — А мама, похоже, из бывших?
— Она полна буржуазных предрассудков и я с ней постоянно ссорюсь, — возмущённо фыркнула школьница. — Недавно у нас проходила агитационная компания "Долой стыд!" так она запретила мне идти голой по городу вместе с другими активистками женского движения — сказала, что это "неприлично"!
— Понятно. Спасибо за бдительность и доверие к Советской власти. — Перекуров положил сигнал в другую папку. Учительница его не интересовала, но заполучить материал на секретаря райкома было совсем неплохо. — Следующий! — крикнул он.
*
Когда Перекуров уже заканчивал сортировать поступившие к нему от школьников сигналы, в кабинет постучали, и, после отклика "Войдите!", в дверях обозначился заспанный изобретатель.
— Ох, тысяча извинений, Пётр Матвеич, я вчера так утомился и переволновался, что всё на свете проспал. Уже были какие-нибудь проявления глубинных чувств?
Чекист кивнул.
— Какие, у кого? — Заврыкин от нетерпения чуть ли не подпрыгивал. — Ну, не томите же!
— Пионеры проявили активность, — неопределённо ответил чекист.
— Я же говорил! — обрадованно воскликнул изобретатель. — Дети к моим резонаторным волнам намного чувствительнее взрослых! Наверное, они принесли рационализаторские предложения в местный клуб юных техников?
Перекуров молча подтолкнул к нему папку с сигналами.
Изобретатель принялся читать донесения бдительных пионеров и октябрят, время от времени изумлённо хмыкая и бормоча про себя:- Удивительное дело… Ну надо же… Хотя… Молодое поколение всегда занимает активную жизненную позицию…
— Входят строем пионеры, у кого в руках журнал, у кого написанный вручную обстоятельный сигнал, — процитировал Перекуров стишок его времени. — А вот и взрослые подтянулись, — добавил он, наблюдая в окно как у приёмной местного ГПУ понемногу собирается толпа, и уже понимая, куда её перенаправит дежурный офицер. — Викентий Авксентьевич, погуляйте пока, я буду занят, и, похоже, до вечера. — попросил он, глядя, как толпа возле приёмной становится больше и больше.
— Да, да, конечно, — скомканно ответил изобретатель, возвращая папку на стол.
Толпа граждан двинулась в сторону крыла здания, где находился кабинет столичного гостя.
— "Мы сегодня ругаем товарища Сталина. И всё-таки я хочу спросить: кто же написал четыре миллиона доносов?" — пробормотал Перекуров фразу, которую любил приводить их институтский лектор по истории КПСС.
В дверь постучали.
— Что у вас, товарищи? — выйдя на порог, осведомился он у женщины боевого вида, стоявшей впереди всех.
— Это вы столичный чекист? — требовательно спросила та.
— Я, — кивнул Перекуров.
— Считаю своим долгом сообщить, что мой сосед по коммунальной квартире Васька Сукин, когда напьётся, выражается матерными словами в адрес Советской власти. Прошу обеззаразить общественную среду от означенного хулигана, поскольку его аморальное поведение оказывает разлагающее влияние.
Женщина протянула бумагу чекисту и добавила:
— А жилплощадь его пусть на нас перепишут. Мы пять лет в очереди на улучшение стоим.
— Хорошо, гражданка, разберёмся, — ответил Перекуров, принимая заявление. — Выстройтесь в очередь и заходите по одному, — велел он остальным.
Толпа послушно преобразовалась.
— Так, кто вы, и что у вас? — спросил он следующую посетительницу.