Две шеренги молодых парней в будёновках и при винтовках стояли, можно сказать, по стойке "смирно",хотя получалось это у них не слишком умело. Кто-то поправлял ремень, кто-то чесался, кто-то громко рыгал.
Вспомнив, что дисциплина в военных отрядах на раннем этапе революции понималась весьма своеобразно, Ясенев-Перекуроврешил взять свойский тон:
— Здорово, ребята! — гаркнул он. И, не дожидаясь уставного ответа, который, впрочем, вряд ли бы прозвучал, продолжил:- Пойдём вечером контру бить. Землю крестьянам, мир народам, баб всем желающим!
Незамысловатая грубоватая шутка пришлась парням по вкусу и многие из них заухмылялись.
— Грабь награбленное! — бойко добавил какой-то шустрик, но старший уполномоченный крепко держал в уме предписание Исай Борисовича и счёл нужным подправить политически незрелого энтузиаста.
— А вот это, товарищи, надо делать с пониманием. Сейчас наши братья рабочие ведут борьбу против наёмников мировой буржуазии, поэтому все валютные ценности, которые мы у контры отобьём, прошу сдавать по акту в фонд революционной обороны.
Слова" борьба", "буржуазия", "революция" бывшие крестьяне, достаточно наслушавшиеся митинговых речей, привычно проигнорировали, но неслыханные ранее "валютные ценности" и "по акту" их напрягли и показали, что новый командир, несмотря на безыскусную запойную рожу, не так-топрост и с ним надо держать ухо востро. Кое-кто заметно поскучнел.
УполномоченныйГубЧеКа, уловив изменения в настроении масс, пояснил:
— Брошки, колечки, дамские браслетики и всётакое-прочее, можете оставитьдля своих милых пташек. Но вот царские золотые монеты и разные бриллианты-жемчуга попрошу сдавать. По акту.
Возникшее было напряжение рассеялось и среди чоновцев послышались смешки:
— Да откуда у Мишки Косого брильянты-жемчуга?
— Он их, небось, и не видал никогда.
— Как и золотые монеты.
— А то!
Стоявший с края первой шеренги русоволосый парнишка с простодушным выражением лица робко спросил.
— Нам в дом новый котёл надо бы. Можно будет его взять или тоже в этот… фонд обороны?
— Котёл можно, — благосклонно разрешил уполномоченный.
Бойцы загомонили, живо обсуждая, кто какие предметы обихода видел у контрабандистов. Один припомнил керосиновую лампу, другой — переносную железную печь, третий — серебряные ложки. Воинский строй, и без того весьма сомнительный, грозил совсем уже распасться, так что Перекуров-Ясенев, повернувшись к Шнуру, выразительно глянул на него. Тот понял правильно.
— Товарищи бойцы! — воскликнул он. — Минутку внимания. Товарищ старший уполномоченный ещё не закончил!
Гомон постепенно стих ичоновцы более-менее восстановили строй.
— Товарищи бойцы! — на этот раз уполномоченный подпустил в свой голос каплю раскалённого революционного металла. — Наша партия большевиков, во главе с товарищем Лениным, вождём и учителем всех угнетённых трудящихся, ведёт народв светлое будущее. Мы должны беспощадно разбить тёмные силы и совершить экспроприацию экспроприаторов! Только тогда, когда во всём мире восторжествует пролетарская революция, рабочие и трудовое крестьянство освободятся от гнёта капитала!
Один из чоновцевповернулся к своему соседу, с виду поинтеллигентнее прочих, и спросил шёпотом: — Васёк, а шо такое "экспроприация"?
— Это когда ты жрёшь от пуза и каждая баба тебе даёт, — с видом знатока ответил Васёк.
— Ооо! — широко раскрыл глаза тот, и стал слушать речь нового командираещё внимательнее.
Перекуров, тем временем, прошёлся по контрреволюционерам, анархистам, белополякам, Врангелю, Колчаку, Юденичу, генералу Корнилову, указал на историческую обречённость старого строя и необходимость поддержания партийной дисциплины; призвал не поддаваться на провокации несознательных элементов и крепить революционное единство пролетариата и трудового крестьянства. Затем он перешёл к международной обстановке, осудил Чемберлена, Ллойд-Джорджа, американского президента Вильсона и кровопийц-банкиров лондонского Сити. Впрочем, заметив, что слушатели начали скучать, онперешёл на более актуальные темы жратвы, баб, и выпивки. После чеговернулсяк политическому моменту.
— Мы должны, товарищи, образно говоря, подняли на вилы эксплуататоров трудящего класса, — гремел он. — На вилы, под тесаки, ножи, кинжалы, топоры! Рубить им бошки! И не только нашихкапиталистов-эксплуататоров, но и зарубежных, которые хотят грабить нашу родину! Но мы не позволим, чтобысолдаты НАТО топтали нашу землю! Сотрём их всех в радиоактивную пыль! Разожжёмна горе всем буржуям мировой пожар!
Когда полковник выдал про радиоактивную пыль исолдат НАТО, глаза у комиссара Митьки Шнура стали совсем как блюдечки, и оратор, поняв, что переоценил интеллектуальный уровень своей аудитории, решил снизить накал страстей.
— Итак, значится, вот как обстоят дела, — откашлявшись, продолжил он. — Во-первых, жратва, во-вторых, выпивка, в третьих, бабы…
Произнося свою речь, бывший российский полковник одновременно отслеживал реакциюслушателей, высматривая перспективные кадры. К сожалению, большинствочоновцев в самыекритические моментызевали, чесались, в общем, проявлялиполитическую несознательность и даже, можно сказать, оппортунизм.
Его внимание привлёк смуглый черноволосыйнебритый парень, стоявший в середине второй шеренги. Как и все, он пропускал мимо ушей революционные фразы, как и все, оживлялся, слыша про баб, жратву и выпивку, но, в отличие от других, его глаза начинали странно поблескиватьпри упоминании ножей, топоров и усекновенииголов капиталистов-эксплуататоров. Перекуров решил взять его на заметку.
Ещё раз помянув жратву, выпивку ибаб, старший уполномоченный ГубЧеКа закончил свою речь короткой здравицей в честь товарища Ленина и всемирной революции.
Когда наступила тишина, комиссар Митька Шнур, кое-что повидавший в своей матросской жизни, сначала ошалело мотнул головой, а потом неистово зааплодировал. Другие бойцы тоже захлопали, замахали будёновками, застучали винтовками о землю — в общем, стали различными способами выражатьодобрение.
Лет пятнадцать назадФедька Перекуров, студент МГИМО, балагур и душа компании, лишь порадовался бы такому успехусвоего выступления и пригласил бы слушателей в пивную за его счёт. Но с тех пор он успел уяснить, что подлинный успех в этом мире достигается не словами и речами, а деньгами, родоплеменными связями, и холодным цинизмом. Ещё раз проанализировав план операции, который уже сложился в его голове, бывший российский полковник вскинул сжатый кулак, потряс им в качестве ответного приветствия бойцам, а затем повернулся к штабуи кивнул комиссару, предлагая следовать за ним.
*
— Кто из бойцов лучше всего знает в лицо главаря банды? — был первый вопрос старшего уполномоченного.
— Мишку Косого-то? — переспросил Митька Шнур. — Ванятка Мохин, конечно. Они дальние родичи, и, до того, как Мишка банду организовал, приятельствовали. А потом Мишка у него невесту отбил, и они вдрызг разругались. Да вы его знаете — Ванятка с Петровичем вас сюда на телеге подвозили.
— Очень хорошо, — кивнул Ясенев-Перекуров. — Поручим ему отдельное задание: выслеживать главаря банды.
— Это он в охотку, — ухмыльнулся Шнур, — давно с ним поквитаться хочет.
— Дальше, — уполномоченный взял карандаш и нарисовал на карте, в тех местах, где дорога близко подступала к лесу, три кружка. — Вот здесь, здесь, и здесь, — он потыкал карандашом, — я бы устроил засады часовых. Поэтому, перед тем как выдвигаться основному отряду, надо послать разведчиков проверить эти места. И снять часовых, если они там будут. Нужны люди, которые умеют скрытно передвигаться и хорошо владеют холодным оружием.
На этот раз Шнур задумался. — Ахмед, Федорка и Ерёма-мясник подойдут, пожалуй, — сказал он, наконец.
— Ахмед — это черноволосый небритый парень? — вскользь поинтересовался Перекуров. — Откуда он?
— Ага. — Митька кивнул. — С Кавказа откуда-то. К нам год назад прибился после демобилизации. Сначала у солдатки какой-то жил, потом в наш отряд вступил. А что? Ножом владеет отлично, с десяти метров в доску всаживает. И тесаком махает будь здоров.
— Годится, — утвердил уполномоченный, у которого на Ахмеда уже начали вырисовываться кое-какие планы. — Фамилия его как?
Молодой комиссар наморщил лоб, подумал немного, и растерянно ответил:- Не помню. — Он встал, вышел в соседнюю комнату, вернулся с замызганной тетрадкой, полистал её. Затем лицо его посветлело, и он объявил, водя пальцем по бумаге:- Нашёл. Ахмед Кирбазаев, двадцати трёх лет, из Дагестана. Воевал рядовым в империалистическую войну. Холост. Записано с его слов.
— Итак, дальше, — продолжил развёртывать план операции уполномоченный. — После того, как часовых снимем, отправляем основной отряд. Со стороны дороги даём несколько неприцельных очередей из пулемёта по лесу, в разные стороны, затем гоним всю банду от леса к озеру и там ликвидируем. Движемся группой. Боец Иван Мохин идёт отдельно, ищет главаря.
Полковник не уточнил, что выгнать контрабандистов из леса к озеру он хочет, чтобы отсечь их от схрона, а выследить главаря — потому что тот, как только поймёт, что дело пахнет жареным, наверняка кинется к ухоронке.
Комиссар Шнур некоторое время сопел, укладывая в голове руководящие указания и глядя на карту, но вопросов у него не возникло.
Затем тетка Маврикивна принесла чай, бутерброды, и оба командира завели разговор по душам.
— Скучно, небось, в деревне постоянно сидеть? — поинтересовался старший.