— Сочувствуют, хотя виду особо не подают, — кивнул головой Перекуров. — Тёмные люди. На доски молятся. Есть и старые, — повторно закинул удочку Перекуров. — Читальню с революционной литературой им надо бы соорудить, а от реакционных предметов избавить начисто. Так сказать, сделать прививку от мракобесия.
Комиссар ГубЧеКа Исай Борисович Фельдцерманотложил газету и, попрощавшись с кем-то по телефону, вернул трубку на место. Затем он подошёл к тяжёлому, вмонтированному в стену железному сейфу, открыл его длинным ключом, достал папку с бумагами.
— Поедешь туда снова, — велел он, усаживаясь обратно в кресло. — Как человеку, уже знакомому с обстановкой, тебе и разобраться будет легче. Возьмёшь в хозчасти для тамошних активистов поощрения. Проведёшь сход местных жителей и разъяснишь политическую линию. Объяснишь, что поддерживать контру мы не позволим и покараем за это по всей строгостиреволюционного закона. Потом поставишь на голосование схода вопрос об избе-читальне и, одновременно, о ликвидации пережитков прошлого. А когда проголосуют, сразу же пойдешь с отрядом активистов по избам и эти пережитки соберёшь. Согласно решению схода. При этом будешь брать подписку о добровольном согласии — чтоб они потом не требовали компенсаций. Сейчас я выдам тебе мандат и предписание. — Комиссар достал из папки прямоугольниктвёрдой красной бумаги, на котором стояли гербовые печати.
— Да, ивот ещёчто. У нас через пять дней будет партийное собрание по поводу положения на революционных фронтах, — сообщилон, вписывая в мандат должность и фамилию Ясенева. — Примем приветственную телеграмму товарищу Троцкому. Постарайся вернуться к этому времени, товарищ старший уполномоченный.
— Ага, конечно, — пробурчал, выйдя из кабинета комиссара, Перекуров. — Революционное приветствие товарищу Троцкому. Ищи дурака. Товарищ Сталин никогда ничего не забывает и никогда ничего не прощает, — повторилон запомнившуюся фразу из институтских лекций поистории партии. — Только надо будет побольше икон сдать… в фонд революционной обороны. Чтобы товарищ Фельдцерманпосмотрел сквозь пальцы на моё опоздание.
*
Сельский сход, вопреки ожиданиям старшего уполномоченного, проходил не совсем гладко. Получившие новые сапоги и отрезы ситца для жён чоновцы стоялив оцеплении с винтовками, но, тем не менее, деревенские жители выказывали неудовольствие. Первая часть, резолюция насчёт избы-читальни, прошла без проблем, а вот на второй, об изъятии реакционных пережитков, дело застопорилось. Уполномоченный имел неосторожность обмолвиться, что к таковым прежде всего относятся иконы, как распространители бацилл мракобесия, и сельчане, недовольно зашумели. Особенно усердствовала однаженщина, с виду похожая на актрису Марию Шукшину.
Вначале полковник, чувствуя за собой мощь передовой науки и психологическую поддержку цепи вооружённых чоновцев, спокойно и даже с некоторым юмором отвечал на её аргументы. Потом он начал нервничать. Наконец, её заявление, что насильственное изъятие икон нарушает закон об отделении церкви от государства, окончательно вывело его из себя.
— Ерундуговорите, товарищ! — рявкнул бывший российский полковник. — Изъятие икон не нарушает никаких законов. Изымая иконы, мы только заботимся о том, чтобы несознательные личности не заражали мракобесием окружающих.
— Но ведь люди иконы из дома не выносят, как они могут ими кого-тозаразить? — не унималасьженщина.
Полковник ощутилсильное желание пнуть её сапогом в живот, но счёл за лучшее сдержаться. Деревня — это не обезличенный город, где встречные друг друга не знают; здесь многие связаны родственными отношениями, и женщина, которую ты ударишь сапогом в живот, вполне может оказаться матерью кого-то из тех, кто тебя охраняет, притом с оружием в руках. Тут ина подарки от власти могут наплевать. С сожалением подумав о ещё бытующих среди граждан предрассудках, мешающих воспитанию восторженного образа мыслей и неукоснительной преданности начальству, полковник отвернулся от возмутительницы спокойствия и приказал чоновцам:
— Всё, закончили трёп. Оцепляйте деревню и собирайтепредметы мракобесия по спискам.
Вспомнив наказ Исай Борисовича Фельдцермана, он добавил, обращаясь к комиссару Шнуру:
— Итребуйте подписку о добровольном согласии на изъятие. А у тех, кто откажется её дать, забирайте корову и лошадь.
*
Исай Борисович, при виде обширной коллекции икон, среди которых были и явно старинного письма экземпляры, даже не вспомнил об отсутствии уполномоченного на партийном собрании. Отложив в сторону не имеющие валютной ценности новоделы, он велел отправить их в комитет по борьбе с религиозными предрассудками для наглядной агитации и последующейликвидации, а антиквариат запер в сейф. Его он собирался позже переправить через границу в Польшу и далее заокеанским родичам. Которые заносили в банк на его счёт, при подобных сделках, определённый процент от продаж.
Отчёт Ясенева о проведении акции по борьбе с пережитками он, в целом, одобрил, но всё же попенялна то, что старший уполномоченный не сумел добиться полностью добровольной сдачи селянами предметов мракобесия.
— Запомните на следующий раз, батенька, — наставительно сказал он, немного грассируя под Ленина, — нам нужно, чтобы люди по своей воле признавали решениясоветскойвласти. Всё время действовать путём насилия это не есть верное понимание политической линии большевиков.
— Время поджимало, товарищ председатель, — хмуро ответил уполномоченный. — И потом зараза мракобесия в этой деревне широко распространилась, пришлось отказаться от методов убеждения.
Признаваться в том, что он не сумел переспорить каких-то сельских женщин, полковнику не хотелось.
Глава 7. Статусный символ.
Сбор революционного налогас городской буржуазии оказался делом трудоёмким, поэтому комиссар ГубЧеКа Исай Борисович Фельдцерман вскоре освободил старшего уполномоченного Ясенева и его подчинённого Кирбазаева от всех других заданий, поручив заниматься только экспроприацией излишков собственности у капиталистов в пользу трудящихся масс.
Уполномоченный предпочитал брать налогс буржуазных элементов валютой, золотом и николаевскими червонцами. Основную часть он сдавал своему непосредственному начальнику, но малую толику, процентов примерно десять, оставлял себе.
Дополнительный доход шёлна качественные продукты питания-хорошо поесть полковник любил и в прошлой жизни — а также в личный стабилизационный фонд. В него он вкладывал, в основном, валюту и золотые монеты, представлявшие собой наиболее компактное размещение капитала. Перекуров помнил, из курса по истории партии, что вскоре в Сов. России произойдётфинансовая реформа, в результате которой разнообразные революционные фантики, ныне девальвирующие со скоростью падения снежной лавины, сменит твёрдый золотой червонец. А потом появится ещё и Торгсин, аналог более поздних советских "Берёзок", в котором трудящимся будут продавать всё, что угодно — но только за капиталистическую валюту, которой они, увы, не имели.
Через некоторое время бывший российский полковник решил вложить часть прибылив повышение своей репутацииу коллег. В его прежнем миреглавным статусным символом уважаемых людейразных слоёв общества, от депутатов до сотрудников силовых структур, был золотой унитаз. Здесь до такого пока не додумались, хотя товарищ Ленин вроде быговорил что-то на этот счёт.
Полиставтомик статей вождя пролетариата, Перекуровв одной из них нашёл совет Ленина трудящимся выплавить из золота унитаз и использовать его по назначению, демонстрируя таким способом презрение к кумирубуржуазии.
Установивнадёжную идейную основу для своего проекта, Перекуров с жаром принялся заего осуществление. Набросал техническое задание. Нашёл золотых дел мастера, которыйподрядился изготовитьтребуемый объект, оценил стоимость работ по напылению унитаза, бачка, ершика, а такженеобходимое для этого количество драгоценного металла. Затем собрал недостающее количество золота с буржуазных элементов в счёт революционного налога. И через неделюцентральный предмет обновлённого туалета уже радовал глаза хозяина приятным мягким желтым блеском.
Когда сотрудник внутренней контрразведки доложил Исай Борисовичу о золотом унитазе товарища Ясенева, губкомиссар изумился, не поверил, отправил старшего уполномоченного в двухдневную командировку, а сам, взяв в хозотделе ключи от его служебной квартиры, пришёл туда и в полном ошеломлении долго созерцал золотой унитаз с золотым ёршиком. Потом потрогал его, царапнул ножом гладкую поверхность, отринул пришедшую на мгновение дикую мысль попробовать на зуб. В конце концов, он отпилил кусочек ершика и забрал с собой на экспертизу, выдавшую заключение: золото высокой пробы.
Вернувшегося из командировки Ясенева секретарша Розочка Блюм, которой он сдал отчёт, попросила зайти к председателю ГубЧеКа. Догадываясь, о чём пойдет речь, уполномоченный усмехнулся, заскочил к себе домой, прихватил томик работ Ленина, и уверенно направился в знакомый кабинет.
Комиссар Фельдцерман не хотелпоказыватьсвоему подчинённому, что он тайно побывал вего квартире, но и ситуация с золотым унитазомтребовалапрояснения. Он нацепил пенсне, взял с полки брошюру Политиздата "О бытовой скромности большевиков", и сделал вид, что читает её, одновременно поворачивая книжку так, чтобы уполномоченному становилось видно её название.
Ясенев-Перекуров, в свою очередь, положил на стол своего начальника томик работ Ленинаи развернул его на странице, где была фраза про золотой унитаз.
— Так что вот, назло мировой буржуазии, последовал совету вождя угнетённого пролетариата, товарищ губкомиссар, — откашлявшись, сказал он. — Чтобы трудящиеся массы могли выразить своё презрение к символу, значит, капитализма.
Исай Борисович изучил подчёркнутый текст, затем прочитал всю статью вождя пролетариата целиком, поднял глаза на своего подчинённого, и старшему уполномоченному показалось, что во взглядепредседателя ГубЧеКа выразилось нешуточное уважение.
— Я, собственно, вызвал вас, товарищ Ясенев, чтобы поговорить насчёт изменения формы документации по сбору революционного налога, — сказал он, возвращая на место брошюру.
Глава 8. Новое назначение.
Золотой унитаз значительно повысилстатус старшего уполномоченного средиего коллег — как было и в прежнем мире Перекурова. Почти все сотрудники управления под тем или иным предлогом напрашивались к нему в гости, а затем, ссылаясь на естественную потребность, занимали туалет и по полчаса высиживали на золотом унитазе. Непосредственный подчинённый Ясенева, стажёр ЧеКа Ахмед Кирбазаев попроситься посидеть на золотом унитазе не рискнул, но по всему было видно, что авторитет начальникавознёссяв его глазах на небывалую высоту.
Однако бенефисЯсенева-Перекуровабыл недолгим.
Через неделю после разговора с комиссаром на столе у старшего уполномоченного ГубЧеКа зазвонил служебный телефон и Исай Борисович пригласил его зайти. На вопрос надо ли взятьс собой новую документацию по сбору революционного налога, начальник ответил отрицательно, и старший уполномоченный, ощущаянекоторую обеспокоенность, отправился по вызову.
В знакомом кабинете Ясенев увидел председателя ГубЧека, восседавшего на обычном месте, рядом с ним его советника Якова Фейгисона и начальника наградного отдела Петра Крысина. На стульях у стенысидели ещё несколько чекистов.
Исай Борисович, поднявшись с кресла, долго тряс Ясеневу руку, после чего объявил, что его, как особо отличившегося по работе, направляютв распоряжение центрального аппарата ЧеКа, в Москву. Затем начальник наградного отдела Крысин, тоже пожав Ясеневу руку, вручил ему орден Красного Знамени, а советник Фейгисон ласково ему улыбнулся.
Известие о переводе в столицуобрадовало полковника, но ему стало жальистраченного на покрытие унитаза золота. Придётсясоскребать, но как это делать? — размышлял Перекуров, машинально отвечая на рукопожатия и поздравления сослуживцев.
Когда церемонии закончились, бывший начальник сказал емус доброй улыбкой:
— Ключи от служебной квартиры не забудьте сдать в наш хозяйственный отдел, товарищ Ясенев. Пусть другие революционеры тоже посидят, назло мировой буржуазии, на вашемзолотом унитазе.
Выслушав это, Перекуров, хотя и не дрогнул лицом, но ясно осознал, что с Исай Борисовичем ему тягаться пока рано. Впрочем, и в прошлом миредоцент кафедры истории КПСС, парторг института Лев Моисеевич Фельдцерманрегулярноего обходил по жизни. Когда Фёдор Перекуров только получил свои капитанские погоны, тот уже имел миллион — и не деревянных, а самых натуральных, хоть и диковинных ещё для многих тогда баксов. Когда Перекуров отпраздновал звание майора, его бывший преподаватель купил квартиру с видом на Темзу в Лондоне. Однако судьба была вовсе не так прямолинейна — через пару лет Лев Моисеевич отправилсявалить лес в места не столь отдалённые Сибири, зато его прежний студент, ставшийподполковником, освоил золотую жилу борьбы с наркоторговлей. Здесь тоже дела ещё могут повернуться по-разному, подумал про себя обозлённый Перекуров. Вслух же он попросил:
— Товарищ комиссар, я бы хотелвзять с собой на новое место службы стажёра Ахмеда Кирбазаева.
На физиономиипредседателя ГубЧеКа отразилось лёгкоесомнение. Очень уж пришёлся ему по душерасторопный молодой кавказец. Таких перспективных кадровФельдцерманне видывал давно. Однако вспомнивсвоегознакомого, несколько раз просившего за родича, которого теперь можно было бы пристроить на освободившуюся ставку, Исай Борисович посветлел лицом и благосклонно кивнул.
— Да пожалуйста. Впишем в предписание и его тоже.
*
— Не всё тебе будет масленица, троцкист, — раздосадованно пробурчал Перекуров, вернувшись домой. Он собрал вещи, не забыв и золотой ёршик для унитаза, одни упаковал в чемодан, другие кинул в походную сумку.