О том, что у меня на этот выходной назначено очередное свидание с Хоуком, я вспомнила, лишь когда женишок завалился ко мне в комнату.
Проснулась я уже давно, но настроения не было совсем. Я полночи просто ворочалась туда-сюда, не могла выбросить из головы слова Юз. Нет, я не считала, что она права… ну, по крайней мере, во всем права. Она же ничего обо мне и Эби не знает, и, конечно, со стороны все неправильно воспринимает, фаворитизм себе какой-то надумала. Но вот насчет моего отношения с группой…
Я не хотела признавать, что мне действительно плевать на всех соседей, включая даже Бруснику. Я не могла отрицать, что, если судить по моим действиям, так оно и есть. И вместо того, чтобы злиться и выдумывать планы мести для Юз, я чувствовала себя глубоко в душе неправой. И демонстративно не хотела никуда идти и никого видеть.
Эйнар сам любезно прогулялся с Фраем, вернул мне собаку, и кофе заодно в постель притащил — хороший, вкусный кофе, без всяких подвохов. Виноватым себя что ли считал, решил, что с его помощью Юз меня смертельно обидела, и теперь я тут страдаю? А может просто особо тонко издевался.
В общем, когда разряженный Уильям Хоук зашел поинтересоваться, куда это я подевалась и почему не жду его в нетерпении на площадке для телепортации, увидел он свою дорогую Абигейл валяющейся на кровати, едва прикрытую тонким одеялом. Взъерошенную, в одной майке с трусиками, и в обнимку с Фаем. Презентабельная невеста, ничего не скажешь.
— Забыла, — сразу же покаялась я, без капли сожаления в моем голосе. — И вообще не хочу. Что-то нет настроения с женихами кувыркаться.
Хоук лишь удивленно вскинул бровь.
— Увы, не припомню, чтобы мы доходили до кувыркания. Может напомнишь… покажешь наглядно, как это было?
— Хоук, — прорычала я. И Фрай тут же ко мне присоединился — напрягся, уши торчком, зубы оскалены. — Что конкретно тебе в “у меня нет настроения” непонятно?
— Женщина, да мне плевать на твое переменчивое, как погода в верхних ярусах Эквариуса, настроение. Я ради тебя откладываю важные дела, между прочим… — Хоук хотел подойти поближе, но от рычания Фрая замер на месте. — Собаку, как понимаю, ты прогонять не собираешься?
– Не-а. И с места вставать тоже. Так что — до свидания. Иди, возвращайся к своим важным делам.
Хоук хмыкнул. Что-то пробормотал себе под нос…
И на кровать запрыгнула большая и наглая черная кошка.
Я-то поняла, что это иллюзия — качественная, осязаемая, с запахом и звуком. А вот Фрай нет. Ненастящая кошка мерзко мяукнула, ткнула лапой по носу ошарашенному настоящему псу и спрыгнула с кровати. И мой наивный Фрай, не выдержав такой провокации, бросился за ней следом. Как только я осталась без охраны рядом оказался Хоук. Сам что тот кот — большой, горячий, дикий и самодовольный.
— Кувыркаться пришел?
— Похитить тебя пришел, для начала. Шалости будут позже. И возражения — не принимаются.
Возражать мне, на самом деле, не очень-то и хотелось. Хоук же не виноват, что Юз дура. И что я дура, раз так остро восприняла ее вчерашние слова.
Он схватил меня и телепортировал на площадку перед вратами в академию. И через миг — перенес в другой мир. В чем я была — босиком, в тонкой майке и трусиках-шортиках — в том и перенес!
– Сдурел? — возмутилась я. — Хоть бы одеться дал!
– О, да брось, тут на тебя все равно кроме меня смотреть не кому. И тепло.
Тут и правда было тепло, даже жарко, и безлюдно. Хоук притащил меня на окраину какого-то жуткого леска среди пустынных красных холмов. Тонкоствольные, искривленные деревья срослись приплюснутыми кронами в одно громадное черное облако. Над ними кружили, скрипуче покрикивая, крупные монстрообразные птицы — спереди обычные, только клюв алый и длинный, как у цапли, а сзади чешуя и хвост наподобие скорпионьего. Жесткая трава, темно-багровая, царапала ступни. Миленький пейзаж, ничего не скажешь.
Понятие о романтике у Хоука извращенное и фантазия бедная — лес, город, опять лес…. Или это он так меня решил напугать мрачной атмосферой, чтобы захотелось мужской защиты, чтобы прильнула в его надежные объятия? Не дождется. Мне сегодня все вокруг пофиг. Вроде бы я и пыталась отвлечься, подшучивала, но мне было не до Хоука и прогулок по другому миру. Были обвинения Юз справедливыми или нет, это в любом случае проблема, которую нужно решить — у меня тут, между, прочим, гордость пострадала.
Но от критики, конечно, я не удержалась:
— Отстой местечко. Вроде бы речь шла о том, что я сама мир для следующего свидания выберу — в порядке компенсации за причиненные тобой мне неудобства.
— Разве я уточнял, мир для которого по счету свидания ты вольна выбирать сама? — невинно поинтересовался Хоук. — Не беспокойся, дорогая, уверен, ты не останешься разочарованной прогулкой по готредским пустошам.
– Звучит зловеще.
– Так и есть.
Хоук придирчиво окинул меня взглядом. Особо задержался на груди и ногах. Я скромничать не собиралась. Эбиному телу нечего стесняться. Правда, я со своей любовью к мясному ее точеную фигурку чуть подправила — но как по мне, так и лучше стало. Крепче, здоровее. Но вот все же интересно, как так складывается, что мое общение с Хоуком настолько плохо влияет на мою степень одетости?
— Пожалуй, обуть тебя все же надо.
Оглядевшись по сторонам, он высмотрел среди травы… кость. Длинную, пожелтевшую, подгнившую уже, классическую такую по форме. Разломил ее пополам и превратил в два ботинка бледно-желтого цвет. Поставил передо мной и руки вымыл под потоком воды из воздуха.
Наверное, вид у меня был очень красноречивый. Хоук фыркнул.
— Не брезгуй, сладкая. Кость лишь основа для материализации, ничего от нее в обуви не осталось.
Ну, логикой я это понимала. Теорию знаю, да и альтернативы в принципе не было — не ходить же тут босой в добавок к полуобнаженности. Но все равно как-то мерзко смотрелось, как из черной комедии сцена.
После того, как я натянула ботинки, оказавшиеся, несмотря на чуть громоздкий вид, довольно удобными и на удивление не жаркими, Хоук решительно потянул меня в лес. Ну я и пошла, стараясь не обращать внимания на подозрительный хруст при каждом шаге — все же любопытно, что он мне приготовил.
– Рассказывай, — вдруг безапелляционно приказал Хоук.
– О чем? — не поняла я. Точнее, сделала вид, что не поняла.
— О причинах твоего желания забиться под одеяло вместо того, чтобы наслаждаться иномирными красотами.
— Ты, кстати, и первое мне помешал исполнить, и вторым не обеспечил. Красот здесь нет и впомине…
— Но ты покорно готова идти следом, — хмыкнул Хоук. — Хочешь же выговориться, на судьбу пожаловаться, вижу. Так уж и быть, сегодня я добр и любезен, выслушаю. Жалеть только не обещаю. Так что — рассказывай.
И я рассказала.
Потому что действительно хотела с кем-то — с ним — поговорить, чтобы разобраться в себе.
Обычно роль слушателя моего нытья выполнял Кеша. Он ругал меня или поддерживал, что-то советовал, пусть я и не всегда прислушивалась. И, наверное, я бы все-таки пошла к нему обидами делиться, не заявись ко мне Хоук, мнение которого незаметно стало таким важным. А вот к Эби — не пошла бы. По-глупому боялась. Боялась, что она, со всей своей искренней добротой и альтруизмом, примет сторону Юз — и разочаруется во мне. В моем эгоизме и безразличии ко всем, кроме крохотного круга самых близких. А ведь я еще и подставила, и, кажется, серьезно так, до смертельной опасности, Бруснику — вроде как нашу общую подругу.
Зато Хоуку безразличны наши дружбы, и он все про всех в моем окружении знает. И точно не будет сдерживаться из-за чувства такта.
— Какая молодец… — задумчиво подытожил он, когда я пересказала в подробностях и лицах вчерашний вечер.
– Кто?
— Ну не ты же, разумеется, — снисходительно улыбнулся Хоук. — Юз Мосали. Хитрая девочка. А ты — дура.
Нет, я, конечно хотела сурового правдивого мнения со стороны, но это как-то перебор.
— Аргументы можно? — приторно вежливо поинтересовалась я, сдерживая раздражение.
— Ты не обозвала меня в ответ, не ударила. Ты сама хотела со мной поговорить… Значит и сама все понимаешь. Только признавать свои ошибки ведь так не хочется, верно?
Я промолчала. Потому что верно, чертовски верно. Признавать вину и извиняться… Мне это претило. Ведь после Макса, подписывая бумаги на развод, я поклялась себе больше не допускать ошибок — ни в чем. Делать все правильно. Жить ради себя. Избавиться от лишней доверчивости. Есть “свои”, проверенные, родные — раньше, на Земле, это лишь моя семья и блудный Кеша, а теперь еще и Эби — и ради них я была готова трудиться и геройствовать. А вот ради остальных… ну, разве что под настроение. Охватывало иногда на меня желание защитить кого обиженного, советов умных надавать — и также легко покидало. Есть вещи важнее. И это — разумный подход… так ведь?
– Юз просто хочет сама стать признанным лидером группы, — наконец, хоть что-то сказала я.
— Определенно хочет, дорогая. Она же вейданская жрица, а их там всех учат, что власть и поклонение — важнейшие ценности, что за это нужно бороться всегда и везде, — скучающе согласился Хоук. — И то, что для тебя просто игра, пустая формальность, ей… действительно важно. Что не отменяет того, что ты приняла кое-какую ответственность — и забыла об этом. Если бы вам так не повезло с чередой опасных происшествий — всем бы было все равно. Но вам не повезло и твоя жрица ловко воспользовалась случаем. А что думают про руководителей, чью работу выполняет — очень хорошо и зрелищно — кто-то другой?
Я прекрасно знала, что думают, насмотрелась за свою жизнь на таких. Только вот я никак не ожидала, что окажусь на их месте. Наоборот, чувствовала себя часто этим кем-то другим, взваливающим на свои хрупкие женские плечи, чужие обязанности. Правда, в отличии от Юз Мосали, никто ко мне благодарностью не преисполнился — ведь я не умела так лицемерить… в этом же дело? Или все же наоборот — в искренности?
— В моей группе старостой был Кеша… он за годы обучения многим помог измениться, мне в том числе. И как бы я не проклинал его за некоторые идеи — всегда буду за это благодарен. Но мы все были отщепенцами, от которых и не ждали ничего… А желтое общежитие — совсем другое дело. Я знаком со многими выпускниками оттуда. Даже в тех, кто с виду мил и беззаботен, есть расчетливость. Вы жадны в глубине души к власти и силе. Полезное качество для тех, кто хочет чего-то достичь.
— Это качество я только в Юз и заметила, — скептически хмыкнула я. — Но тебе же видней, ты ведь такой осведомленный о всем и вся…
— Даже не надейся, что я стану с тобой делиться подробностями жизни твоих же одногруппников, — отрезал Хоук, быстро сообразив, к чему я веду. — Это твои проблемы. Ты же умная девочка, сама в силах справиться. Просто реши, чего ты хочешь: научиться вести за собой людей, доверять им и научить их доверять тебе — благодаря искренней дружбе или интригам, не суть — или же оставаться гордой одиночкой. Но в любом случаем, — Хоук остановился, и нежно провел по моим взъерошенным волосам. — будь мягче. Гибче, тоньше, сильней и хитрей. Тебе это пойдет куда больше, чем эти надменные колючки. Помни свою суть.
Для наглядности Хоук вытащил из моих волос какую-то колючку — с дерева, должно быть, свалилась. Я отстраненно подумала, какой же он вновь самоуверенный, будто и не было той тревоги в глазах, на лестнице в общежитии. О, Уильям Хоук, признайся ты прячешь искренние чувства, не меньше, чем я. И твои колючки такие же острые.
Хочу тебя, мерзавца, поцеловать. Как уникального мужчину, чьи снисходительные поучения меня даже уже и не бесят… наоборот. Нужны.
– Кстати мы пришли, — Хоук предвкушающе улыбнулся. И как-то повеяло чем-то тревожным.
Среди плотного кольца из мрачных деревьев было, мягко говоря, неуютно. Свет солнца почти не проникал сквозь густые кроны, скрипы и треск, странные повизгивания и порыкивания тоже не успокаивали.
— И зачем мы сюда пришли? — опасливо поинтересовалась я.
— На охоту, — продолжил довольно ухмыляться Хоук.
— Ага. Ясно. И на кого будем охотиться.
— На них.
Хоук ткнул пальцем мне за спину, и я обернулась. Лаконично ругнулась.
В лесном полумраке бродили те еще чудища. Человекоподобные фигуры, только слишком тонкие, слишком гибкие, будто нет совсем костей, и абсолютно черные. Из спины, в районе лопаток, торчали две короткие зубчатые пластины. Круглые жучьи глаза горели ярко-синим. Лица — скорее не лица, а морды — вытянутые вперед снизу, как у собак. Одна из тварей раззявила рот, обнажив сотни мелких, треугольных, акульих зубов.
И кто еще на кого здесь будет охотиться?