Я посчитала в первое мгновение, что из-за игры света или моего испуга мне начали мерещиться страшные вещи. Но вопль Ксении Олеговны убедил меня, что у меня нет галлюцинаций. И она действительно начала тлеть. Выпустив мою руку, она оттолкнулась от ступени автобуса и, выпав из автобуса, растянулась на земле.
Ксения Олеговна после секундного перерыва снова стала кричать. Но сейчас это были крики боли и проклятия в мой адрес. А я в была шоке. Мои ноги подкосились, и я опустилась на пол, при этом все еще держала в одной руке чужую аптечку.
Та часть Ксении Олеговны, которая побывала внутри автобуса — руки, плечи, голова, шея — выглядели так, будто ее на пару минут сунули в печь. Вид обугленной кожи был ужасающим, замах горелого мяса и сожженных волос, казалось, забивал не только мой нос, но даже все поры моего тела. А от истошных воплей Ксении Олеговны у меня появился сильный шум в ушах.
Я, передвигаясь на четвереньках, отошла дальше от двери, перешла на водительское сидение и закрыла дверь.
Вряд ли Ксении Олеговне сейчас примет от меня помощь. Наверняка, я в тот момент была очень близка к помешательству. Прийти в себя я смогла только когда увидела, как четверо бородатых мужиков, высоких и хорошо сложенных, подошли к автобусу, аккуратно переложили обожженную женщину на принесенную с собой простыню и очень бережно унесли ее в туман.
А я взяла свой телефон, на котором оставалось только шестнадцать процентов заряда, и отправила не меньше сотни сообщений папе с одним только текстом: «Папа, забери меня из автобуса».
8. Выходи!
Никогда раньше не спала в автобусе. А за прошедший день столько всего произошло, что я свернулась на своем сиденье, накрылась курткой Коляна и уснула. Даже не закрыла форточки и люки.
И проснулась я в такой же позе от жажды. Я нормально не ела и пила за прошедший день, но несмотря на это уснула. Наверняка, сказался пережитый за день стресс.
За окнами автобуса было ещё темно. И, конечно, темно было и внутри автобуса, его окон не касался даже свет звёзд и луны.
Я хотела включить фонарик в телефоне, но заряд моего гаджета уже был на нуле. Включить его у меня так и не получилось. От слез и отчаянья меня спасло воспоминание о покупках в супермаркете. Я достала свой пакет из-под сиденья и вынула оттуда кухонную зажигалку. Щёлкнула кнопочкой и мой мир осветило лёгкое пламя огня. Хоть и маленькое, но оно освещало и дарило уверенность, что это безумие скоро закончится. Сразу вспомнился и Колян, который ради шутки закинул в мою тележку эту зажигалку. А воспоминания о Коляне напомнили мне, откуда он достал пластиковый бочок.
— А может под водительским сидением и вода есть? — Спросила я вслух.
И, уже привычно перемахнув на водительское сиденье, стала рыться под сиденьем. Пространства для хранения чего-либо там вообще не было. Только сбоку было немного места. Удивляясь, как здесь мог находиться пятилитровый бочок, я начала вытаскивать все, что лежало с обоих боков кресла.
И на сиденье я сложила аптечку, гаечный ключ, грязную, пропавшую машинным маслом, тряпку и бутылку с водой! Двухлитровая бутылка из-под газировки полная воды. Прижимая ее к груди с нежностью, как не каждая мать прижмёт к сердцу младенца, я вернулась в салон автобуса. Тут я смело под огоньком зажигалки рассмотрела свою находку. Вода, скорее всего не была фильтрованной. Даже с виду она не казалась чистой, но мучиться жаждой и дальше я больше не могла. Приложив немало усилий, чтобы открутить крышечку, я отпила первый глоток.
— Боже! Кто же думал, что обычная вода такая вкусная? — Простонал я и отпила ещё пару глотков.
За окнами уже стало светлеть. И я решила провести время с пользой. Мародерствуя.
Сперва собрала все куртки с автобуса в одну кучу и начала нагло рыться в карманах. Мне не нужны были чужие ценности, я искала только съестное и телефоны с действующей батарейкой.
Телефонов я, вообще, не нашла, значит, их забрали хозяева, но нашла несколько пакетиков сухариков с пряностями, жевательные фруктовые конфеты, конфеты без сахара, маленький пакет маршмэллоу и много жевательной резинки. В принципе, у меня и самой были пакеты с семечками и ириски. Настроение мое не резко и не сильно, но, все же, улучшилось.
Я уже планировала заняться ревизией чужих сумок, когда меня позвали из-за тумана. Но открывать дверь я не спешила, я выжидала, пока кто-то подойдёт к автобусу ближе, чтобы я могла его увидеть. Через пару минут у автобуса стояла Жанна. Конечно, я быстро открыла дверь.
— Кира, привет! — Помахав мне рукой, сказала она.
— Привет, Жанна.
— Как ты тут? Одна всю ночь была?
— Ну, — хотелось упрекнуть ее, потому что она вчера сбежала, бросив меня. Только я отшутилась. — Я всегда остаюсь в компании хорошего человека.
— Какого человека? — У подруги моей даже лицо вытянулось от удивления.
— Я и есть хороший человек, — со смехом сказала ей, — и я себя никогда не брошу.
Жанна тоже рассмеялась. Но как-то фальшиво, натянуто.
— Кира, — потоптавшись на месте, сказала Жанна, — одна ты здесь не насидишься. Пойдем. Там весь наш класс. Только тебя ждем.
— Не надо меня ждать. — И я села на верхнюю ступень автобуса, чтобы было видно, что я никуда не собираюсь. — Веселитесь…
— Кира, ну пойдем, — и Жанна протянула ко мне руку, зовя за собой.
А она никогда не была особо нежной подругой. За ручки мы с ней во время прогулок не держались никогда.
Да мы и подругами стали не так давно. Если уж быть точной, мы с Жанной стали лучшими подругами только в последние несколько месяцев. Не то что бы с годами прониклись друг другу искренним уважением и симпатией, но у нас было много общих интересов. Наши семьи давно дружили, и ещё нас объединяло строгих запрет наших отцов на связи с парнями. Только Жанну этот запрет бесил и вынуждал ее искать удобные моменты для свиданий.
А для меня папино слово было законом, потому что я знала: он меня любит и плохого не посоветует. И никого, хоть немного похожего на папу, я не встречала. А я, имея перед глазами пример жизни и взаимоотношений моих родителей, ни на кого слабого, пустого и глупого на роль своего спутника принять была не готова. Но такие умные рассуждения у меня появились сравнительно недавно.
А раньше я не сбегала на свидание по другой причине. Просто не хотела, чтобы какой-нибудь душнила говорил обо мне друзьям, что он меня "распечатал", "откупорил", " открыл путь последователям" или что-то в этом роде. А слышать такое от гордых «первопроходцев» на переменах приходилось.
И ещё мама у меня хоть и была строгая и немногословная, но на некоторые темы говорить со мной не ленилась и не стеснялась. И я от квалифицированного медика знала, к чему ведут ранние половые связи, чем опасны половые инфекции и что к беременности нужно быть готовой не только физиологически.
— Кира! Ты уснула? Выходи из автобуса! — Потеряла терпение Жанна.
— А ты войти не можешь. — Сказала подруге. — Ты знаешь это? Ксения Олеговна тут вчера сгорела.
Сразу перед глазами встала картина с обуглившейся кожей, и даже одно воспоминание о запахе горелой плоти и волос вернул легкую тошноту.
— Она не сгорела, — сказала Жанна. — Слегка обожглась, ее почти вылечили. А что в автобусе можно сгореть мне сказали, поэтому я и не захожу. И ты быстрее выходи. Если сгоришь ты, тебя никто лечить не станет.
Жанна, вроде бы, не врала, но она и правду говорить не могла. То, что вчера видела я, не может лечиться. По крайней мере, не так быстро. Минимум несколько месяцев в ожоговом центре с лучшими новейшими медикаментами и пластической хирургией, чтобы заменить кожу на обожженных участках.
Я не знала как относиться к словам подруги. Может, она специально так говорит, чтобы я не боялась выйти из автобуса.
А Жанна протянула ко мне уже обе руки:
— Кира, нам вместе будет веселее. Выходи.
— Знаешь, чем мне вчера Ксения Олеговна грозила? — Спросила у Жанны. Она, не отвечая и не отпуская рук, смотрела на меня. — Повторять ее слова не хочу. Но и выходить отсюда не собираюсь.
Тогда Жанна развернулась и ушла. Пропала в тумане. Даже не попрощалась.
Я же сидела на ступеньке у самого выхода и даже думать ни о чем не могла.
Просто все было неправильно. Так не бывает.
Пока я сидела, мне захотелось пить, и я отправилась к бутылке, что немного попить. И взяла себе упаковку с жевательными конфетами. Эти были моими любимыми с мультифруктовым вкусом. Когда я забросила одну конфетку в рот, меня снова позвали, на этот раз, наверно для разнообразия, звали меня мужским голосом.
А возле автобуса стоял ни кто иной, как Колян.
— Собственной персоной! — Поприветствовала я его.