— А как поняли, что это я?
— По самовару. Пьяная компания его сюда не потянет, а остальным это без нужды. Вот я и подумал, что скорее всего это вы сюда пошли как на наблюдательный пункт. И я не ошибся.
— М-да, вы оказались правы….
Мы здесь сидели еще целый час. Негромко разговаривали, грелись и чаем и коньячком. Звуки засыпающего города постепенно исчезли, легли спать последние пьянчуги и отсюда, сверху стало слышно как на "Победе" бойко идет погрузка угля. В свете прожекторов было видно, как матросы, накидывая в огромные корзины черные булыжники, утаскивали их в недра корабля. И посреди этого шума было отчетливо слышно, как отборным матом ругаются офицеры, поторапливая уставшую команду.
Все произошло неожиданно. Мы отчетливо услышали несколько небольших хлопков, отразившихся от бортов кораблей и скалы Тигрового хвоста, и спустя почти минуту залив ярко осветился двумя большими вспышками. А через несколько секунд до нас докатилась сдвоенная волна взрыва. Она прошла над городом, вмиг разбудив собак и те, с азартом подняли заливистый лай. Где-то загорелся свет.
— Ну, вот и дождались, — пробормотал Петро, истово перекрестясь. Похоже, и он до конца не верил в мое пророчество.
Ему никто не ответил. Лизка в немом ужасе закрыло лицо руками, а Зверев нахмурился и как-то набычился. Дернулся было уйти, но остался. Он сейчас ничего сделать не мог.
На кораблях поднялась тревога. На "Победе" команда бросила корзины и побежала на свои боевые места. И меньше чем через минуту на корабле пришли в движение орудийные стволы, и частый огонь накрыл море. С нашего места не было видно куда они стреляют, но, судя по тому как ходили из стороны в сторону стволы, становилось понятно, что противника они не видят и ведут огонь наугад, стремясь не попасть в невидимого противника, а скорее отогнать его. Ночь была темна и в темном море при полном отсутствии луны не видно было ни зги.
Целый час продолжалась канонада. К огню "Победы" присоединились и другие корабли и ночной город сотрясали громогласные раскаты главных орудий, что басом изрыгали из своих чревов многопудовые снаряды. Потом все стихло, огонь прекратился и снова над городом установилась тишина, нарушаемая лишь лаем собак и криками, доносящихся со стороны бухты.
И в этой тишине, словно в каком-то фильме из-за Золотой горы вдруг показался другой броненосец. Он медленно, сильно просев на нос, прошел мимо "Победы" и, не отворачивая, с ходу залетел на берег Тигрового хвоста, скрежетнул дном об острые камни и замер, накренившись. Выбросился на берег словно больной кит. Это был броненосец "Ретвизан".
— Боже мой, боже мой…, - шептала Лизка, глядя на эту трагедию
— Все закончилось? — вопросил меня Зверев.
— Не знаю. Вряд ли.
И вправду еще ничего не закончилось. Спустя какое-то время японцы снова пошли в атаку, и снова наши корабли открыли огонь, но на этот раз они были готовы к отражению и по счастью ни одна вражеская торпеда не достигла цели. Нам сверху было видно на кораблях орудия малого калибра, защищаясь, били по воде в стремлении подорвать или хотя бы повредить несущиеся торпеды. И, похоже у них это получалось. Одна из торпед прорвалась через огненный заслон, но никого не поразив, воткнулась в берег полуострова и там детонировала, подняв в воздух фонтан студеной воды.
Вскоре и эта атака закончилась и снова все успокоилось. Японские миноносцы отошли от Артура и скрылись в темноте ночи. Наши корабли к тому времени подняли пары и, получив приказ, снялись с места, пустившись в погоню. Но это было уже бессмысленно, японцы ушли окончательно.
Ночь город провел в суматохе. Атака, взбудоражив население, заставила людей с тревогой наблюдать за вспыхивающими огнями орудий, прислушиваться к звукам стрельбы. Мы, спустя какое-то время спустились с Этажерки и пошли до дома. Зверев мое приглашение зайти и погреться, отклонил, сославшись на дела, и удалился. А я с Петром и с Лизкой, таща опустевший и остывший самовар, уныло брели по улицам. Мимо нас носились военные, бегали офицеры. В дачном поселке уже никто не спал и в каждом окне горел тревожный свет. Адмиралы, да генералы сейчас наверняка уже отбыли на срочное совещание у Стесселя и Старка, оставив своих родных с трепетом дожидаться новостей.
Меня заметили. Жена одного из полковников, что служил в крепости, высунувшись из окна, спросила:
— Что там стреляло, Василий Иванович? Неужто и вправду японцы напали?
— Напали, Марья Васильевна, напали, — кивнул я ей и пошел дальше, оставив женщину хватать воздух ртом. Видимо до сих пор у нее не было полной информации о происходящем. Но то, что я предрекал это нападение, она знала но, кажется, даже и сейчас не поверила.
— Врете вы опять все, Василий Иванович. Врете! — донеслось мне вслед, — Это же простые учения!
В ту ночь я не ложился — смысла не было. Крайняя канонада отзвучала уже глубокой ночью и после нее мы еще просидели на террасе больше часа. А потом еще некоторое время занял путь домой. Так что до рассвета оставалось недалеко, и встретил я его во дворе своего дома, медленно надираясь коньяком. Нет, я пил не от горя или бессилья, я цедил его мелкими глотками, поддерживая, таким образом, горячий ток крови в венах. Дома, конечно, жарко натоплено, но мне там пребывать не хотелось.
С рассветом я, прихватив Петра, пошел искать извозчика. Тот нашелся удивительно быстро, видимо ночное происшествие и ему не давало спокойно спать. И вот на нем мы отправились на полуостров Тигровый хвост, к берегу которого и пристал раненый броненосец. Ехать пришлось долго, больше часа, но зато когда приехали, солнце уже вовсю вступило в свои права.
Над морем стоял туман. Не такой сильный, чтобы скрывать собственную вытянутую руку, но вполне достаточный, чтобы спрятать два корабля выброшенных на берег к Золотой горе. Лишь по знакомым силуэтам я узнал их — броненосец "Цесаревич" и крейсер "Паллада". В заливе помимо поврежденных судов стояло еще с десяток, которые коптили небо черным дымом, поддерживая необходимое давление в котлах. И между ними шныряли бесчисленные катера, выполняя свою, неведомую посторонним людям миссию.
Ночное нападение осталось за японцами. Они повредили три не самых слабых корабля из Дальневосточного флота и, видимо, надолго вывели их из строя. При ближайшем рассмотрении "Ретвизана" стало понятно, что его повреждения достаточно серьезны. Торпеда, пришедшая на левый борт, вырвала в корпусе в районе торпедных аппаратов дыру. Само судно развернуло поперек фарватера, значительно его сузив. Вокруг броненосца сновали матросы, пытались что-то сделать. Осматривали при свете дня судно, заглядывали в рваную дыру.
Кто-то из офицеров увидел меня, вспомнил. И устало подойдя, не приветствуя, спросил:
— Вы об этом все время говорили? — и кивнул головой на поврежденное судно.
Это был вопрос без ответа. Да, я об этом все время и твердил, пытаясь донести до людей свои пророчества. Потому я просто кивнул. Офицер вздохнул:
— Плохо вы, однако, нам говорили…. Могли бы и поубедительнее доводы придумать.
Мне не о чем было с ним разговаривать. Он простой офицер, меня знает лишь заочно, а я его не знаю вообще. Потому и ушел я к ожидавшему извозчику и скомандовал трогаться до дома.
Дома, не смотря на царившую в городе суматоху, я лег спать. Нырнул в холодную постель и почти сразу же провалился с тревожный сон. Думал, что нервы не дадут забыться, но крепкий алкоголь, гулявший в крови, подействовал как снотворное.
Проснулся от громыхающей канонады. Лизка, прибежавшая будить, выпалила:
— Опять японцы!
— По городу стреляют?
— Вроде нет.
— Ну, тогда не переживай. Наши теперь готовы к атаке и не дадут себя сожрать.
— А если к нам снаряд упадет?
М-да, это был вопрос. Город японцы в будущем должны будут обстреливать, этого я не знал, но это подсказывала простая логика. И сюда снаряды могли прилететь только с юго-западной стороны и, то только в том случае, если японцы будут перекидывать их через весь полуостров и высокие сопки Ляотешаня. Что было не так просто, но все-таки вполне возможно. В остальных же случаях наше жилище надежно защищала Золотая гора, у подножия которой и находился наш дачный поселок.
— Где Петро?
— Опять на Этажерку полез. Говорит что оттуда лучше видно.
— Ни хрена там не видно, — проворчал я, недовольно. — Ладно, Лиза, не переживай, а лучше приготовь мне что-нибудь поесть. А как придет Петро, то ко мне его отправь. Есть у меня для него одно задание.
И она, внешне успокоившись, ушла греметь сковородками. Вскорости она накормила меня сытной яичницей с беконом по американской традиции и напоила крепким и ароматным кофе. После него я пришел в себя, взбодрился и вышел из дома на дневной холод.
В городе царила паника. Гражданские, поняв, что война все-таки началась, поспешили убежать из города и оккупировали железнодорожный вокзал. Тысячи людей штурмовали кассы и лезли в уже битком набитые вагоны. Полицейские и военные пытались навести порядок, жестко воздействуя на сошедшую с ума толпу, но это помогало мало. То же самое творилось на почтовой станции. Люди, что не рискнули убраться из города с первой волной, сейчас пытались отправить денежные переводы, чтобы хоть таким способом защитить свои сбережения. И в отделении банка творилась такая же чехарда. В-общем, при всем своем налете благородства и высоких идеалах люди все-таки оставались обычными людьми и при опасности старались в первую очередь позаботиться о себе и своей семье.
Через несколько часом меня в переполошенном городе неведомым образом нашел Петро.
— Что вы хотели Василь Иваныч?
— Что с Этажерки было видно? — вместо ответа спросил я. — Кто и зачем стрелял?
— Японцы приблизились. Я думаю, хотели добить наши корабли пока те в куче стояли. Но наши им ответили, с кораблей по ним били, да батареи работали. Хорошо им вдарили, те сразу же драпанули.
— Ты откуда знаешь? Оттуда же это не было видно?
— Да-к я же потом на батарею на Электрическом утесе поднялся. У меня там знакомый артиллерист есть, так вот он мне все и рассказал.
— Наши корабли больше не подбили?
— Нет, не подбили. Жаль что и в японцев тоже не попали.
Я принял информацию к сведению. Уже неплохо, что наши флотские не встали в ступор, а Алексеев, Стессель и Старк стали что-то предпринимать. Позже я узнал, что еще ночью, после торпедной атаки, наши быстроходные корабли снялись с якоря и по собственной инициативе пустились в погоню за японскими миноносками. Конечно же никого не догнали, потому как долго разводили пары. Но факт того, что командиры судов, не дожидаясь команды сверху, проявили волю, весьма радует. Получается так, что чем ниже у человека чин, тем он более энергичен в своих начинаниях и пока командование находится в ступоре он готов взять ситуацию в свои руки.
— Так чего звали-то меня, Василь Иваныч? — напомнил о себе Петро.
— Ах, да. В-общем там, Петро. У нас есть еще один участок на берегу моря. Как раз между двадцать второй батареей и Первым Фортом. Там еще недалеко деревенька китайская из нескольких халуп, Мяосы вроде бы зовется. Так вот, там, рядом с нашим участком летние дачи у господ офицеров находятся. Вот на том участке тебе и надо будет поставить домик, такой, чтобы в нем можно было проживать и летом и зимой. То есть достаточно теплый и обязательно с печкой.
Петро деловито кивнул.
— Там нет смысла строить основательно, главное чтобы дом пережил следующую зиму.
— Хорошо, Василь Иваныч, построю. Только, скажите, зачем он вам?
— Там будет безопасно. Чувствую, что город будут бомбить, а у нас дача стоит рядом с дачами генералов, да адмиралов. Японцы как раз по ним и могут отработать.
— Думаете?
— Предполагаю. Всякое может случиться, я б на месте японцев именно так бы и сделал. Так что, на другом участке нам будет спокойнее и безопаснее. Там целей нет, и специально никто туда стрелять не будет. Разве что случайный снаряд может прилететь, да и то маловероятно.
— Хорошо, сделаю. Деньги?
— Выделю сколько надо. Нанимай работников и при первой же возможности приступай. Китайцы, конечно, сбежали из Артура, но не все. Кто-то еще остался.
— Да я лучше с Данилом его поставлю, — заявил Петро самоуверенно. — Впервой что ли? Только когда он уже приедет?
Я развел руками. С неделю назад мы получили от него телеграмму о том, что он, закупившись всем необходимым, зафрахтовал невесть каким образом оказавшееся в Тихом океане судно под немецким флагом и готов был отплыть. Так что, судя по прикидкам, где-то через месяц-полтора, он уже должен появиться у нас. И это только в том случае, если японцы не блокируют полуостров с суши, чего они до сих пор не сделали. Что было для меня странно, высадить десант на сушу и отрезать главную крепость от подпитки с Большой земли — это то, что я сделал бы в первую очередь.
А через несколько дней пришла новость перехваченная телеграфной станцией и растиражированная местной газетой — в корейском городе Чемульпо против превосходящих японских сил дали бой знаменитый мне крейсер "Варяг" и канонерка "Кореец". Результат боя прошел уже по написанному в моей истории скрипту и не изменился ни на йоту — канонерка и крейсер, получив серьезные повреждения, были затоплены собственной командой. Команда "Варяга" потом будет возведена в статус героев, и их будут ждать великие почести и награды. Насколько я помню, они даже в Питере пройдут перед Императором, который их и наградит. Что вполне заслуженно. Простые матросы и вправду сражались с героизмом, достойным канонизации в памяти народа.
И с этого дня, с момента ночной атаки японцев, жизнь в городе резко изменилась. Все гражданские кто имел такое желание, в течение недели смогли покинуть город и некогда шумные улицы молодого и по-европейски красивого города, обезлюдели еще больше. Многие магазины и лавочки закрылись, многие услуги оказались недоступны. И хмурая напряженность поселилась на лицах немногих оставшихся, а сами улочки Артура наполнились концентрированной массой армейских и флотских шинелей. По-правде говоря, здесь всегда хватало служивого народа, но сейчас, в связи с бегством гражданского населения концентрация военных очень уж сильно стала бросаться в глаза, и это удручало еще больше.
У Алексеева, Старка и Стесселя потянулись одно совещание за другим. Там принимались какие-то решения, обсуждались важные вопросы и пересматривалась стратегия предстоящей войны. Господа до последнего момента не верили в надвигающуюся трагедию и потому особо не торопились с укреплениями. И вот теперь в полной мере осознав будущую блокаду, начали хоть как-то шевелиться. Через неделю после нападения вспомнили и обо мне. Прислали от Стесселя гонца и пригласили на беседу с комендантом крепости.
— Добрый день Ваше Превосходительство, Анатолий Михайлович…, - поздоровался я с комендантом, едва зашел к нему в кабинет. Там, помимо самого Стесселя находился и генерал-майор Белый и полковник Тахателов и еще много других офицеров. Все они склонились над картой, расстеленной на широком столе, что-то вычерчивали циркулем и черкали карандашом.
— А, господин Рыбалко, — оторвался от карты Стессель. — Проходите, проходите. У нас к вам накопилось много вопросов, которые вы нам, надеюсь, разъясните.
— Да, Ваше Превосходительство, я вас внимательно слушаю. Чем смогу — помогу.
— Прекрасно, прекрасно. Стоит заметить, что вы все-таки накаркали эту войну, — казалось, он меня обвинял в случившейся трагедии, но все прекрасно понимали, что я тут совершенно не причем. Потому и не обратили офицеры на выпад Стесселя в мою сторону никакого внимания. Лишь кивнули слегка, показав коменданту, что с таким утверждением можно было бы согласиться. И Стессель устало вздохнул: — Ладно, господин Рыбалко, скажите прямо — вы же знали? Не догадывались, не предполагали, а просто знали? Иначе я не могу объяснить ваше настойчивое упорство.
— Сложно сказать, Анатолий Михайлович, — уклончиво ответил я, — знать — не знал, но очень серьезно верил. Японцы не могли отступить от своих планов, а американцы их в этом очень сильно поддерживали. Это простая геополитика, которую можно просчитать.
— Слово-то какое придумали, — хмыкнул он, — прям как университетский профессор. Ладно, у нас нет времени выяснять отношения — японец сильно на нас насел, уже заблокировал нам морские сообщения, а вскоре заблокирует и железную дорогу. Вы, предвидя эту войну, как-то готовились, что-то там у себя делали. Я прекрасно помню ваши минометы и что вы что-то там построили на Высокой горе. Ну что ж, вот и настало ваше время — рассказывайте, что вы уже сделали и, чем вы можете нам помочь.
Я к этому моменту готовился. Ожидал вызова к этим господам и потому без колебаний выложил перед господами несколько отпечатанных листов, на которых был полный список того, чем я располагаю и рядом с каждой позицией в этом списке была сноска с ценами. Я, конечно, решил помочь нашей стране, но только не ценой своего разорения. Хоть часть своего бы отбить — было бы уже хорошо. А то, что господа заплатят, я нисколько не сомневался.
— Так, так…, - заинтересовано пробормотал Стессель, беря списки в руки, — а еще утверждали, что вы не желаете обогатиться на этой войне.
Он не требовал ответа, ему и так все было понятно. Весь товар что лежит у меня на складах я продам, возможно, даже с небольшой прибылью, а вот укрепления на горе Высокой я продать не смогу и потому они станут, да чего там станут, уже стали моим убытком. Так что, продавая свои минометы, мопеды, колючку и прочее, прочее я лишь отбивал часть своих убытков. И честно признаться, получив с военных деньги и таким образом опять приобретя финансовую свободу, я не хотел их засунуть поглубже в карман и дожидаться с ними окончания войны. Я и впредь желал потратить их на оборону нашей крепости. Но этого я им не сказал, а они не спросили.
— Минометы, меня они в первую очередь интересуют, — заявил генерал-майор Белый, — каково их количество?
— Полсотни штук, — ответил я.
— А какова цена?
— Полторы тысячи рублей за единицу.
— Угу, дешевле, чем наши пулеметы получается. Неплохо. А боеприпасы?
— Одна мина пять рублей. Но их не так много, поэтому вам можно будет наладить их выплавку на собственных мощностях. При необходимости я в какой-то мере смогу обеспечить вас собственным тротилом, но, думаю, неплохо будет получаться, если их снаряжать и мелинитом.
Наш миномет в производстве был значительно дешевле тех полутора тысяч рублей, что я запросил. Его себестоимость от силы была рублей полтораста. А вот пулеметы, и это я знал достоверно, нашим военным министерством покупались по цене свыше двух тысяч рублей. Вот и выходит, что задрав, таким образом, цену, я нисколько не обеднял военных — у тех в крепости и так денег куры не клюют, не отдадут же они их все японцам после окончания осады? Ну а цены на сами мины в два рубля были тоже с небольшой маржой, но уже не такой грабительской. Копеек пятьдесят за штуку я с них выгадывал.
— Полста штук это, конечно, хорошо, — заметил приободрившемуся Белому Стессель. — А кто из них стрелять будет?
— Подберем из расчетов, невелика проблема, — ответил генерал. — Насколько я помню на демонстрации господином Рыбалко, у него и таблицы для стрельб уже имеются, и кое-какая тактика применения есть. Так что худо-бедно разберемся и научимся. А господин Рыбалко не откажет в помощи в освоении, если он уж так в своем оружии разбирается. Так ведь?
— Обязательно помогу. Даже смогу подсказать некоторые интересные идеи.
— Вот и хорошо. Анатолий Михайлович, мне нужны эти минометы все до единого и боеприпасы к нему. Надо бы дать указания о расчете.
— Хорошо, Василий Федорович, пусть будет так. А что до производства самих мин?
— Надо налаживать, — согласился с комендантом Белый. — Подозреваю, что во время боевых действий расход этих боеприпасов будет чрезвычайно высок. Я прав, Василий Иванович?
— Совершенно правы. Более того, считаю, что при обороне крепости мои минометы как раз и станут тем оружием, что будут сдерживать натиск японцев.
— Ну-ну, это вы уж хватили…. Но доля правды в ваших словах, конечно, присутствует. Ладно, давайте двигаться дальше. Что у вас там еще есть? Гранаты?
Я с господами офицерами провел несколько часов. Мы с ними прошлись по моему списку, по каждой позиции. Гранатами они особо не заинтересовались, но по моему настоянию взяли все-таки пару сотен на пробу и на обучение. Им главное понять, как это оружие поможет им в обороне и при первых стычках они убедятся в его эффективности. Потом и возьмут все скопом, так что по этому поводу я не переживал. Дальше колючка — ту ее взяли всего с четверть из моих запасов, так как и на своих складах они ее имели. Только моя "егоза" очень уж сильно отличалось от их простой проволоки. И опять же, пока они не попробуют и не сравнять в действии, всю не выкупят. Так что и по этой позиции опять буду ждать.