Оставив пятерых разбирать завалы, Гордон со своим заметно уменьшившимся отрядом двинулся вперед, в соседний квартал. Здесь завалов было еще больше. Гордон даже поколебался — не оставить ли и тут пару человек? Но решил — нет. Так и он скоро один останется, да и сам будет заниматься разбором руин вместо того, чтобы найти Барни. Гордон едва заметно усмехнулся, проходя мимо горящего ЗИЛа — вот она и показала свое лицо, логика войны. Либо все разбирают завалы и ищут раненых, либо воюют. Раненые не нужны, они лишь мешают, отбирают силы и время. Ранеными солдатами войну не выиграть. Фриману это не нравилось, но он начал все чаще видеть двоякость человеческой морали. Бывают моменты, когда понимаешь, что не бывает в мире деления на черное и белое.
— Хедкрабы! — крикнул кто-то и, не задумываясь, открыл огонь.
Гордон, дернувшись, вскинул дробовик и бегло выстрелил по ползущему к ним существу. Справа резко вскрикнул повстанец — хедкраб прыгнул прямо на его лицо. Товарищ кинулся помогать отодрать тварь. Хедкраб был забит прикладами. Фриман ободряюще похлопал по плечу спасенного:
— Вот и я чувствовал себя так же в коридорах Черной Мезы! — улыбнулся он, подавив давящие воспоминания.
— Хеды совсем распустились! — весело заметил парень, ощупывая царапину от когтей твари, — Как сейчас помню, как я в детстве кидался в них камнями, когда они заползали к нам в комнату!
Гордон покачал головой. А что он мог еще ожидать от людей, которые выросли бок о бок с существами из Зена? Снова идя вперед, Гордон вдруг ощутил тяжелую тоску. Тоску по старому миру. И если каждый из его новых спутников стремился к уже давно забытой утопии, то он помнил ту жизнь совершенно отчетливо. Его родной Сиэтл. Бетонные джунгли Финикса. Веселые вечера в баре вместе с Барни. Университет, занятия, студенческие похождения. Природа, небо. Чистое небо… Все это было так недавно. Стоит протянуть руку — и дотронешься…
Они проходили через руины какого-то разрушенного здания, когда земля под ногами вдруг начала гудеть и подрагивать. Фриман, оглянувшись на странный трубный звук, увидел вдалеке, за грядой развалин, гигантский силуэт.
— Страйдеры! — заорал кто-то, и спутники Гордона мгновенно разбежались в стороны, прячась кто куда.
И лишь Гордон застыл на месте, пытаясь разглядеть, что же это было. И в следующую секунду он увидел. Огромное паукообразное существо на трех гигантских ногах обыскивало руины, двигаясь с жутковатой легкостью. Ученый в ступоре глядел на синтета Альянса. Он даже и не мог представить, что такое бывает в реальной жизни… Фасеточные глаза срайдера выискивали кого-то среди руин, а массвная пушка, больше похожая на жало, свисала с брюха. Гордон медленно сглотнул, наблюдая, как это страшное существо рыщет среди обломков, вдруг вскинул автомат и выстрелил.
— Остановитесь! — крикнул ему кто-то из повстанцев, но было уже поздно.
Пули хлесткой очередью полоснули по панцирю страйдера, выбив сноп искр. Синтет повел телом, словно отгоняя надоедливую муху, и резко оглянулся на звук. Фриман, даже не понимая, что он делает, все стрелял и стрелял, хотя пули не причиняли страйдеру никакого вреда. Но существо, заметив даже с такого расстояния одинокую фигуру в оранжевом, рванулось в сторону Гордона, круша острыми членистыми ногами обломки домов.
Чья-то рука схватила стреляющего Фримана и с силой оттащила в подъезд.
— Док, вы что делаете?! — повстанцу плохо удавалось скрывать гнев, — Зачем вы его провоцируете?
— Да что это, дьявол его забери, было? — тяжело дыша, пробормотал Фриман, порываясь выглянуть на улицу, откуда уже доносились звуки тяжелых шагов.
— Страйдеров лучше не дразнить, — более спокойно пояснил Шон, — Аннигилирующая пушка — это не шутки.
— Будем надеяться, что он не пойдет нас искать, — сказал кто-то и боязливо поежился.
Топот гигантских ног снаружи не прекращался, но вроде бы не нарастал.
— Не часто их выпускают, — подала голос Фрэнсис, — Сити 17 до сих пор считали самым спокойным городом, хватало Гражданской Обороны и солдат.
— Да уж, — проворчал подбежавший Шон, — В прошлый раз, когда сюда выпустили страйдеров, лет семнадцать назад, это было ужасно…
Одна из девушек-сопротивленцев тихо отошла в сторону и закрыла лицо руками.
— Может, ты заткнешься? — Фрэнсис резко толкнула приятеля в бок.
— А что я такого сказал? — удивился Шон, но под взглядом остальных умолк.
— Что с ней? — тихо спросил Гордон у Фрэнки, покосившись на плачущую девушку.
— Во времена Первого Восстания страйдерам скормили ее старых родителей и грудного ребенка.
Фриман испуганно посмотрел на девушку, в шоке от услышанного. Ему вдруг стало стыдно. Все эти люди прошли через такие ужасы, пока Гордон отлеживался где-то у своего нового начальника. И они все равно считают его героем. А ведь его война в реальном времени длится всего около недели. Налюдая, как Фрэнки пошла успокаивать девушку, Фриман горько усмехнулся. Кому повезло больше — ему или им? Они прошли через вторжение Алянса, засилье жителей Зена, многолетний гнет. Гордон прошел через ад Черной Мезы — но он длился всего пару дней. Эти дни навсегда изменили его, но все равно он, в отличие от этих людей, прекрасно помнил тот, прежний мир. И все, происходящее сейчас, казалось лишь сном. Стоит проснуться — и прежняя жизнь сразу вернется. Но это — реальность. Гордон старался о этом не думать, но он навсегда потерял прежний мир. За двадцать лет случилось так много… И тоска по жизни, которая была словно вчера, давила на ученого. Но эти повстанцы, они прошли через все ужасы вторжений, но они давно забыли ту жизнь, которой она была в 1990-х. Для них она была сказкой, "преданьем старины глубокой". Они не мучались от тоски по старому миру. Так кому же тяжелее — им, или Гордону? Он не знал.
— Кажется, уходит, — сказал один из повстанцев, заглянув за угол, — Пронесло…
Фриман хотел было разузнать побольше о этих существах, но вдруг вспомнил, что уже не раз совершал подобные ошибки. Его вопросы тут прозвучат по меньшей мере странно — повстанцы-то думают, что Гордон Фриман прошел через все — воевал в Семичасовую Войну, защищал невинный народ, долгие годы устраивал диверсии, готовясь ко Второму Восстанию. Фриман не смог бы, да и не имел ни малейшего желания объяснять им, где он провел последние двадцать лет. Он решил спрашивать осторожнее.
— А что, — спросил он, — Эти твари, надеюсь, не разумны? За все эти годы я так и не смог понять.
— Разумны, в пределах поставленных задач, — ответила вдруг девушка, плакавшая минуту назад.
— Никто не знает этого наверняка, — вставил повстанец по имени Кирк, — Их делают в Цитадели, и никому еще не удавалось…
— Так значит, их изготавливают? — нахмурился Гордон.
— Ну, это синтеты, док, — пожал плечами Шон, — Такие же, как и солдаты Альянса. Что-то вроде киборгов — смесь электроники и живого организма.
— Интеллект у них довольно развитый, — продолжила девушка, — Но только в рамках одной задачи — атаки противника. Они могут пойти на хитрости и выдумки, чтобы достать вас. Но в других областях — они как машины. Я видела однажды, как страйдер упал в реку — просто потому что решил перейти ее по мостику в метр шириной.
— Отлично, значит, обмануть их можно, — Гордон подхватил автомат, — Ладно, пошли вперед, времени мало. Страйдеров не провоцировать, помните о аннигилирующих пушках.
И он, с видом матерого охотника на страйдеров, направился к улице. Что ни говори, это не идет ни в какое сравнение с Сектором С. Там все было похоже на ночной кошмар. Здесь же была реальная, самая настоящая война, и Гордон чувствовал сея здесь более свободно. И не потому что фильмы двадцатого века давно превратили войну в романтику, пудря мозги подросткам — повстанцы давно забыли эти фильмы, а Гордон уже повоевал достаточно, чтобы понять, что война — не приключение, а только усталая Смерть и смертельная усталость. Просто тут все было настоящим. Там же все напоминало галлюцинацию, бред.
— Осторожно! — крикнул кто-то, и все пригнулись, когда над ними пролетел в сторону Цитадели корабль-транспортник, обдав их холодным воздухом.
— За новым десантом полетел, — проговорил Гордон, смотря вслед полуживому кораблю, уменьшающемуся на фоне серой Цитадели.
И они снова пошли вперед. Руины, разрушенные дома, воронки, горящие автомобили, совсем близкая стрельба и свист бомб… Мрачные очертания вокруг угнетали и прогоняли хорошее настроение. Лишь где-то позади слышались шутки и остроты Шона, который продолжал заигрывать с Фрэнки. Война войной, а чувства чувствами. Гордон старался не обращать на это внимания, потому что чем больше он прислушивался к парочке сзади, тем больше его мысли возвращались к Аликс. Девочка, которую он недавно держал на руках, и усе совсем взрослая красивая девушка. Он не знал, что он чувствует по отношению к ней. Сам не понимая, почему, он почти не чувствовал к ней никакого плотского влечения, лишь какие-то непонятные чувства, в которых он и хотел бы разобраться, но все откладывал и откладывал.
Но почему-то его мысли все время возвращались к странным чертам в поведении Аликс. Да, она несомненно уважает его и, может быть даже, он ей нравится, но все равно этот красивый образ искажался некоторыми минусами. Гордон снова и снова прокручивал в голове все странные эпизоды с Аликс, и не понимал — чего она добивается? Она что, испытывает его на живучесть, или просто слепо верит в его бессмертие, как вортигонты? Или просто, как и все женщины, управляет им, как марионеткой? Чего она добивается, посылая Гордона к Нова Проспект через побережье, зная, что этот путь практически непроходим? И при этом сама без проблем проделывает этот путь на поезде. Зачем она послала Фримана идти через Рэвенхольм, зная, что там творится? Пес разобрал завал и помог отразить атаку Альянса на Восточную Черную Мезу, но подоспел слишком поздно — Илая уже схватили. Почему бы ему, Гордону, не остаться с Псом и не помочь с обороной? Может быть, тогда бы Илая и не захватили. Но нет, Аликс настояла, чтобы Гордон ушел, причем не куда-нибудь, а в Рэвенхольм! Фриман покачал головой. Нет, ей больше не удастся им манипулировать. Надо будет с ней поговорить по душам, узнать, чего же она добивается. Проявляет свою женскую властность и просто наслаждается тем, что вертит самим Доктором Фриманом, как хочет? Гордон усмехнулся. Хоть он и чувствовал что-то к ней, но так просто сдаваться женщине он не собирался! И вообще, что она делает? Улыбается, шутит, делает ему комплименты. Очень мило, не правда ли? Завидного жениха нашла, ничего не скажешь. Гордон, забывшись, даже резко махнул рукой в воздухе — хватит! Аликс пробудила в нем какие-то чувства, но поддаваться было нельзя. Всё говорит за то, что она просто пользуется им. Да и как он будет смотреть в глаза Илаю, своему другу и коллеге, если тот узнает о том, что Аликс и Гордон… Нет, надо держать себя в руках. Забыть про чувства, про эмоции и проявить наконец волю!..
От постоянных далеких взрывов и стрельбы воздух подрагивал, иногда ощутимо ударяя по ушам и груди. Но вдруг среди общего гула начал четко выделяться свист летящей мины. Гордон даже не успел ничего сообразить, когда в двух метрах от него в асфальт влетел снаряд. Его, и еще двух повстанцев отбросило назад, оглушенных жутким грохотом. Фриман, крикнув что-то своим спутникам (от звона в ушах он не слышал ровным счетом ничего), отполз в сторону. Скафандр защитил тело, но голове досталось: взгляд ученого плыл, его шатало из стороны в сторону. Очки уцелели каким-то чудом.
— Хедкрабы! Огонь!
Фриман, морщась от боли в ушах, повернулся на звук. Из снаряда, вспоровшего асфальт, словно песок, вылезали четырехногие твари и молниеносно рванулись к людям. Гордон быстро вскочил, чуть не потерял равновесие, но все же удержался на ногах и открыл огонь. Один из хедкрабов, быстро перебирая длинными тонкими ногами, несся вперед и, увернувшись от пуль, прыгнул на лицо одного из повстанцев. Несчастный закричал, повалился на землю и задергался, пытаясь оторвать тварь. Гордон, быстро прикончив двух, подбежал к парню и схватился за ноги хедкраба. Нет, руками оторвать эту тварь от ревущего от боли повстанца было невозможно. Парень орал. Фриман вздрогнул, заметив, что из-под хедкраба по лицу повстанца течет кров. И решился на риск. Приставив автомат к хедкрабу сбоку, он нажал на спуск.
Земля подрагивала — по всему кварталу в асфальт влетали ракеты с хедкрабами. Повстанцы собрались в кучку, отстреливаясь от существ из Зена.
Хед отлетел в сторону, пробитый тремя пулями, и Фриман склонился над несчастным парнем. И тут же отвернулся в сторону. Парень умирал. На месте лица было лишь кровавое месиво. Глаза вытекли, нос — откушен, зубы выбиты, от щек и губ — лишь обрывки.
— Что с ним, — Шон подбежал с дробовиком наперевес.
— Хед покусал.
Шон содрогнулся, глянув на товарища.
— Бедный Кирк…
Кирк постоянно подергивался, иногда сгибая руки и скребя ногтями асфальт. То, что было его лицом, заливалось кровью.