Бомба
Император всё верно прочитал в её глазах — просто мастер физиогномики. И заметно расслабился: прежде сидел с прямой спиной, будто рельсу проглотил, а теперь вольготно разлёгся на своём троне. Ещё бы: раз выдавать его никто не собирается, жизнь продолжается.
Потому что здешний правитель вовсе не продукт абсолютизма. Всего лишь подходящая — в силу особого таланта — нейтральная сторона. Ни то, ни сё: ни таар, ни яран. И просто так убивать аристократов ему не позволено. Сегодня девчонка, а завтра кто? Верховный советник?
Кстати, верховник Таа-Варуг пялился на поганку таарию ледяным взглядом. Мог бы — самолично бы прикончил. Всё, до чего дотянулась, мужику изгадила и сломала. Прямо жизнь под откос — юродствовала Руана, одаривая прохиндея миленькой сладенькой улыбочкой.
Верховник Таа-Дайбер — на которого отважилась взглянуть лишь мельком — одобрительно качнул головой. Еле заметно, но она успела зафиксировать. И тут уже расплылась в улыбке от всей широты души. Безмятежно, как человек с кристально чистой совестью.
— Ну, — между тем, глубокомысленно протянул папаша Туран, — благодарить особо не за что. Ты сама себя спасла. А мои олухи чуть не опоздали.
— Старались, как надо, чтобы получилось, как попало? — подкусила оплошавших охранничков зловредная таария.
Чтобы на этот раз в её сторону зафыркали яраны. Она просто мастер заводить друзей — ничего не скажешь.
— Точно, — усмехнувшись, согласился вожак Яр-Нат. — Умеешь ты ударить прямо в цель.
— Вернёмся к возникшей распре, — впервые проявила нетерпение императрица.
Которую, в отличие от супруга больше волновала судьба не империи, а собственной проштрафившейся семейки. Дело-то в самой, что ни на есть, кровной вражде с господином Таа-Лейгардом. Где расчёт пойдёт не в металле любого достоинства.
Таа-Дайберы наверняка удовольствуются какими-нибудь отступными. Деньжат им подкинут или налоговых льгот. А то и кусок императорских владений пожалуют — не поскупятся. Если уже не пожаловали: что-то у господина верховника больно рожа довольная. Впрочем, у него всего лишь мальчика обокрали — невелика важность.
А вот у Таа-Лейгарда украли самого ребёнка. И отец Руаны с полным правом может потребовать смерти любого из родичей похитителя — если не найдёт самого преступника. А того отыскать стопроцентно не выйдет. Кто ж отдаст на съедение мальчонку, отнявшего у тааров девку? Это дело принципа — понимала Руана, чуя грядущую беду.
И досадуя на тот факт, что сама оказалась в центре событий. Ати хоть приятный приз за это получит: свободу и мужа. А её сестра лишь геморрой. Где справедливость?
Император повозился на троне, с неохотой принимая тот факт, что пора приступать к главному. Он глянул исподлобья на отца похищенной невесты и постарался принять располагающий к собеседнику вид:
— Маруш, мы с тобой старые приятели. И давай без обиняков: мне бы не хотелось раздувать из этого дела кровавую распрю. Понимаю, что оскорбление нанесено. Однако позволю себе напомнить: твою дочь увезли вовсе не силой. Её не похитили. Так что хорошо подумай, прежде чем сказать своё слово. Какова твоя цена за оскорбление?
— Кровь, — хмуро и, как показалось Руане, не слишком твёрдо потребовал расплаты отец.
Она ожидала открытого возмущения, но северяне молчали, как рыбы. Хотя все, кого она видела перед собой, буквально пожирали глазами таара, замахнувшегося на жизнь одного из них. Даже братья Яр-Тураны — на которых Руана старалась не смотреть — проявили недюжинную выдержку. А их отец вообще являл собой образец всем довольного человека.
— Чья кровь? — тотчас открыла торги императрица.
Как лицо — в отличие от мужа — лично заинтересованное.
Император протянул к ней руку и накрыл ею угрожающе сжатый кулак супруги. Дескать, как бы не решилось дело, он будет стоять за свою собственную семью. За жену, родившую ему сыновей. Даже мерзавец может быть настоящим мужиком — мельком одобрила Руана его намерения. И постаралась сохранить на лице хотя бы видимость бесстрастного ожидания того, как решится судьба её семьи.
— Похитителя, — заявил о своём праве господин Таа-Лейгард.
Руана довольно сносно знала писаные законы империи. Оттого и тревожилась: по какому пути пойдут эти проклятые торги за жизнь? Как тут же выяснилось: не зря тревожилась. Закон подлости, преследовавший Ольгу дома, нашёл её и здесь.
Вели-Яр — как пятый по старшинству брат — покинул своё место у трона сестры. Вышел вперёд и холодно предложил:
— Возьми мою кровь.
Господин Таа-Лейгард дёрнулся, как от удара. Это было достойное предложение замены. Кровь более старшего и сильного брата в иерархии северных родов считается важней. В смысле соблюдения законов чести такая замена тянула на десять баллов из десяти. Отец это знал, но к удивлению и возмущению Руаны буркнул:
— Нет,
Брови императрицы сошлись на переносице. В глазах вспыхнуло, но тотчас погасло алое пламя — супруг сжал её руку так, что побелели пальцы. А к пятому сыну Яр-Ната присоединились близнецы. Сразу двое — что уж и вовсе нечто запредельное.
— Возьми и мою кровь, — слаженно и довольно спокойно предложили себя Ягди-Яр с Жести-Яром, встав плечом к плечу с братом.
Это был перебор. Во всех смыслах. Руана покосилась на отца и заметила в его глазах огонёк несгибаемого упрямства.
— Нет, — чётко и непоколебимо отверг он сумму выкупа за жизнь похитителя дочери.
Пере-Яр присоединился к братьям подозрительно вкрадчивой походкой, какую Руана заметила у бойцов на ринге. И хотя за меч назл не хватался, ей стало не по себе.
— Возьми и мою кровь, — с плохо скрытой угрозой в голосе повторил второй по старшинству сын вождя Яр-Ната.
— Нет! — как и предчувствовала Руана, отчаянно каркнул отец.
Она неприкрыто пробежалась взглядом по лицам главных участников судилища. Таа-Варуг торжествовал и даже не скрывал этого. Без своих братьев императрица становилась более доступной мишенью. Во всяком случае, её сыновья уж точно. Таа-Дайбер задумчиво хмурился, явно не одобряя происходящее. Но, пока не вмешиваясь в несправедливый торг сорвавшегося с катушек собрата.
На лицах предложивших себя в качестве жертвы Яр-Туранов опять ничего не прочесть. У Радо-Яра тем более — чурка деревянная! И он ещё смеет обижаться, когда не слышит от неё слов любви. У самого-то с этим не очень: не может даже мимолётным взглядом поддержать свою — как они все изволят выражаться — женщину. Ну, погоди же — мысленно пообещала ему Руана кучу проблем, вернувшись к анализу.
Итак, на лице Мстиры необоримое желание, несмотря на последствия, уничтожить на месте зарвавшегося таара. На лице самого императора напряжённое ожидание развязки, которую ему предстоит разруливать. Однако никаких предпочтений любой из сторон на нём пока не читалось.
Наконец, лицо Турана Яр-Ната оставалось бесстрастным. Хотя угрожающий гул голосов набухающих злобой яранов затопил зал под самый потолок. Казалось, ещё немного, и гражданская война начнётся прямо здесь. С кучи трупов, в принципе, предусмотрительно помалкивавших тааров.
Те, до кого Руана смогла дотянуться взглядом скошенных глаз, выглядели по-разному. Кто-то обалдел от чудовищных требований сбрендившего собрата. Кто-то неодобрительно хмурился. Кто-то трусил, то и дело косясь на выход из зала.
И тут её посетила оглушительная догадка. Которую Руана тотчас попыталась выпихнуть прочь из головы. Но та вылетела в одно ухо, покружилась вокруг её замордованной головушки и влетела в другое. А дальнейшие события поспешили доказать, что преданная анафеме догадка пострадала безвинно.
Радо-Яр стронулся с места и медленно подошёл к братьям. Махнул им рукой: дескать, прочь отсюда. Те упрямо набычились и даже подались в сторону, однако не ушли.
— Тебе ведь нужна моя кровь? Да? — негромко поинтересовался старший из братьев Яр-Туранов.
Но в наступившей абсолютной тишине каждое слово падало на головы людей с оглушительным грохотом. Все сразу всё поняли. Руане даже показалось, что выдохнули в едином порыве людей, избежавших колоссальной опасности.
— Да, — так же негромко и неожиданно спокойно подтвердил Таа-Лейгард.
— Только время потеряли, — проворчал император, ободряюще улыбнувшись супруге.
После чего иронично ухмыльнулся в ответ на ошарашенный взгляд таарии.
— Ну что? — спросил у неё монарх. — Допрыгалась?
Руана опомнилась и поспешно развернула повисшие плечи. Напустила в глаза побольше испарившейся решимости и максимально невозмутимо согласилась:
— Видимо, да. Хотя можно и поспорить. Последнее слово, как я понимаю, не сказано.
— Так, скажи его! — внезапно зло проорал Викрат из-за спины отца.
Посмотрев в его сторону, Руана зацепила краем глаза и лицо Багены. На котором было написано: ну же, ну! Да и господин верховный советник Таа-Дайбер пялился на неё откровенно выжидательно. Зато его коллега готов был сожрать поганку, которая вполне может отчебучить что-нибудь несусветное. Того и гляди, опять сунет в колёса его замечательных планов целое бревно.
Вообще-то на задиравшую подбородок таарию в этом зале не таращились только колонны. Каждой сволочи интересно: скатится голова старшего Яр-Турана с богатырских плеч, или пронесёт?
— Вот же гадство, — выскочило из Руаны по-русски.
Хотя до сих пор ни разу не возникало желания вспомнить родную речь.
— Что?! — вылетело из большинства глоток вокруг неё.
Как интересно — светилось на мордах Таа-Дайбера и папаши Турана. Эта парочка манипуляторов разглядывала превосходно знакомую им девицу так, словно та вылупилась буквально на их глазах. Вылупилась, и её тут же поставили перед выбором: или замуж, или будет хуже.
Руана прислушалась к себе: замуж ей не хотелось. То есть, абсолютно. Ни под каким предлогом. Тем более на условиях людоедских традиций северян. Которые буквально во всём перегибают палку.
Нет, Радо-Яр ей дорог. И даже очень. А уж виновницей его смерти стать… вообще… Это просто ужасно!
— Что ж, — чудовищно деловым тоном подвёл черту император. — Наконец-то, мы пришли к соглашению. Таа-Лейграду предложено искупление вины рода Драх-Нат-Туранов. И он его…
— Руана! — прозвенело под сводами так звонко, что виновница «всего и везде» чуть не подпрыгнула.
Она обернулась на голос: Катиалора смотрела на неё с холодной непреклонностью хирурга, объявившего, что сгнившую ногу надо резать. В голове тут же взвихрился целый рой возмущённых воплей, сводившихся к одному: почему за всё должна платить она одна?! А не те подлецы, что спровоцировали тарарам, требуя теперь от бедной ни в чём не повинной девушки искупительной жертвы. Норовя бросить её на алтарь, хотя она даже не девственница.
Один гадёныш соблазнил её сестру — юную неопытную девочку — и сманил в побег. Наплевав на то, что она вообще-то чужая невеста. Другой гад — не удержавшись, одарила она Радо-Яра злым взглядом — помог паршивцу всё провернуть. Пока остальные гоняли её с места на место, на голубом глазу раздавая советы угомониться и топать домой.
Папаша Туран был в курсе и не остановил отпрысков — и не пойте ей баллад о его неосведомлённости! А Таа-Дайбер? Почему у Руаны такое чувство, будто эта парочка интриганов заранее договорилась разойтись по-хорошему? Только отчего-то не взяла в расчёт возможную реакцию Таа-Лейгарда.
Который, узнав, что его единственную и взаправду горячо любимую дочь прибрал к рукам один из назлов, взбеленился. И теперь требует именно его крови. Радо-Яр — и никто другой — в глазах отца единственный и навеки проклятый им оскорбитель. Катиалора права: плевать ему на Ати. Уметелила, и хрен с ней. А вот его драгоценную Руанаину никто не смеет у него отнимать.
Ну? И что ей делать? Нет, она реально должна выбирать? Здесь и сейчас? Это же не выбор между отцом и парнем. Которые сначала поцапаются, набьют друг другу морду, а после сядут пить мировую. Это выбор между целыми мирами…
Так — дойдя в своих громогласных витийствованиях до этого момента, неожиданно успокоилась Руана. А вот здесь она принялась беззастенчиво кривить душой. Потому что выбор уже сделан. Потому что таары ей чужды во всём, чего не коснись. Их с виду благопристойное криводушие приводит её в уныние. И вечно провоцирует кусаться — иногда даже подзуживает распускать руки.
Яраны же… Эти ребята ей нравятся. Не только свободолюбием — чёрт бы с ним. Нет, они сумели доказать весьма требовательной представительнице иного мира, что умеют расставлять приоритеты. Способны, наступив себе на горло, жертвовать собственными хотелками. И даже глобальными интересами ради чего-то большого. Общего и безгранично серьёзного.
Одна Мстира чего стоит — невольно взглянула Руана на императрицу. Вот, Катиалора понукнула падчерицу принять справедливое решение. Спасти голову назла, наплевав на непереносимость мысли о спонтанном и необратимом шаге: замужестве, к которому она абсолютно не готова. Даже толком не знает: Радо-Яр действительно ей нужен? На всю жизнь? Такой, как есть?
А императрица смотрела на девицу, в руках которой его жизнь, бесстрастным взглядом. Скрутила себя в жгут, завязала узлом и ждёт решения свободного в своём праве выбирать человека.
Сам же виновник «торжества» не удостоил таарию даже мимолётным взглядом. Этот уж точно ни о чём не попросит. И отец его не попросит, и братья. Чёртовы гордецы!
Казалось, столько успела передумать, пережить, а на деле полминуты не прошло. Потому что за это время произошло всего два события. Отец велел своей супруге заткнуться и не вмешиваться. А император дал тот же совет ему — будто откуда-то издалека долетело до сознания Руаны. И вывело из ступора.
Она встряхнулась. Оглядела, как говорится, присутствующих и брякнула:
— Мне вообще-то уже двадцать.
— Да, ты что! — раздражённо восхитился император, нарочито выкатив глаза из орбит. — А я-то думаю: что с тобой не так?
— То, что я родилась, — возомнив, будто сейчас ей можно всё, съязвила таария. — Такое ощущение, что всем мешаю. Целой империи. Как вы мне все надоели! — вырвалось у неё из самых глубин замордованной души.
Что вызвало кучу недоумённых взглядов у всех, кроме непосредственных участников событий.
— Отец, — повернулась к нему Руана. — Прости, но я…
Он резко отмахнулся. Молча склонил голову перед императорской четой, развернулся и помаршировал на выход. Именно помаршировал, демонстрируя несгибаемую волю в намерении, как можно, дольше не прощать неблагодарную дочь.
Катиалора вышла из толпы, подошла к ней и обняла. Заглянула падчерице в глаза и тихо молвила:
— У вас всё получится. Ты сумеешь.
Затем почтительно кивнула монархам и легкой походкой аристократки поплыла вслед за мужем.
Руана же поймала направленный на себя прищур Радо-Яра и проворчала:
— Получится, как же. Он прямо горит желанием постараться.
— Мне ты не нужна! — ледяным тоном отчеканил этот гордый, етить-колотить, римлянин.
Цезарь, прущийся в Сенат без бронежилета и огневой поддержки.
— Значит, я со спокойной душой могу выйти за другого, — безмятежно отозвалась Руана. — Вели-Яр, ты, кажется, имел на меня виды? Я согласна.
Вообще-то особенно на его смекалку не рассчитывала. Но умничка Вир не подвёл. Тряхнул башкой и голосом, преисполненным победного торжества, изрёк:
— Ты сделаешь меня счастливым на всю оставшуюся жизнь.
Развод так себе. А для такого умника, как Радо-Яр, и вовсе шито белыми нитками. Но этот Цезарь внезапно доказал простейшую истину: и на старуху бывает поруха. Руана не учла размеры и насыщенность его ревности. Он дико сверкнул синими глазищами и ляпнул:
— Нет!
— А другой твой брат? — с видом привередливой покупательницы осведомилась она.
— Хватит! — выдохнул назл, сообразив, что эта зараза с него не слезет.
И что уж ей-то категорически точно плевать на их заморочки с честью и традициями северян.
— Так! — рявкнул император, притопнув ногой. — Мне всё это надоело! Или вы оба принимаете окончательное решение, или я…
— Мы вступаем в брак! — пришлось повысить голос Руане, дабы переорать разбушевавшееся величество.
— Точно? — моментально утихомирился монарх.
— Да. Мы тут подумали, и я решила: пора, — припомнилась ей хохма, широко распространённая на её Родине.
А здесь вызвавшая уже приевшуюся реакцию: кто-то захмыкал, а кто-то и беззастенчиво заржал.
— Бедный мальчик! — демонстративно посетовал во весь голос верховный советник Таа-Дайбер. — Надо ж было свалиться такому счастью.
— Прекрати! — досадливо оборвала его издевательства императрица.
После чего подалась вперёд всем телом — едва из платья не выпрыгнула. Уставилась на невесту взглядом всё той же Горгоны и холодно уточнила:
— Ты уверена? Понимаешь, что будет, если ты встретишь того, от кого не сможешь отказаться?
— Тогда вы меня закопаете, — пожала плечами Руана, не сдержав усмешки. — И у всех на душе сразу полегчает. Нет тела, нет проблем.
Эта сомнительная хохма почти никого не развеселила. Зато столкнула с места жениха. Он подошёл к невесте и хмуро посмотрел этой балаболке в глаза:
— Ты уверена? Пока я жив, ты не будешь принадлежать никому другому.
Остановился, между прочим, спиной к монаршей чете. Ужасно неприлично даже для брата императрицы.
— Пока ты жив? — тихонько, чтобы никто не услышал, съязвила Руана. — Меня это устраивает.
Он вдруг расслабился и бросил хмуриться. Развернулся лицом к императору и взял её за руку:
— Я, Радо-Яр, старший по праву рождения Яр-Туран из рода Драх-Нат-Туранов объявляю, что эта женщина моя жена!
— Аллилуйя, — буркнула под нос Руана.
— Попались, — потёр руки папаша Туран, благосклонно взирая на свою вторую невестку, заполученную в рекордные сроки.
Что при склонности его мальчиков кобелировать на свободе колоссальный прогресс.
— И пропали, — с деланной, но весьма трагичной безнадёгой Кассандры махнул рукой Таа-Дайбер.
— Посмотрим, — задумчиво пробормотала Мстира.
Взгляд которой Руана расценила, как благодарный и многое обещающий. Оставалось надеяться, что в смысле императорских благодеяний, а не контроля за её нравственностью.
— Итак! — громыхнуло на весь зал хорошо поставленным императорским баритоном.
Руана сразу отключилась, игнорируя его программное выступление по поводу знаменательного события, призванного укрепить, олицетворять и так далее.
Она пошевелила в громадном кулаке затёкшими пальцами, и прошипела:
— Больно!
— Потерпишь, — мстительно прошипел в ответ её без пяти минут супруг.
— Рискуешь, — процедила она сквозь сжатые губы.
Так они цедили и шипели всё время, покуда высокие собравшиеся господа то ли благословляли их, то ли проклинали, требуя высылки паразитов за пределы империи. Их Руана тоже не слушала. У неё занятие поважней: она ругалась с мужем.
— Поклянись, что мы сегодня же уедем.
— Я не даю клятв женщинам, — прямо-таки на глазах борзел северянин.
— С Ати всё в порядке?
— С ними, — подчеркнул он, что та уже не одна, — всё хорошо.
— Кто из вас станет новым хозяином Лейгарда?
— Что? — опешил от неожиданности назл.
Даже брови задрал, что с его каменной рожей случалось редко.
— Ты что, даже не думал об этом? — реально обалдела Руана.
— В голову бы не пришло, — досадливо нахмурился Радо-Яр. — Мне-то уж точно такое счастье ни к чему. Я не стану возиться с вашим поместьем.
— Создатель! — закатила глаза невеста и вздрогнула.
Над их головами как раз съехались клинки мечей. Ритуальный знак того, что теперь-то ей не удрать.
— Я вышла за болвана, — нарочито горестно пожаловалась она сверкавшим клинкам.
Те холодно звякнули: мол, сама допросилась.
— У него ещё пять братьев, — ядовито процедил невесте Пере-Яр.
— Ты прав, — машинально отгавкалась та, — паршивое приданое.
Яр-Тураны захмыкали и развели по сторонам мечи. Ритуал закончен. Теперь любой, кто поднимет на таарию хвост, огребёт в кровники весь их клан с императором в довесок.
Надо отдать новообретённому супругу должное: тот всегда относился серьёзно к её желаниям. И теперь, едва церемония была окончена, тотчас увёл молодую из зала. Прямо на императорскую верхотуру замка, где клан Драх-Нат-Туранов занимал целое крыло.
В центре которого располагался небольшой мрачный холл без окон. В центре которого возвышались три знакомых Руане сундука. На одном из которых восседала Урпаха и что-то ковыряла в потёмках иглой.
— Мамушка, темно же, — шмыгнула к ней Руана.
И прижалась так, словно её оторвали от груди кормилицы на долгих двадцать лет.
— Сгодится, — фыркнула та и придирчиво осведомилась: — Ну? Сладили, наконец-то?
— Вот, — махнула рукой Руана, небрежно указав на подошедшего назла. — Мой муж. А ты что, ушла из дома?
— А мне что, — ядовито проквакала кормилица, — дожидаться, покуда меня оттуда выгонят?
— Для матери моей жены, — встрял Радо-Яр, — всегда будет лучшее место у нашего очага.
— Досталось же дуре такое счастье, — благосклонно кивнула ему Урпаха.
Он склонился над предательницей и заговорщически процедил:
— Почаще ей об этом напоминай.
Затем разогнулся и велел подоспевшему слуге устроить госпожу Урпаху со всем старанием. А сам всё подпихивал Руану в сторону одной из выходящих в холл дверей.
— Когда мы уезжаем? — уточнила она, с показной неохотой пятясь в заданном направлении.
— Утром.
Это было сказано тоном человека, обещавшего только один раз.