Новоявленная
То, что принято называть императорской крепостью, на деле переросла таковую лет сто назад. Нет, сама крепость никуда не делась: по-прежнему торчала на вершине бескрайнего почти круглого холма со срезанной макушкой. Но теперь она уже называлась императорской цитаделью. Вокруг которой разросся самый большой в империи город. Когда его обнесли своей стеной, получилась столица.
Если смотреть издалека, красиво. Но въехав через восточные городские ворота, Руана брезгливо поморщилась: грязно и воняет. Отец бы сто шкур содрал за такое свинство. Да и сами обитатели их родовой крепости не лишены стыда и гордости за свою крепость. Как можно гадить там, где живешь? Где бегают твои подрастающие детишки. Куда к тебе приезжает погостить деревенская родня.
Крепость таара не просто центр всего его поместья, сколь бы широко оно не раскинулось: некоторые поместья больше мелких царств на востоке и юге. Крепость — сердце его земель. А тут?
Если этот город — сердце империи, то можно себе представить, какова её задница. Такие мысли не красят благовоспитанную девушку — кривилась Руана, проезжая бок о бок с Викратом по широкой, забитой народом улице. Но пребывание в таком месте её красит ещё меньше.
Даже городские дома — размерами не идущие ни в какое сравнение с крестьянскими — гораздо невзрачней. Стены обшарпаны и заляпаны так, будто в них нарочно швыряют комки грязи. Сточные канавы под стенами забиты всякой дрянью и благоухают. Мусор с одной стороны улицы сметают, а с другой тут же растаскивают ногами, копытами и колёсами.
А дамы — вот уж новость, так новость — ходят, задрав подолы. И после этого её обзывают бесстыжей — покосилась Руана на спутника.
— Что, не нравится? — нагнувшись к ней, усмехнулся придворный, полжизни проведший в столице.
— В цитадели такой же свинарник? — брезгливо осведомилась она.
И покосилась на грязную толстую разносчицу чего-то съедобного. По её лотку ползали жирные мухи — Руана даже на расстоянии могла разглядеть их прозрачные крылышки и жадные хоботки.
— В цитадели полный порядок, — заверил Викрат, выпрямляясь в седле. — А в нашем домишке тем паче. Отец терпеть не может беспорядка. Если тебя воротит от нашей просвещённой столицы, не смотри вниз. Смотри поверх голов и только вперёд. А не хочешь, могу сунуть тебя в возок к Урпахе.
Руана пренебрежительно фыркнула и приняла к сведению разумный совет. Помогло. Отчасти. Путь до ворот цитадели показался вечностью.
Зато ворота монаршего гнезда потрясли своей невероятной высотой. А стены — своей немыслимой толщиной. Императоры умели себя защищать. Хотя за последние лет триста до их цитадели не добрался ни один вражеский воин. Северяне, конечно, весьма неприятный народ. Но своё дело знают: умеют, когда надо, стоять насмерть.
Отец уверял, что империя для них истинный дом: яраны вовсе не чувствуют себя наёмниками. Что ж — согласилась Руана — похоже на правду: так самозабвенно можно защищать лишь собственную вотчину.
Сразу за воротами открывалась гигантская, отменно вымощенная площадь: камушек к камушку. Без зазоров и торчащей из них травы. Далеко впереди высился императорский замок, не представлявший собой ничего выдающегося. Кроме размеров: всё-таки пять этажей. И, пожалуй, непривычно высоких широких окон, обналиченных цветными камнями.
Грубость серых стен из плохо отшлифованного камня скрашивали сплошные водопады плюща. И расставленные на всевозможных выступах каменные вазоны с пышными разноцветными клумбами. Интересно — подумалось Руане — как за ними ухаживают садовники? Неужели их вывешивают из окон на верёвках?
Всю площадь окружали столь же грубо сложенные, но украшенные плющом строения. Дома придворных — пояснил Викрат — и различные чиновничьи службы. Их обоз протащился почти до самого замка, где свернул вправо к одному из каменных склепов.
Домишко верховного советника Таа-Дайбера был именно древней каменной коробкой-гробницей. Которую сложили для защиты от ворвавшегося в крепость врага. Далёким предкам славного магического рода в голову бы не пришло, что когда-то подобная нужда отпадёт. Поэтому чистая функциональность здания заменила собой все остальные нужды: к примеру, приукрасить своё жилище.
Заросли плюща, конечно, скрашивали унылость стен. А вот окна приводили в двойное уныние: они ещё меньше, чем в отцовском доме. Значит, опять жить в потёмках — раздражённо прикусила губу Руана.
— Внутри он гораздо лучше, — спрыгнув с изнурённого быка, пообещал Викрат.
Откуда не возьмись, появилась целая толпа слуг. Они облепили возы и потащили их куда-то за дом. Господин стащил с седла гостью, и быков увели вслед за возами. Туда же, ругаясь, на чём стоит свет, засеменила Урпаха: она требовала вернуть сундуки с их личным барахлом. За кормилицей ковылял низенький щуплый старичок и уговаривал не волноваться.
— Это наш управитель Брублок, — пояснил Викрат, стягивая перчатки. — Не волнуйся, он разберётся с вашими сундуками.
— С какой стати мне волноваться? — проворчала Руана, продолжая разглядывать гробницу, в которой предстояло провести целый месяц. — Этим занимается мамушка. Если обе станем волноваться, только помешаем друг другу.
— Не собираешься войти? — хмыкнув, поинтересовался гостеприимный хозяин и вдруг весь подобрался, неожиданно зло добавив: — Лучше сделать это побыстрей!
Топот копыт по брусчатке за спиной, объяснил его внезапную перемену. Руана решила не оборачиваться. Она, конечно, провинциалка, и это не скрыть. Тем более глупо изображать из себя завзятую горожанку. К тому же роль деревенской простушки гораздо выигрышней: можно кому угодно, что угодно высказать, и тебя не осудят. Ну, ляпнула дурища — и что? Ей простительно: она же вылезла из навоза.
— Мы кого-то боимся? — невинным голоском осведомилась она, вытаращив глаза, полные недоумения.
— Хорошо, — так же внезапно успокоившись, одобрил Викрат её ужимки. — Не знай я тебя, поверил бы.
— Вы только полюбуйтесь! — издевательски прощебетали за спиной чуть хрипловатым женским голоском. — Наш господин главнокомандующий обзавёлся новой потаскухой. И опять подобрал её где-то на городских задворках.
Топот копыт уступил место глухим сдержанным мужским смешкам. А Викрат одарил гостью из провинции внимательным изучающим взглядом. Словно чего-то ожидал от неё — так, во всяком случае, поняла Руана. И решила, что пора познакомить обитателей императорского гнёздышка с дочерью Таа-Лейгарда.
— Потаскухой? — осведомилась она всё тем же тоном непревзойдённой невинности и закрутила головой: — Где она?
— Это ты, — ласково обрадовал её Викрат.
— Я потаскуха? — выдала Руана чистейшей воды искреннее изумление. — Не успела въехать в ворота цитадели и уже? Разве для этого не нужно… э-э… сделать ещё кое-что?
— Что? — еле сдерживая смех, уточнил он.
— Ну, хотя бы задрать юбку, — раздумчиво предположила новоявленная придворная тоном весьма начитанной провинциальной девственницы.
На этот раз мужской смех за спиной не отличался сдержанностью.
— Клянусь своей отрыжкой: отменно сказано! — сочным басом высказался какой-то громогласный грубиян.
— Фу-у! — картинно поморщился Викрат. — Что за манеры? Что бы сказал твой высокочтимый отец?
— Предложил бы взять дрын потяжелей? — доверительно уточнила у него послушная ученица. — И отходить им любого, кто осмелится надо мной посмеяться?
Гогот за спиной стих. Пора — сказала себе Руана. Нащупала ближайший поток ДАРА и обернулась.
— Ни хрена себе! — выдохнул обладатель баса и хамских манер.
Невысокий сухощавый яран в дорогом кожаном камзоле с перевязью, сплошь инкрустированной серебром. Его жидковатые светлые волосы были собраны в хвост на самой макушке. В ушах болтались здоровенные золотые кольца. А голенища сапог почти упирались в пах.
— Да уж, — согласился второй всадник. — Вот это новость, так новость.
Этот был статен, красив и так же щегольски одет. Он знал, что красив, поэтому предпочитал носить на лице маску презрительной насмешки. Которую, впрочем, тут же припрятал. Ибо глаза девицы, которую в его присутствии обозвали потаскухой, горели белым магическим огнём тааров.
Красный огонь яранов в женских глазах не был редкостью, а вот белый…
— Думаю, — с неприкрыто издевательской ухмылкой оглядела Руана мелкого хама, — тебе стоит убрать из ушей эти кольца.
— Зачем? — не понял тот, как-то не по-мужски обалдело хлопая глазами.
— Вставь их себе в нос, — холодно посоветовала таария.
Такое проделывали только с самыми тупыми и вздорными тягловыми быками. Скакунам кольца не требовались: у них есть мозги. А предложение вставить кольцо в нос, адресованное человеку, считалось наихудшим оскорблением.
— Только попробуй, — ласково предупредила Руана рассвирепевшего ярана, опередив напружинившегося Викрата. — Ноги переломаю.
— А сможешь? — сухо осведомился третий всадник.
Натуральный гигант с каменным грубым лицом самоуверенного негодяя. Так, во всяком случае, Руане показалось. Правда, ей внезапно понравились его слишком тёмные для северянина волосы: длинные, густые и слегка волнистые. А вот глаза не понравились категорически: он смотрел на неё, как на деревянную чушку, на каких крестьяне рубят дрова.
Она слегка струхнула, но отступать и не думала. Полыхнула на него белым огнём глаз и вежливо спросила:
— Хочешь проверить?
Он подумал и отказался:
— Не хочу. А ты, — зыркнул громила на Викрата ледяным неприязненным взглядом, — Должен был предупредить, что у вас гостит благородная таария. Тогда оскорбление не было бы нанесено, — бросил он, как показалось Руане, пренебрежительный взгляд на языкатую спутницу. — В этом оскорблении не только её вина.
Спутница была яранией и ослепительно красивой женщиной лет двадцати двух-трёх. Сейчас она досадливо кусала губы, явно прикидывая, как бы выкрутиться из щекотливой ситуации. Оскорбление мага считалось наихудшим из преступлений. И оскорблённый мог потребовать у оскорбителя любое искупительное взыскание.
То есть, абсолютно любое. К примеру, зарезаться у оскорблённого на глазах. Если оскорбитель откажется, он потерян для общества себе подобных. А яраны могли своего преступника и убить за такое небрежение честью. Уж изгнание-то его ожидало в любом случае.
Однако оскорблённый, заявивший столь непомерное требование за какой-нибудь пустяшный проступок, сам становился изгоем. Его не прогоняли, но так жёстко и неприкрыто игнорировали, что он сам уходил куда подальше.
Словом, Руане предстояло выдумать для обидчицы какое-то наказание. Самое жестокое из возможных. Она уже решила, кем предстанет перед императорским двором: холодной расчётливой и лживой стервой, способной на многие гадости. Такая точно не заинтересует императора. И возможно, заставит того призадуматься: стоит ли домогаться Ати при такой-то сестрице? Недаром же его считают большим умником.
— В этом оскорблении виновата лишь неизмеримая глупость твоей спутницы, — бесстрастно заявила гиганту новоявленная придворная заноза. — И её язык без костей.
Вот снова! Эта фраза выскочила из памяти, не будучи туда заложена: Руана нигде ни от кого подобного не слышала.
— Смешно, — хмыкнул статный красавец, тряхнув шикарной белобрысой гривой.
У северян вообще поголовно замечательные волосы — некстати подумалось Руане. А у этой — бросила она косой взгляд в сторону зашипевшей ярании — они просто неповторимы. Ей ни разу не доводилось видеть по-настоящему золотые волосы. Те даже искрились на солнце, словно и впрямь отлиты из металла. И глаза медового цвета — паршивка просто неописуемо прекрасна!
И кстати, возможно, не так уж глупа. Что, если Викрат её и сам некогда оскорбил. Что, если она по неким щекотливым обстоятельствам даже виру потребовать не может? И оттого ненавидит этого паршивца — покосилась Руана на Таа-Дайбера.
Тот просто сиял от счастья. Его несказанно восхитила грубая изворотливость подобранной в провинции подручной. Он торжествовал! А гигант, заметив это, явно сделал для себя пометку. Судя по взгляду, каким яран одарил ликующего таара, они, как минимум, враги. А, как максимум, смертельные враги.
Что ж, будем иметь в виду — сделала для себя пометку и залётная провокаторша. После чего решила обескуражить яранов ещё больше. Подошла к быку ярании, взялась за повисший повод. Прямо посмотрела златокудрой красавице в глаза и молвила со спокойным достоинством чистокровной аристократки:
— Я не считаю сказанное тобой оскорблением. Будь нрав моего… доброго друга Таа-Дайбера иным, тогда я не смогла бы найти оправдания твоим словам. Но что-то мне подсказывает: у тебя есть основания для подобных слов.
Ярания, конечно же, опешила. Немного. И постаралась это скрыть за понимающей усмешкой. После чего с выдавленным через силу дружелюбием пообещала:
— Я не забуду твоего великодушия. И приятно удивлена, что встретила такую умную девушку. К тому же настоящую таарию. Никогда таких, как ты, не видела.
— Но ты, кажется, неприятно удивлена, что встретила меня у дома Таа-Дайберов?
— Это моё дело, — сухо отрезала красавица и всё-таки не удержалась от вопроса: — Ты их родственница? Вездесущий… Прошу прощения. Господин верховный советник никогда не упоминал, что у него в родне выросла таария.
Руана почти ждала подобного повода, для того, чтобы выдать провокационную новость:
— Мы не родня. Но скоро породнимся.
Ради чего? Да потому что вдруг обнаружила интересную подробность о своём прежде не используемом таланте. Во всяком случае, используемом по пустякам. К примеру, обратить в пыль несколько камней стенной кладки, дабы слегка расширить окно в своей спаленке. Превратить в труху кусты, когда они с Мордатым весьма неудачно брали штурмом овраг. И прочие шалости, на которые смотрели сквозь пальцы.
Но сейчас в Руане возникло нечто новенькое. Твёрдое убеждение, что неприветливая ярания овладевает боевой техникой защиты. Самовлюблённый красавчик тоже. Мелкий сквернослов — лазутчик, а вот гигант… Это был назлом. От него так и шарашило неимоверной силищей. Страшной, тёмной и, казалось, неукротимой даже для него самого.
Способностью угадывать таланты яранов — о которой Руана прежде ни от кого не слышала — мог наделить только ДАР. Во всяких там гадалок с прорицателями она, как всякий нормальный человек, не верила. Тем более в собственные фальшивые таланты на этой стезе. Значит, всё-таки ДАР. Который в ней проявился неординарно и без всякой пользы. На первый взгляд.
Но обдумывать сей казус сейчас некстати, как никогда — затаив дыхание, косилась она в сторону назла. Тот явно что-то замыслил: уж больно пристально разглядывал то её, то Викрата. Заподозрить в них будущих бунтарей ему в голову не придёт — с чего бы? Таа-Дайберы верноподданные служаки — этого у них не отнять.
Выходит, ей не показалось: гиганта весьма заинтересовало появление в доме верховного советника незнакомой девицы — к тому же тарии. И этот интерес напрямую касался Викрата. Она даже успела заметить в глазах назла проблеск злорадства — прежде, чем тот стронул с места недовольно фыркавшего быка.
— Увидимся, — кивнул Руане красавчик, последовав за спутником.
— А ты ничего, — в своей плебейской манере пробасил лазутчик, сделав ей ручкой.
Ярания кивнула молча и тут же увела преувеличенно внимательный взгляд куда-то вперёд.
Викрат дождался, покуда яраны с их острым слухом не отъедут подальше. После чего одарил гостью кислой улыбочкой и раздражённо проскрипел:
— Премного благодарен.
— Рада, что сумела угодить, — съязвила Руана, попытавшись взять направление на дверь дома.
— Угодить?! — буквально взвыл этот псих, заступив ей дорогу. — Ты хоть знаешь, что натворила?!
— Если не прекратишь орать, так и не узнаю, — как всегда в подобные минуты, она взяла на вооружение ледяную бесстрастность мачехи.
Подействовало: он устыдился. Взял себя в руки, мощно выдохнул и пояснил:
— Тот здоровяк, который…
— Назл? — брякнула Руана, желая всего лишь сократить ненужное описание.
— Откуда ты знаешь? — насторожился Викрат, одарив её подозрительным взглядом человека, ожидавшего от малознакомой, в сущности, девицы чего угодно.
— Вижу, — буркнула она, поняла, что лучше объясниться и продолжила: — Ярания с высокомерным красавцем выбрали технику защиты. А хамоватый плюгавец обычный лазутчик.
— Ты это видишь? — с ударением на каждом слове переспросил ошарашенный таар.
И тут она впервые сконцентрировала внимание на нём. После чего уверенно заявила:
— Вижу так же хорошо, как и твой талант обнаруживать в лесу каждую мышь. А также моментально вырастить кустарник. Или выследить оленя. Или…
— Та-ак, — взмахом руки, остановив её излияния, протянул Викрат. — Значит, это правда.
— Это правда, — безотчётно поддакнула она и встрепенулась: — Что «правда»?
— Ну, эта способность. Вообще-то большинство тааров считают её нелепицей. Но есть такие, кто верит, что она действительно изредка проявляется у таарий.
— Что значит: нелепица? — удивилась Руана. — Раз о ней знают, следовательно, она существует. Существовала у кого-то когда-то. Но, это ладно. После разберёмся, — потребовала она. — Вернёмся к назлу. То, что этот мерзавец тебя ненавидит, мне понятно. А что конкретно я натворила?
— Он мой враг, — задумчиво подтвердил Викрат. — Смертельный враг.
— Будто бы! — не поверила Руана. — Если он твой враг, почему ты до сих пор жив?
— Потому что Радо-Яр из рода Яр-Туранов, к сожалению, слишком умён, — неожиданно ревниво забрюзжал Таа-Дайбер. — Этому облому неинтересно просто раздавить меня, как муху. Ему интересно наносить удар за ударом, и любоваться, как меня корчит.
— Свинья, — согласилась Руана, сочувственно погладив бедолагу по руке. — А я дура. Зря сболтнула, что скоро мы породнимся. Полагаю, он из шкуры вылезет, но помешает нам защитить Ати.
— Из шкуры вылезет? — хмыкнул Викрат. — Смешно. Где ты понахваталась этих своих прибауток?
— Сама бы хотела узнать, — проворчала Руана и тут её осенило: — Слушай, а он же решил, будто я твоя невеста!
— Невеста? — не сразу понял таар, но тоже сообразил: — Ну, да! Этот подонок не знает про свадьбу малыша Юбейна. А как мы ещё можем породниться?
— И чем позже этот упырь о ней узнает, тем лучше, — подвела черту начинающая заговорщица и уточнила: — Скажи: как он теперь поступит? Ну, чтобы тебе насолить. Надеюсь, не возжелает меня убить? Чтобы ты помучился.
— Яраны женщин не убивают! — искренно возмутился таар.
Будто речь о его самых близких друзьях, оскорбление которых отзывается в благородном сердце нестерпимой болью. Или как там ещё поют в балладах?
— А женщин-преступниц?
— Тех убивают сами ярании.
— А этот ваш Радо-Яр случайно не бабник?
— Он?! — явно поразило Викрата нелепое предположение. — Этот женоненавистник? — и тут же он деловито уточнил: — А что? Намекаешь на попытку отбить у меня невесту?
— Ну-у, — смутилась Руана, не понимая, чем это спровоцировано. — Я просто не знаю иных способов тебе насолить, используя меня. Либо убить, либо отбить. В смысле, затащить в постель, а после опозорить на весь свет.
— А тебя можно этим опозорить? — иронично осведомился циничный повеса.
Который вдруг подозрительно повеселел, хотя ничего весёлого в случившемся не наблюдалось. Как и не ожидалось в обозримом будущем. Уж кто-кто, а назл способен им помешать гораздо успешней любого другого мага.
— Кажется, нет, — призналась она, ибо уже задавалась этим щекотливым вопросом. — Знаешь, мне иногда кажется, что я родилась не таарией, а яранией. Большинство правил приличия, которые в меня вдалбливали, кажутся мне смешными или нелепыми.
— Это потому, что ты слишком умна, — тоном записного всезнайки выдал Викрат. — Поумней многих мужиков. Что весьма удобно.
— И не говори, — отмахнулась от сомнительного комплимента Руана, ибо её кое-что заинтересовало: — Если твой враг из рода Яр-Туранов, он что, родственник императрицы?
— Это один из её шести братьев, — как о чём-то незначительном пояснил этот ненормальный.
— Твой враг — брат самой императрицы? Ты сумасшедший?
— А ты, пожалуй, права, — вдруг удовлетворённо выдал не самый лучший представитель славного рода Таа-Дайберов.
— То есть, ты всё-таки безумен?
— То есть, этот мерзавец Радо-Яр тобой заинтересовался. Я сейчас вспоминаю его рожу и…
— Может, наконец, войдём в дом? — съязвила Руана. — Или ты намерен поселить свою невесту прямо во дворе? Надеешься, что не выдержу и сбегу?
Он снова беззаботно и заразительно рассмеялся. Весельчак — не сказать грубее. И этот человек вознамерился восстать против монарха.