Сидим в туалете. Нервно курим, как будто у самих первая менструация. Дитя тихо дышит, сидя на унитазе, заткнув течь времянкой, сооруженной из подручных медицинских средств.
— Тебе не надо так переживать, — говорит Танька своим фирменным тоном, которым, как она считает, только и следует разговаривать с провинившимися детьми. Этакая смесь менторства и поддельного интереса. Сразу хочется дать ей в морду. — Это вполне нормальное явление. Ты становишься девушкой.
Толкаю раздраженно в бок.
— Gger jer! А кем я до этого была? Ilbonnom? — шепчет Полина. Месячные проходят сурово и, судя по всему, девочка обречена до климакса лежать в красные дни календаря на кровати пластом. Бедные муж, любовник, спонсор…
— До этого ты была честной давалкой, — прерываю танькины потуги рассказать крыске откуда дети берутся. — И после этого ею останешься. За одним маленьким исключением — если не хочешь залететь, то придется подсесть на таблетки и прочие контрацептивы. Ну и конечно добавятся иные сомнительные радости созревшего организма.
— Например?
— Наконец-то узнаешь, что такое оргазм.
Дитя хмыкает. Морщится.
— Inu kuso! Внутри как будто что-то отрывается. Seiri, — жалуется.
— Месячные — это расплата женщины за неродившихся детей, — философски замечает Лярва. Иногда и она выдает нечто толковое.
— Тогда это — не критические, а самые счастливые дни календаря, — спускаю с поводка мезантропию. — Ну, где они там? Такое впечатление, что в здешнем вертепе ни у одной сучки течки не бывает!
— Интересно, а у гермафродитов бывают месячные? — вопрошает Полина.
— Бредит, — шепчет Танька. — У каких таких гермафродитов?
— Shinjimae, ты порнуху что ли никогда не смотрела, Bouzin?
— А при чем тут это?
— Там иногда показывают таких… Снаружи как обычные женщины, но с el bicho. Или, наоборот, мужик, но с la cosita.
Лярва морщится.
— Ты слишком много ругаешься…
— Aku henjut mak kau, у меня и так все болит! — Полина морщится, готовится заплакать.
Танька обиженно замолкает, но тема гермафродитов ее цепляет.
— И что у них? Как?
— У кого?
— У гер… гермафродитов, — слово произносится как в высшей степени неприличное. Тут же вспоминаю, что когда у Таньки жила жуткая по уродливости мопсиха, то Лярва именовала ее половую принадлежность не иначе как «самка». «Сучка» казалось верхом неприличия.
— Так же как и у людей, — объясняю. — Тетя с дядей, дядя с дядей, тетя с тетей. Замечательно, когда природа награждает одновременно и членом и влагалищем. Тогда они могут и давать и брать одновременно. Представляешь? Тут тебе и эякуляция, и кончалово по бабской программе в одном теле.
— Врешь! Так не бывает!
— Приходи, диск поставлю — в чисто познавательных целях. Могу даже домой дать — вместе с мамой посмотришь. Для бывшего врача весьма познавательно.
— Не трогай маму! — щетинится Лярва. — Я сама к тебе приду.
— Правильно! — хлопаю ее по плечу. — Культура начинается не с души, а с тела. Зарядим порнушку, голыми в постель залезем, развлечемся. Фаллоимитатор свой не забудь. Кстати, а где ты его от мамы прячешь? Не дай бог, найдет, прокипятить решит.
Бледное дитя через силу хихикает.
В туалет заглядывает очередная синди:
— Мы тут несколько тампонов нашли… и прокладок…
Гашу сигарету в умывальнике, принимаю сверток:
— Ну что, подружка, будем конопатить течь не по-детски.
Полина вертит тампон:
— Jilat Totok Kau! Какой он большой! Pelando la banana! А как им пользоваться? — наивность дитя в элементарной женской гигиене ужасает.
— Ну… тут вот написано… и нарисовано… Ага, вводишь иппликатор, проталкиваешь тампон… и готово!
Дитя захлопывает дверь. Слышится возня и раздраженное шипение.
Танька скребется:
— Помочь?
— Veta a la verga!
— Не трогай ее. Пусть сама все делает, — закуриваю очередную и с удовольствием стряхиваю пепел на белоснежную поверхность умывальника.
— Не лезет, coos ima selha, — наконец горько сознается Полина. — Тампоны какие-то бракованные! Yoos mik uh!
— Как не лезет? — удивляюсь.
— Так — не лезет и все. Mamalona! Мне больно!
— Ты их правильно вставляешь? Туда? — озабоченно осведомляется Танька.
— Открой! — требую. Щелкает замок. — Возьми прокладку.
Дитя с кислым видом вертит упаковку:
— Это что? Mashiker nekra? Доска для серфинга, Sentako itay?!
— Извиняй, подружка, но ничего другого пока предложить не можем.
Опускаюсь на колени, прикрепляю к новым трусикам, натягиваю. Полина не возражает, но и не помогает.
— Дальше сама, — киваю на только что укупленное обмундирование.
Недовольное хрюканье, но черные брюки и блузка надеваются.
Alevai eize kelev ya\’anos et ima shelha ve otha gam. Теперь надо кого-нибудь убить, — бурчит.
— Это еще зачем?
— Leh timzoz… Чтоб не зря в трауре париться!
— Юмор — лучшее средство от менструального недомогания, — одобряю. — А теперь — домой и в постельку. На неделю.