Глаз повернулся и произнес с интеллигентским придыханием:
-- Извините.
-- Спасибо, Гена, -- поблагодарил очаровательный женский голосок.
-- Слушай, я хочу с ним выпить, -- бубнил Эд, пока она доставала ключи из кармана шубы.
-- Ему нельзя. Он на работе.
В машине Пыляеву стало тепло и уютно, как в чреве у мамаши. В герметизированном салоне бесшумно работал воздушный фильтр. Пьянка у Вислюкова казалась далекой, будто происходила в палеолите. Черно-белая явь по ту сторону хрусталиков слегка покачивалась. Блаженно разбросав себя на сидении, Эдик рассматривал свалку компакт-дисков. Определенно, кто-то приучил девочку к приличной музыке.
-- На ваше усмотрение, -- сказала она, перехватив его взгляд.
О, у него было <<усмотрение>>! Да еще какое! Он воткнул в чейнджер компакт Питера Грина и выбрал песню -- конечно, вот эту: <<Я потерял свои деньги, я потерял свою девушку, а теперь я теряю разум...>> Только после того, как Грин допел до конца, она спросила (ну что за благовоспитанное дитя!):
-- Куда вас отвезти?
Он проревел басом пару строк из романса:
-- Мне некуда больше спешить... Мне некого больше любить!..
-- Понятно. Как насчет кофе?
-- О! О! -- у него не было слов.
Улыбаясь, она развернулась -- только шины взвизгнули. <<Чероки>> держался сзади, как тень.
Многоквартирный дом в центре города. Охраняемая стоянка. А возле подъезда -- несколотый лед. Оказалось, весьма кстати. Здесь она поскользнулась, и Эдику пришлось ее поддержать. Он сохранял перпендикулярность к земле и в джинсах. Странно -- ему казалось, что его мужественность впала в зимнюю спячку... <<Чероки>> остался дремать рядом с <<фиатом>> -- пример симбиоза в бездушном механическом мире.
-- Меня зовут Элеонора, -- услышал Пыляев сквозь рокот внутричерепных барабанов, призывавших к подвигам.
-- Какое совпадение! <<Э>> -- и еще раз <<э>>. В смысле, Эдуард. Баснописец.
-- Сколько вам лет, Эдуард?
-- Мне нравится наша откровенность. Мне сорок. У меня есть любовница, но это так -- аварийный клапан.
Она замолчала. <<Ну вот и все, -- думал Пыляев. -- Придурок, засунь себе в задницу свою откровенность!>>
-- А мне двадцать, и я девственница. -- Она умудрилась и это сказать без рисовки! Ему показалось, что он ослышался. Или сочиняет в уме плохую пьесу. Но порнографическую.
-- Не верю. Так не бывает. С твоими данными...
Он действительно не верил. Она была сексуальна, как прирожденная шлюха.
Элка снова поскользнулась, но он вовремя подхватил ее под локоть. Они стояли очень близко, когда она прошептала:
-- В конце концов, это легко проверить.
4
<<О, господи! -- думал он, взбираясь по лестнице, будто на пик Коммунизма по северному склону. -- Что я делаю? Если осталось в пределах досягаемости что-нибудь незалапанное, то вот оно. Она действительно невинна, как ни смешно это звучит! Невинна, даже если ее имели три негра одновременно. Невинна, как слепая природа, а я разрушаю все, к чему прикасаюсь. Прямо сейчас я помочусь в чистый колодец. Вот прямо сейчас!..>>
Странные мыслишки разбегались по темным подворотням, ныряли в извилистые переулки; если следить за каждой, Бог знает, куда они могли завести... Короче говоря, Эд психовал. Это был тот случай, когда перебор с водочкой его болезненно возбудил. Но перебор оказался не таким сильным, чтобы отключились мозги. С самооценкой у Эдика все было в порядке -- к числу нарциссирующих придурков он не принадлежал. И не считал себя настолько неотразимым, чтобы двадцатилетняя девочка (явно не шлюха) падала перед ним на спинку в первый же вечер. Что-то было не так. Ему хотелось увидеть, чем же все закончится. Да-а. Машина, телохранители-мутанты, квартира в здании категории <<охраняется государством>> -- сопоставляй, дурашка!..
Собственно, ночь начиналась, как одна из лучших в его жизни. За бронированной дверью девятой квартиры обнаружился райский, хорошо прогретый уголок с камином, в котором пылали настоящие березовые дрова (а не прессованные брикеты из крошки); тяжелые шторы ограждали от зимы за окнами; дубовая мебель была теплой на ощупь; очаровательные безделушки будто попали сюда из другого века; звучала старая музыка из фильма <<Лифт на эшафот>> -и даже холодная труба Майлса Дэвиса не замораживала, а всего лишь отстраняла...
Буколическая седовласая бабулька (очевидно, прислуга) с аурой легендарной Арины Родионовны приготовила гостю грог, но Эд уже и без того достиг вершин кондиции. Понятливая бабушка вскоре ускользнула куда-то через боковую дверь; Пыляев остался наедине с Элеонорой.
Он бросил взгляд на швейцарские маятниковые часы. Маятник кромсал вязкий воздух, зловеще мерцая в полутьме. Было два часа после полуночи. Что-то назревало... Если Эдик и ощущал какое-то напряжение, то лишь внутри себя. С Элкой ему было легко. Ни малейшей неловкости в отношениях. Они молчали -- говорить было не о чем. Что же это, если не родство душ? На подобное он давно не рассчитывал. Последние двадцать лет он заимствовал немного тепла у других тел и отдавал долги жизненной силой.
Дэвиса сменил кто-то из современных минималистов. Звуки падали, будто капли бесконечного дождя -- слишком гулкие для снежинок, слишком прозрачные для человеческих прикосновений. Легкий и приятный транс. Время, когда не нужно ничего доказывать -- ни себе, ни женщине, сидящей рядом. Кажется, они выкурили один косяк на двоих... Живая бархатная тьма клубилась в углах комнаты, подкрадывалась на мягких искрящихся лапах, растворяла в себе музыку, обволакивала многогрешный шарик...
Когда Элка подняла руки, чтобы снять лифчик, он заметил лиловое клеймо у нее подмышкой -- эмблему скандально знаменитого Евгенического* Союза. <<Ну и ну, -- подумал Пыляев, блаженно закатывая зрачки. -- Во что это я вляпался?>> Он уже увидел ее грудь, и ему стало безразлично почти все. Это была грудь, созданная для НЕЖНЫХ ласк. Не та, которую мнут руками, как остывающее тесто, и терзают зубами в порыве страсти. О, нет. Он провел языком линию вокруг правого соска. Почувствовал благодарную дрожь... Он умел и хотел быть сегодня нежным. Что поделаешь -- обстановка располагала...
---------------------------------------------------------------------------* Евгеника (от греч. eugenes -- хорошего рода) -- теория о наследственности человека и путях ее изменения. Явилась основой фашистской расовой доктрины. Изучает влияния, которые могут улучшить наследственные качества (здоровье, физические, умственные и паранормальные способности, одаренность) будущих поколений. ---------------------------------------------------------------------------
Ковер с длинным ворсом шевелился под ними, словно оживший зверь. Эдику казалось, что весь дом раскачивается, превратившись в огромный флюгер. Он ощущал тепло оранжевого света, падавшего со средневековой картины на стене. Свеча в руке какого-то толстого голландца... Жаркая пульсация в чреслах... Он стянул с девочки колготки, как змеиную шкуру, которая тут же съежилась в огне. Поцеловал впадину пупка. Его губы осязали младенческую гладкость ее бедер. И нежнейший пух... Он потянул вниз узкие белые трусики...
Его лицо смерзлось в брезгливую уродливую маску.
Он протрезвел почти мгновенно. Будто кровь отхлынула от головы и очистила мозг от помоев. Реальность вновь засверкала леденяще опасными гранями...
<<Что за черт? Что за черт?>> -- повторял Эд про себя, пытаясь понять, что же он видит. Понять было просто, но не просто расставаться с приятными иллюзиями.
...Ее лобок был абсолютно гладким, безволосым, и из него торчали две трубки телесного цвета -- снизу тонкая, сверху чуть потолще. Пыляев даже знал, из какого материала они сделаны. Впечатляющая упругость, идеальная совместимость с живыми тканями, бессрочная гарантия... Верхняя трубка была как раз такого диаметра, что он, пожалуй, мог бы получить удовлетворение... если бы не увял, как проколотый воздушный шарик. Более того, его тошнило. В обоих отверстиях подрагивало что-то розовое...
Похоже, Элку не смутило шоковое состояние партнера. Ее пальцы продолжали мягко массировать его скальп. Эдику казалось: именно там, в корнях седеющих волос гнездится холод.
-- Что-то не так, милый? -- промурлыкала она. От этого голоса переворачивалось сердце, но отнюдь не представление Пыляева о том, ЧТО должно находиться у женщины между ног...
-- Почему ты остановился?
<<Почему я остановился?!>> Хороший вопрос! Он и сам хотел это знать. Однако куда больше ему хотелось, чтобы все происходящее оказалось пьяным кошмаром. Из тех, что снятся иногда на горбатом диване в кабинете Вислюкова. Если подумать, тут было над чем посмеяться. Но смех вибрировал где-то далеко отсюда; его никак не удавалось втиснуть в глотку. <<Девственница, все еще девственница!>> -- хихикал кто-то посторонний на темной стороне сознания. Пыляев не мог сбить с толку самого себя, хотя искренне старался. Картинка перед глазами отличалась безжалостной наводкой на резкость.
Он медленно поднял голову, боясь чего-то не вполне определенного.
В отблесках каминного пламени ее кожа выглядела, словно расплавленное золото. Соски сморщились, высохли, превратившись в изюм. Против ожидания, лицо Элки не было ни злым, ни презрительным. Оно выражало только тоску... и жалость. Пыляева охватил озноб. Он понял, что впереди у него действительно ничего нет, кроме приближающейся импотенции и одинокой старости. Даже в хаосе все в конце концов оборачивается прозябанием...
-- Не нравится? -- спросила она без сарказма.
-- Какого черта? -- только и сумел он произнести.
-- Тогда проваливай! -- посоветовала она мягко.
Он стал молча одеваться, чувствуя себя дерьмом в проруби.