Потихоньку минули Рождество и Новый, тысяча девятьсот второй год. Празднования прошли без происшествий, мы особо не чудили и потому в газетах о нас не написали. Ну и ладно, восполняя этот пробел, я сам о себе напомнил общественности — выкатил очередную статью от Жириновского, где он предсказывал будущую неудачную войну с Японией. Поныл в газете я знатно, раскритиковал нашу едва ворочающуюся бюрократию, крайне плохую подготовленность армии и флота к конфликту и никуда не годное шапкозакидательское настроение широчайших масс. От самого последнего дворника, до Императора только и твердили, что Япония с Российской Империей тягаться не в силах — только пупок надорвет. И почти все сравнивали военную мощь японцев с необразованными африканцами, бегающими по саваннам и джунглям с луком и стрелами. Понятно, что после моей статьи появилось с десяток гневных мелких публикаций, в которых Владимира Вольфовича обвиняли в непатриотичности, трусости и вообще в предательстве. Маринка, правившая до этого мои рукописи, после прочтения подобных крикунов-патриотов, долго на них ругалась и метала гневные молнии и отчего-то жалела меня. Видимо думала, что я впаду из-за этих недальновидных идиотов в глубокую депрессию. Глупая, знала бы чего я добиваюсь, чего хочу от общества, то не жалела бы меня, а совсем наоборот, посмеялась бы вместе со мною над близорукостью газетных писак. И помогла бы мне составлять язвительные статьи, обличающие нашу неповоротливость. А вообще, если говорить честно, она не очень-то разделяла мои мысли по поводу предстоящей войны, не верила в наше поражение и даже пыталась со мною спорить, но, увидев мое непреклонное убеждение, отступила и как настоящая супруга приняла мою сторону. И пусть она со мною не во всем согласна, и часто по вечерам со мною спорила, но для посторонних людей она была моим надежным тылом, который всегда меня прикроет. Настоящая жена!
Через несколько дней после язвительной публикации от Жириновского, я заказал на первой полосе известной газеты большую рекламную статью о нашей новой продукции и шикарнейшую фотографию, где я величаво восседал на нашем детище, которым мы все очень гордились — настоящем мотоцикле. Сделано было все по классике — низкий центр тяжести, удобная прямая посадка как у чопперов, двухцилиндровый движок и двухскоростная коробка передач под рамой. А еще масса блестящего хрома, круглая электрическая фара, газовые амортизаторы, дисковые тормоза и по-настоящему мотоциклетные колеса, широкие, с глубоким протектором. Чего нам это стоило, каких нервов, лучше не пересказывать. Попов устроил немало головомоек ответственному за это направление человеку, всю кровь у него выпил. А тот, в свою очередь, нещадно атаковал завод Фрейзингеров, требуя с них изделия с нужными характеристиками. Вроде сделали как мы хотели, не сразу, конечно, несколько вариантов мы с Мишкой забраковали, но все же…. Зато теперь на этих катках наш мотоцикл выглядел завершенным. Все было на своем месте, любо-дорого посмотреть. Очень долго мы решали как быть с тормозами. Те, что имелись сегодня на рынке, нам с Мишкой категорически не нравились — слишком уж примитивные они были и для нашей техники они не очень-то подходили. И потому пришлось изобретать свои, дисковые. Схему придумали безгидравлическую, на тросике, а в качестве тормозных колодок использовали… карболит. Вот уж удивительно. Я и не подозревал, что он, запеченный с небольшим количеством мелкого абразивного вещества, будет прекрасно работать в нашей тормозной системе. Настолько прекрасно, что мы, раскатывая наш мотоцикл, несколько раз с него падали, не ожидая резких клевков при остановке. Пришлось потом настраивать тормоза, доводить их до ума.
Зато теперь, красуясь со страницы газеты, мы толкали рынку свой новый, самый совершенный мотоцикл в мире под брендом «Руслан». Мы долго гадали над названием, перебрали множество вариантов, и хотели было содрать название из нашего будущего, но нам вовремя подсказал кто-то из рабочих. И это название нам понравилось. А что, звучит вполне по-русски и патриотично. Все были довольны этим названием, да только Мишка, призадумавшись, выдал новую идею — для заграничных покупателей писать название марки не на кириллице, которую в мире почти никто не знает, а на латинице и в конце подставить заглавную буковку «D». И удивительным образом получалось новое звучание марки — «RuslanD», в котором англоязычный покупатель будет находить новый смысл. Мы и эмблему для нашего мотоцикла придумали — суровую голову медведя, который символизирует нашу страну.
Сейчас «Руслан» стоит в одном из магазинов Петербурга и, сверкая под направленными лучами прожекторов, привлекает внимание состоятельных покупателей. Мотоцикл получился не дешевым. Слишком уж много ноу-хау, слишком уж много пришлось изобретать и внедрять в единичном экземпляре. И он пока не продается, настоящий пуск производства назначен на май месяц. Но мы собираем предварительные заявки. За две недели нашлось два покупателя, что внесли авансом треть от заявленной стоимости мотоцикла. Согласен, не очень хорошее начало, но мы и не планировали сразу же сорвать куш. Не для этого предназначался «Руслан». Он был нам нужен для отработки технологий и привлечения внимания общественности к нашему новому продукту. Ведь другой наш мотоцикл уже выпускавшийся мелкой партией уже нашел своего клиента. «Урал» — младший родственник «Руслана», собран по более привычным технологиям и стоил ровно в два раза дешевле. Те же тормоза здесь были классическими, шины существенно уже и потому намного дешевле, фара самая простая, а вместо газовых амортизаторов стояли мягкие рессоры. За доплату шла пассажирская коляска, которая могла быть использована и для перевозки мелких грузов. Только комплект двигатель-коробка у обоих мотоциклов были идентичны. И вот он, несмотря на зиму, раскупался без особых проблем. В сутки мы выпускали пока по одному «Уралу» и он не задерживался на складе. День-два и торгаши их выкупали. Тот же самый Савва, мой неприятный родственник, говорил, что мотоцикл продается очень хорошо, редко когда он застаивается на неделю и потому слезно просил увеличить поставки. И это не смотря на зиму — сезон противопоказанный для двухколесной техники.
А все начиналось с велосипедов. За весеннее-летне-осенний период наша компания собрала и продала их почти две тысячи штук. Нескольких модификаций — мужской, дамский, подростковый и детских пару моделей. Удивительным образом хорошо пошел детский велосипед и особенно его самый мелкий вариант, трехколесный. Конструкция у него была предельно простая, в изготовлении он оказался примитивен и дешев, а торговую наценку мы положили самую минимальную. И модель пошла, любящие родители не забывали прикупить своим драгоценным чадам на именины наш небольшой велосипедик. Ну и часто так бывало, что следом приобретался и вариант повзрослее, для старшего отпрыска. Под велосипедное производство мы определили пристройку к основному цеху, ту, где раньше собирались Мишкины замки, и сейчас там трудилось несколько десятков человек. Закупили множество станков и сварочников, обучили людей, и они добросовестно вкалывали, принося нам неплохую прибыль. Все было замечательно, кроме одного «но». Мы уперлись в дефицит электроэнергии. Наши паровые генераторы едва справлялись с нагрузкой, работали едва ли не круглосуточно. В связи с увеличением потребления пришлось распределять энергию чуть ли не по ватту. Сварные работы раскидали по вечерним и ночным сменам, снижая таким образом нагрузку на оборудование. И мы с Мишкой, стискивая зубы, тревожно ожидали, когда же произойдет первая поломка. Пока все обходилось, мы продолжали работать в прежнем темпе, но это не могло продлиться долго. Скоро что-то сломается. Обязательно. Нельзя сказать что мы сидели сложа руки. Попов вел активные переговоры с Сименсом, уговаривая их ускорить прокладку кабелей, но там все было очень не просто. Слишком уж далеко тянуть приходилось, а это значительные расходы. И потому нам пришлось потратиться еще на пару генераторов и сейчас они должны изготавливаться где-то в Германии. А это тоже деньги и немалые. И вот, когда наши спецы подсчитывают все расходы и ты видишь реальную стоимость одного киловатта, поневоле задумываешься, а не построить ли собственную электростанцию? С нашими-то темпами развития это казалось не такой уж и дурной идеей. Да, будет дорого и очень, но зато мы создадим себе задел на десятки лет. Но чтобы это воплотить в жизнь надо будет сначала переговорить с Мишкой, хотя я уверен, что он меня поддержит, да еще найти деньги. Мне даже жалко нашего главного банкира, за последний год он сильно похудел, щеки сдулись, а в глазах поселилась вечная усталость. За нашу ненасытность он, не стесняясь, обзывал нас кровопийцами и часто, когда мы появлялись у него в кабинете, хмуро шутил, спрашивая: «а может вы просто мою кровь выпьете и отстанете, а?». Так вот, развивая идею с электростанцией…. Все необходимое оборудование можно купить без проблем в той же Британии или Германии. Только заикнись, и тебе все привезут на блюдечке с голубой каемочкой, установят и подключать. Только плати. Мощность будет мегаватт на десять, а генератор будет приводиться в движение паром через поршня. Как в паровозе. А ведь я точно знаю, что это технология в будущем умрет, и в качестве движителя будет выступать паровая турбина. Даже сейчас, вроде бы, они где-то используются, принося серьезное облегчение. Может быть, даже и в электростанциях, но я в этом не уверен. По случаю надо бы прощупать это направление, поискать производителей. У турбины и КПД значительно выше и в обслуживании гораздо проще, да и с надежностью получше. Только вот боюсь, что если вдруг окажется, что подобные технологии в нынешнее время в электростанциях не применяются, то придется нам самим все делать. Но чтобы сообразить, как грамотно ее построить, нам придется искать специалистов и выделять очень серьезные деньги на исследования. Те же самые подшипники, например…. Я не совсем уверен, что туда подойдут обычные подшипники качения, там нагрузки очень велики. Скорее всего, придется внедрять подшипники скольжения, то есть такие, чтобы опорные точки турбины скользили на тонком слое масла, нагнетаемого высоким давлением. Наверняка там еще есть много проблем, о которых я даже не подозреваю, но, даже из-за тех, что я знаю, у меня начинается приступы страха. За столько всего придется ухватиться, что боюсь, как бы не получилось в одной известной поговорке про двух зайцев. Но заглядывая в будущее, я отдаю себе отчет, что без собственной электростанции нам не обойтись, а значит нам придется напрягаться. Было бы хорошо, если я ошибаюсь — тогда я с радостью спихну с себя эту заботу. Дешевле другим заплатить, чем самому этим заниматься.
— Василь Иваныч, а что потом вы будете с этим делать? — спросил меня рабочий, что перетаскивал на своем горбу трубу будущего миномета.
Я усмехнулся, посмотрел на бородатого мужика и ответил не слишком дружелюбно:
— А тебе не все ли равно?
— Да в общем-то все равно, — пожал он плечами и перехватив трубу поудобнее, добавил. — Слухи ходят по заводу, что вы новую пушку делаете. Вот я и спросил.
— Вот как? — удивился я. — Это ж откуда такие слухи появились? Кто болтает?
— Дык, все, почитай. Все говорят, что вы армейским хотите что-то новое предложить. Это оно, конечно правильно…. Только вот, Василь Иваныч, хотите совета? Честно-честно, хорошего совета, у меня брат в армии служил артиллеристом.
Мы шли по цеху НИОКРа вдвоем. Я, минуту назад поймав его за каким-то не слишком важным делом, попросил перенести прообраз будущего миномета в другое место. Мог бы и сам, конечно, но слишком уж грязная штука оказалась, а я весь в чистом. Да и не солидно это….
— Артиллеристом, говоришь? — усмехнулся я и, указав ладонью новое направление движения, подсказал, — В ту дверь заноси…, - а когда зашли и он положил трубу миномета на стеллаж рядом с другими изделиями, осмотрел его внимательно. Мужику было под сорок лет, с аккуратной бородой с небольшой проседью и морщинистыми, внимательными глазами. Левая бровь когда-то раньше была разбита и неаккуратно заштопана, и теперь она ломаной линией рисовала что-то наподобие вечно застывшей молнии. А ладони у мужика как лопаты, широкие и жесткие. И мозоли такие, что об них можно папиросы тушить — не почувствует. Рабочего мой осмотр не смутил, он стоял прямо, ждал. — Ну что ж, давай свой совет, — разрешил я, и мужик, покряхтев для солидности и огладив бороду ладонью, деловито начал:
— Так вот, Василь Иваныч, мой брат долго в артиллерии служил. Я ему как-то рассказал, что вы тут мастерите, а он мне и говорит, что у вас странная пушка получается. Неправильная. Ствол слишком короткий и тонкий, а казенника с затвором вообще нет. Как вы снаряды будете совать? И с лафетом вы, что будете делать?
Я кивнул согласно, сдерживая саркастическую улыбку и подтверждая его слова и этим сбивая с толку.
— Ну и? Это я и сам знаю прекрасно. А совет-то какой будет?
Тот крякнул немного растерянно, не ожидал, что я так легко соглашусь с его разгромными выводами.
— А вот такой совет, Василь Иваныч. Вам бы моего брата позвать, он вам поможет в этом деле. Вы же неправильно все делаете, стрелять эта пушка будет незнамо как, а ствол у вас взорвется, только людей погубите. Только одни проблемы от нее будут.
Я молчал и смотрел на него сверху вниз. С легкой ухмылкой, даже немного снисходительно.
— Тебя как зовут-то? — с насмешливым прищуром спросил я, опять сбивая мужика с толку.
— Петр я, Кузнецов, — ответил он немного растерянно.
— А брата твоего?
— Федором кличут.
— А в артиллерии кем он служил. Что кончал?
— Дык, при пушке он был, снаряды подносил. Я же говорю, вам бы у него посоветоваться, у него опыта много. И он говорит, что не будет ваша пушка стрелять. Разорвет ее к чертовой матери после первого же выстрела.
Я кивнул согласно.
— Разорвет, это точно, — подтвердил я его слова, но не стал вдаваться в объяснения. Не его это уровень компетенции, да и вообще…. Кто это у нас такой болтливый оказался, а? Об оружии будущего знало от силы человек пять и то только самая верхушка. Те же, кто пониже в должности знали лишь часть необходимого. Труба вот, изготовленная…. Как по ней можно понять, для чего она предназначена? Да и как по ней можно что-то понять, если это на самом деле простая труба заглушенная с одного конца? Попробуй, разгляди там внутри ударник. Кто ж у нас болтун такой?
— Послушай, Петр, а что по поводу этой пушки народ говорит? — обратился я к рабочему, который немного растерянный стоял и ожидал моих дальнейших слов. — Откуда вообще слухи эти пошли?
На что он лишь пожал плечами.
— Да разве ж это секрет? Все знают, что вы японцам по сусалам надавать хотите, вот и придумываете свою пушку, чтобы, значит, сподручнее было. Оно дело, конечно, правильное, но уже больно неграмотно все сделано. Разорвет ствол, ей богу разорвет. Беда будет.
— Гм, значит не секрет…. И что, действительно все думают, что я с японцами воевать собираюсь? Прямо так и говорят?
— Ну, не так, конечно, — поправился мужик. — Но говорят, что вы японцев отчего-то сильно невзлюбили, вот и придумываете всякие штуки, чтобы им сподручнее было кишки выпускать.
— Какие еще штуки? О чем еще говорят?
На этот вопрос Петр лишь пожал плечами.
— Не знаю, но все говорят. Но вы не волнуйтесь, Василь Иваныч, мы все с вами. Мы не проболтаемся.
— Угу, — угрюмо промычал я, кивком отправляя рабочего вон из комнаты. — Не проболтаются они, как же….
Кто ж это такой у нас болтливый оказался? Я оперся руками на стол, невидяще уставился на будущий миномет и погрузился в раздумье. Перебрал в уме всех, кто так или иначе касался этой темы, всех передумал и никого не вычислил. Вроде бы и не мог никто проболтаться, всех я серьезно предупреждал и все прониклись ситуацией, а все же. Попов не мог, он как никто понимал всю глубину ситуации, директор, что заведовал цехом НИОКРА тоже. Инженеры, что вычерчивали трубу и мины…. Гм, может быть, но мне не очень в это верится. Скорее всего, тут виновата сама обстановка. Слишком уж много проектов собралось под одной крышей. Тут у нас и химики, тут же и электрики, станки для своих нужд мы тоже тут придумываем и воплощаем в жизнь и тут же мы занялись разработкой оружия. Слишком уж много народа варится в одном котле, а дураков здесь нет. Достаточно одной случайно оброненной фразы и народ сам уже все додумывает. Видимо так было и в этот раз, кто-то где-то случайно обмолвился, где-то случайно подсмотрели и вот, родилась правильная версия об артиллерии. Да и я хорош, вместо того чтобы сделать все правильно и позвать кого-то кто был причастен к производству миномета, попросил первого встречного перенести образец. Надо бы вывести производство наших смертоносных изделий в другое, более уединенное место.
С производством опытного образца миномета все шло хорошо. Благо ничего сложного нет. По моим знаниям инженеры довольно быстро организовали мне несколько образцов разного калибра, придумали удобные треноги и… попробовали сделать приемлемые прицельные приспособления. Но с этим у них получился небольшой затык. Для того чтобы знать на какую длину пойдет мина при определенном угле возвышения надо было знать массу самой мины и мощность вышибного заряда. А с этим у нас пока проблемы. Взрывчатка попросту не продавалась. То есть нельзя было просто придти в «магазин» и купить себе пару фунтов «вон того динамита чтобы рыбу глушить». Это не патроны и не пистолеты, что в данное время продавались совершенно свободно. Здесь все серьезнее. Бесконтрольного обращения взрывчатых веществ в данное время не существовало, иначе у бомбистов и разного рода радикалов не было бы никаких стеснений. А значит, приобретать мелинит для наших нужд придется у армейцев. Мендельсон с Поповым сейчас отрабатывают эту тему, ведут переговоры. Они пытаются заинтересовать военное министерство нашим новым изобретением и получить разрешение на изготовление опытного образца. Не знаю, как долго им понадобится времени, но, чувствую, что немало. Пока маховик бюрократии сделает нужное количество оборотов, пока новым видом оружия заинтересуются действительно нужные люди…. В общем, надеюсь, у нас получится провести испытательные стрельбы до окончания лета. Но чуть позже, вечерком, валяясь на диване и усыпляя Дашку, понял, что перемудрил сам себя. Для пробных стрельб нам взрывчатка не особо-то и нужна. Для вышибного заряда вполне подойдет обычный порох, ну а для массы муляжа можно использовать все что угодно. Например, тот же песок. А это значит, что первые стрельбы можно организовать довольно скоро. Вылить из чугуна корпуса мин, снарядить порохом, добавить до массы песка, подобрать взрыватель и развлекаться, стрелять до полного отупения. А потом, когда у нас появится взрывчатка, организовать стрельбы для военных, попытаться их заинтересовать.
А вообще переводить экспериментальное производство минометов в отдельно стоящее помещение просто необходимо, хотя бы по технике безопасности. Там же будет работа со взрывчаткой, с порохами и не дай бог рванет по недосмотру…. Никогда себе не прощу случайно потерянные человеческие жизни из-за своей лени и наплевательского отношения. Как я потом вдовам и детям в глаза смотреть буду? Что я им скажу?
А что по поводу бюрократических проволочек, то можно сказать, что они в это время тоже были и не мало. Мендельсон, что по моему поручению атаковал министерство по поводу идеи распределения частот, застрял на самом начальном этапе. Он подготовил все необходимые документы, написал прошение и, зарегистрировав его, принялся ждать отклика. Минула осень, почти прошла зима, а ответа до сих пор не пришло. И неизвестно, как там вообще отнеслись к нашей идее. Даже само наше изобретение в области радио пока что никого из армейских и флотских не заинтересовало. Флотские так те вообще были увлечены только искровым передатчиком Попова и ничего другого замечать не желали. И хоть мощность его прибора была невысока, всего-то четырнадцать морских миль, но они и этим были довольны. Изобретателя радио флотские любили — возвели его на пьедестал и любовались профилем. Выделили ему солидные средства на дальнейшее развитие изобретения. А мне было обидно. Мы соорудили такую замечательную технику, способную существенно помочь нашему флоту и армии, а нужные люди ее не замечают. Хорошо хоть в администрации города чиновники оказались чуть расторопнее. Они выдали нам разрешение для нашего вещания, продали нам клочок земли под строительство передающий антенны и помещения для оборудования. И сейчас наш главный электроник под кураторством Мишки колдовал над техникой, повышая ее надежность и дальнобойность. Наши инженеры думают, как возвести стальную вышку на целых сто пятьдесят метров, рисуют чертежи, рассчитывают нагрузки. Хотели сделать что-то наподобие Эйфелевой башни в уменьшенном варианте, но я решительно запорол их проект. Не практично это, металла уходит очень много, а за красотой мы не гонимся. Существуют варианты гораздо экономнее. Например, вариант с тросами, что удерживают вышку в вертикальном положении и не дают ей упасть, очень хорош. Материала уйдет гораздо меньше, да и самих тросов хоть… гм, много, в общем. Опять же, надо бы прикинуть, возможно ли наш литейный заводик настроить на выпуск профильного проката, уголков различных, балок, швеллеров и прочего. Я пока ничего по этому поводу сказать не могу, не силен в этом деле, но поднапрячь спецов можно. Пусть прикинут, во что нам встанет данная модернизация и вообще стоит ли игра свеч. Или же на будущее присматривать себе новый литейный завод, что потребует минимальной модернизации под мои хотелки.
И еще раз возвращаясь к нашему миномету….
Как вечером, развлекая пухленькую Дашку, играя с ней в козу рогатую и надувая щеки, щекотал ее пузико, я, ни на миг не упуская из головы проблему со взрывчаткой, вдруг подумал: «а при чем здесь, собственно, миленит?». Когда мы его еще сможем достать? Сколько еще времени пройдет неизвестно. А ведь я прекрасно помнил, что уже в Первую Мировую Войну в качестве начинки снарядов будут использовать самый настоящий тротил. А это значит, что где-то приблизительно в наше время он уже должен быть известен. И эта мысль меня настолько поразила, что я вдруг замолчал и застыл на несколько секунд, не отпуская Дашку на пол. Маришка, с умилением наблюдая за нашей игрой, обеспокоенно спросила:
— Чего ты? Что-то случилось?
— Да нет, ничего, — ответил я, когда отвис. Посадил дочку на пол, задал ей направление движения. — Давай, ползи к маме. А я отлучусь, мне позвонить надо.
Я ушел к себе в кабинет. Упал в кресло, пододвинул к себе телефон, поднял трубку. На том конце ответила оператор. Душевным голоском спросила:
— Номер, пожалуйста.
— Барышня, десять пятнадцать, пожалуйста.
Прошла долгая минута, прежде чем мне ответил тот же волшебный голос:
— Номер десять пятнадцать не отвечает. Извините.
— Гм, барышня, тогда давайте одиннадцать семьдесят шесть.
На этом номере мне повезло больше. Ответил заместитель нашего главного химика:
— Слушаю, — прозвучал в трубке сонный голос.
— Иван Ильич? — спросил я.
— Да. С кем имею?
— Рыбалко это, — представился я. — Вы извините, Иван Ильич, что отрываю от отдыха, но есть дело к вам.
— Конечно, конечно, — собрался на том конце провода собеседник. — Слушаю вас, Василий Иванович. Я весь внимании.
— Тут такое дело…. Мельников, насколько я понимаю, еще в отъезде? Да?
— Да, он в Париже. Обещался прибыть обратно не ранее чем через месяц. А вы что-то от него хотели? Может я смогу вам помочь?
— Гм, наверное сможете, — ответил я, собираюсь с мыслями. — Раз уж Мельникова нет…. В общем, Иван Ильич, скажите, вам знакомо название формулы «тринитротолуол»? Вам ничего это название не говорит?
— Гм, дайте подумать…, - попросил собеседник и я услышал в трубку его задумчивое сопение, негромкое шуршание одежды. Наконец он ответил, — К сожалению, Василий Иванович, я об этой формуле ничего не слышал. А что это такое?
— Что ж, жаль, — сказал я негромко и мой собеседник, услышав разочарование, обнадеживающе продолжил:
— Но я не могу все знать. В последние десятилетия произошло столько поразительных открытий, придумано столько новых веществ, что за этим просто невозможно следить. Ну а раз вы говорите, что такая формула уже есть на свете, то я вам ее найду. Я только прошу вас дать мне время. Но по названию уже понятно, что речь идет о нитрировании толуола.
— Хорошо, Иван Ильич, прошу вас, найдите об этом тринитротолуоле все, что только сможете. Любую информацию, любые упоминания. И сами подумайте, как можно будет его нам получить.
— Да, да, Василий Иванович, я обязательно это сделаю. Но чтобы мне было легче осуществлять поиски, не могли бы вы мне подсказать, из какой области применения происходит это ваше вещество.
— Это взрывчатка. Чрезвычайно мощная и весьма удобная в применении. Поэтому прошу вас, пожалуйста, примените все ваши усилия, подключите всех ваших людей, но попытайтесь найти мне этот тринитротолуол. Я вас очень прошу. Это очень важно.
— Несомненно, Василий Иванович, завтра же с утра мы приложим все усилия, — клятвенно заверил меня заместитель Мельникова и я с удовлетворением положил трубку. Если есть хоть какая-то информация по этому тротилу, то она будет найдена. Я в этом не сомневался.
Через пару суток, под самый вечер ко мне домой явился мой прошлый телефонный собеседник, Иван Ильич. Попросил через прислугу встречи со мной и его проводили в кабинет. Он был впервые у меня дома, все ему было в диковинку, необычно. Мой быт сильно уж отличался от всего, что он когда либо видел. Никаких здесь завитков и вензелей, никакого золота и хрусталя. Никаких памятных фотографий и картин на стенах. Простые однотонные и светлые обои на стенах, широкий стол, удобный стул, телефон от наших электроников, библиотечный шкаф на всю стену и самый простой, но очень качественный и удобный диван с высокой спинкой.
— Проходи, Иван Ильич, присаживайся, — показал я ему на стул. — Есть новости? Нашли что-нибудь?
Химик аккуратно присел на край стула. Мужчина с большим жизненным опытом, скоро пятый десяток разменяет. Его Мельников со своей прошлой службы вытянул, походатайствовал передо мной. Вот он поставил тощий портфель на колени, расстегнул застежки и, нырнув в него рукой, вытащил на свет божий несколько бумаг. И довольно потряс передо мной.
— Вот она, формула эта, Василий Иванович. Не очень сложно найти оказалось. Оказывается, она давно уже открыта и описана в научных журналах. Да и военные о ней прекрасно знают.
Я взял у него бумаги. Перекинул несколько листов, рассматривая непонятные записи, вернул обратно. Китайская грамота — на несколько листов расписанных химических формул.
— Значит военные в курсе, — проговорил я задумчиво.
— Да. Тринитротолуол известен уже несколько десятилетий и уже лет десять как в Германии им снаряжают снаряды.
— А у нас? — спросил я, хотя и так знал ответ. Мелинитом у нас снаряжают. И не дожидаясь ответа, спросил. — А ты не в курсе, у нас в стране кто-нибудь производит тротил? Те есть этот тринитротолуол?
— Кто знает? — пожал плечами Иван Ильич. — Может и производят…. Неужели вы сами хотите его изготавливать?
Я неопределенно качнул головой:
— Неплохо было б. Но что скажут на это военные и охранка? Мы может и готовы взяться за это дело, но надо делать все по закону. Не дай бог обвинят в помощи бомбистам и всяким эсерам.
На мои слова химик лишь развел руками.
— Ну, это не ко мне. Тут вам Яков Мендельсон в помощь.
— Да это-то понятно — ответил я, делая заметку в блокноте о том, чтобы не забыть завтра обратится к нашему юристу. — А скажи-ка мне, Иван Ильич, а вы этот тротил сможете изготовить в лабораторных условиях?
— Нет ничего невозможного, — ответил он охотно, видимо ожидая такой поворот. — Только необходимое оборудование прикупить нужно, ингредиенты требуемые. Вот вроде и все. Само получение вашего взрывчатого вещества не такое уж и сложное дело. Необходимо только много азотной и серной кислот.
Я покачал довольно головой.
— А помещения отдельное для ваших лабораторных испытаний требуется? Мы тут присмотрели одно неплохое здание. Стоит на отшибе, можно без проблем соблюдать секретность. Только вот находится оно в другом городе.
— Неужели в Новгороде?
— Да, именно там, — нисколько не удивившись догадливости, ответил я. — Так как? Если потребуется, сможете там со своими сотрудниками пожить некоторое время?
— Если действительно необходимо, то конечно, — не задумываясь ответил химик. — А сколько вам нужно этого тринитротолуола? Может мы у себя все быстренько сделаем и все?
Я отрицательно замотал головой.
— Нет, об этом и речи быть не может. Слишком опасно. А не дай бог рванет? Даже один фунт взрывчатки разнесет вашу лабораторию на кусочки, а вокруг люди, — я уж не стал вдаваться в подробности и говорить, что в обращении тротил не слишком-то и опасен. Его можно резать, бить, кидать, жечь, но он не детонирует. Для взрыва необходимо было именно другой взрыв, даже взрыв патронного капсюля, что будет приводить к цепной реакции. — Нет, Иван Ильич, если уж заниматься, то вдали от людей. А что касается количества…. Ну не знаю даже. Думаю, на первые испытания пары пудов хватит. А там посмотрим. И кстати, раз пошла такая пьянка…. А что вы скажете насчет гексогена? Вам это знакомо?
— Неужели тоже взрывчатка? — с хитрым прищуром посмотрел на меня химик.
Я лишь загадочно улыбнулся, не давая никакого определенного ответа. Я не знаю что он обо мне и о моих «озарениях» подумал. Вполне возможно, что он догадался о моем истинном прошлом, но, наблюдая за ним, все же склонился к версии, что вряд ли. Слишком уж фантастично выглядит настоящая история попадания. А поэтому, скорее всего, и сам Иван Ильич и другие приближенные к нам люди, считали, что мы просто воруем идеи по всему миру, скупаем их направо и налево. И мы с Мишкой, чуть поразмышляв, решили, что пусть эта версия и будет основной для всех людей. А чтобы укрепить их в их предположении мы иногда разыгрывали спектакли — просили иногда Попова с Мендельсоном осуществлять некоторые заграничные платежи, а спустя некоторое время получали пухлые письма и бандероли. Понятно, что все было организовано через подставных лиц. Мишка потратился, еще раз сгонял за границу и нанял одного человека, чтобы он отослал нам несколько «подозрительных» писем с разных концов Европы. Причем, получив письма, Мишка позволил «случайно» нескольким людям взглянуть на адресат отправителя, но ничего при этом не объяснив. А на утро, срочно созвав совещание, потребовал направить исследования в новом направлении. И таким образом, он утвердил у людей версию о том, что мы, то ли воруем, то ли покупаем более или менее перспективные идеи. Что ж, этот вариант нашего всезнайства нас вполне устраивал. И вот именно поэтому, заместитель Мельникова не стал углубляться в вопрос о том, что же такое гексоген, а просто взял себе эту тему на заметку. И если он сможет найти хоть что-то, то обязательно поставит меня в известность.
Ну а что насчет получения тротила…. Заместитель Мельникова согласился пожить некоторое время в Новгороде и организовать там тайную лабораторию. И пока Мендельсон проталкивает через охранку и военных тему производства тротила и внимательно изучает законодательство, мы своими силами добудем его для своих нужд. Совсем чуть-чуть. Только чтобы испытать наши минометы. Полигоном, кстати, секретным надо бы тоже озаботиться. Где бы найти тихое и удобное местечко?
Секретную лабораторию заместитель Мельникова организовал в течение месяца. Навез туда своих колб, реактивов, притащил с собою несколько проверенных людей. Со своей же стороны я организовал охрану. Очень быстро возвели глухой и высокий забор, по внутреннему периметру опутали колючей проволокой, и устроили круглосуточную охрану. Василий Орленок, что был начальником охраны, лично отбирал людей для командировки. И требовал от них строжайшей секретности. Не хотелось бы, чтобы к нам заявились представители власти из-за одной случайно оброненной фразы.
Весной, в марте месяце, случилось неожиданность. Можно сказать приятная. Максимченко Павел, друг нашего Валентина Пузеева, что работал на нашем предприятии и гордо носил кличку «Орион», нашел для нас нового человека. Прибежал ко мне утром в офис, попросил безотлагательной встречи и, едва за ним прикрылась дверь кабинета, выпалил:
— Василий Иванович, я вам такого человека нашел!
— Что? Какого такого человека?
— С Путиловского одного. Головастый мужик по двигателям специалист. А я знаю, вам такой очень нужен, — на едином дыхании выпалил Павел.
— Да подожди ты, — осек я его порыв. — Не тараторь. Ты толком объясни, что за мужик такой нарисовался?
— Так я это и говорю, что с Путиловского одного мужика головастого выгоняют. Он у них пытался двигателя строить. Да только не срослось что-то и вот его попросили вон. Василь Иваныч, нельзя его упускать. Упорхнет птичка, где ее потом ловить?
— Да чего ты все трещишь? Ты давай спокойнее — я ничего не успеваю понимать. О каком мужике ты говоришь?
Павел снова хотел было выдавить из себя информацию на едином дыхании, но, перехватив мой сердитый взгляд, вздохнул, медленно выдохнул и размеренно начал вещать:
— Василий Иванович, я же вам пытаюсь сказать, что с Путиловского завода выгоняют хорошего инженера. Он большой специалист по двигателям. Нельзя чтобы он просто так уходил, надо чтоб он у нас остался.
Вот теперь я кое-что понял. Только все равно были большие сомнения. Не может прекрасный инженер просто так выгоняться с завода, тем более с Путиловского. Уж там-то за ценных кадров цепляются. А значит либо инженер был никудышным специалистом, либо гнали его за темные делишки.
— Хорошо, я понял, — ответил я не спеша. — А у тебя откуда эта информация?
И он мне рассказал. Оказывается, Павел зарекомендовал себя довольно неплохим работником. И как хорошему работнику ему доверили заниматься монтажом наших электрических тельферов. Он встал во главе бригады, стал ездить по стране и устанавливать наше изобретение. И случилось так, что нашим тельфером заинтересовались на Путиловском заводе. Рассмотрели различные варианты и через какое-то время заказали у нас один из самых мощных и больших. И вот, Павел, прибыв на Путиловский со своей бригадой, встретил старых знакомых, разговорился с ними и случайно вызнал об этом инженере. А потом, более основательно зацепившись языком, вызнал и остальное. Инженером был некто Густав Тринклер. Обрусевший немец. Довольно молодой мужчина, но уже с довольно внушительным опытом конструирования двигателей собственного изобретения. Работал на Путиловском, доводя до совершенства свой двигатель, до тех пор, пока там не сменился директор. А вот после смены управляющего у Тринклера и начались проблемы. На нового директора стал сильно давить Нобель, требуя от него, чтобы все работы по изобретению молодого инженера были немедленно прекращены. Потому как, сам господин Нобель, купив лицензию на строительства двигателей господина Дизеля, не желал видеть конкурентов. И апеллировал все к тому, что изобретение Тринклера является, по сути, не изобретением как таковым, а прямым воровством идеи, ибо оба двигателя работали по единому принципу. Разница была лишь в подаче смеси, но Нобеля такие проблемы не волновали. И потому, подключив все свое влияние, он сумел убедить нового директора Путиловского удалить молодого инженера со своей территории. И вот теперь Густав Тринклер, находясь в подавленном состоянии, сидит у себя дома и думает, куда приложить свои знания и умения.
— Что-то не слышал я ни о каком Тринклере, — сказал я задумчиво, глядя на Павла. — Если он так хорош, то почему я о нем ничего не знал?
Вопрос, конечно, был адресован не Павлу, а самому себе и скорее был риторическим. Я ведь в действительности ничего не слышал об этом изобретателе. И странно получается, вроде бы и двигатель со слов Павла был лучше чем у Дизеля, а вот его развития я в будущем не видел. Уж не потому ли, что уйдя с Путиловского под давлением Нобеля, молодой инженер просто опустил руки? Или же тот же самый Нобель его в будущем надежно закрывал, лишал возможности изобретать? Гм, непонятно…. Но в любом случае, ситуация требует немедленного разбирательства.
— Хорошо, Павел, — сказал я, приняв внутреннее решение. — Я тебя понял. Скажи, а как бы нам найти этого изобретателя? Ты сможешь помочь?
Павел был доволен. Я заинтересовался, а значит, он может быть уверен, что я о нем не забуду и как-то вознагражу его. Что ж, посмотрим.
— Я помогу вам отыскать его, — заверил он меня. — Я знаю, у кого можно спросить.