Но я уже шел вперед, размахивая серые занавески. Правда, запала у меня хватило от силы на полчаса. Солнца видно не было, хотя небо все чаще проглядывало сквозь кроны. День выдался пасмурным. Иногда казалось, что сверху до нас долетают дождевые капли, а, может, это просто белочки озоровали... Легкий туман бродил у подножия деревьев. Наконец так скрутило, что я повис на какой-то высокой коряге, и меня вырвало. Причем два раза... Совершенно непереварившиеся грибочки плюхнулись наземь. Стало действительно легче, но зато я совершенно ослаб. Меня бил колючий озноб, и я обливался холодным потом. Отплевываясь, я присел на большой старый пень, на котором красовались скопления странных коричневато-оранжевых шариков. Одни из них были еще мягкими, а другие уже стали засыхать. Я раздавил один из шариков, и из него вытекла густая оранжевая жидкость. А из спелого, наоборот, сыпанул порошок темно-коричневого цвета.
«Интересно, съедобны ли они?» — мелькнула мысль, и от нее меня вновь всего перевернуло.
— Это волчье молоко, или гриб-слизевик, — сказала подошедшая Пятница и, положив свою ладонь мне на плечо, тихо спросила: — Как ты?
— Паш, а ты знаешь, в мире имеется, кажется, порядка семидесяти тысяч видов разных грибов! — уклонился я от ответа.
Она присела рядом. И от тепла ее тела, и от платья, пахнущего сосной и брусникой, мне стало повеселее.
— Жор, ты знаешь, мне думается, что мы уже почти пришли! — Пашка перебирала в руках какие-то травы.
— С чего ты взяла?
— Смотри, лишайники уже повсюду сменяются мхами, и я видела вон там камни! Похоже, мы приблизились к предгорью.
— М-м-м, да ты просто мисс Марпл! — сказал я, оглядываясь. — Наверно, ты права. Тогда что же мы сидим?! Пошли!
— А ты сможешь?
— Ничего, как-нибудь, потихонечку...
Мы встали. Ходок из меня был, по-прежнему, никудышный. Живот все болел и урчал, руки и ноги дрожали. Хотелось только лечь и согреться. Мы шли, взявшись за руки, и это хоть как-то еще давало мне сил.
— А ты знаешь, слизевики — они живые и даже могут передвигаться! — сообщила моя спутница.
— Да ну?! — искренне удивился я.
— Да! Они ползают, точно улитки. Их скорость — один миллиметр за десять минут.
— Ничего себе! Вот уж не знал, что грибы могут еще и бегать! Интересно, — сказал я и скорчился от боли. — М-м-м, вот зараза! Проклятые «следопыты»... — и я плюхнулся на поваленную сосенку.
— Совсем плохо? — с тревогой спросила Паша.
— Не смертельно пока, но достает... Короче, муш куейс!
— Тебе нужна срочная помощь! — девчонка осмотрелась и сказала: — Знаешь что, ты тут посиди пока немного, а я схожу вперед, на разведку. Может, горы уже близко! А там и вертолет встретим! Хорошо?
Я согласно кивнул головой, хотя и почувствовал, что совсем не хочу оставаться один.
— Потерпи, я быстро! — и она засеменила по лесу.
— Куейс, куейс! — отозвался я и тихо добавил, сплевывая: — А скорее всего — муш куейс... Где они — эти горы? Их ведь еще не видно! Это же не стог сена...
Я прилег на дерево. Начал накрапывать дождик. Редкие холодные капли падали мне на лоб и испарялись от его жара. Иногда становилось легче, а то вновь начинались мучительные спазмы. И тогда казалось, что если они не отпустят, то, пожалуй, и не выдержишь! Я то садился, то ложился. Мутило страшно. И в довершение всего открылась диарея. Совершенно изможденный и отрешенный, я сидел скорчившись на высоком узком пне и подбадривал себя словами:
— Ничего, крепись мученик Георгий, поделом получаешь наказание за свое упрямство и чревоугодие... Святой Победоносец страдал куда более сильно...
Наконец появилась Пашка. Она спешила, спотыкаясь о коряги и кочки. Вид ее хоть и был утомленный, но глаза зато радостно светились. И я потянулся к этому свету, точно попавший в шторм корабль на огонь маяка. На минуту забыл даже о всех болячках. Я встал и пошел девчонке навстречу. Подбежав, Прасковья повисла на моем плече и, переведя дух, заговорила:
— Жор, там горы! Уже совсем близко...
— Что-то отсюда не видно! — недоверчиво буркнул я.
Девчонка отстранилась от меня и продолжила:
— Нет, это правда! Хотя они больше похожи на зеленые холмы, поросшие кустами и мелкими деревцами. Поэтому их отсюда и не видно! До них километра два осталось, не больше! А еще дальше эти горы становятся все выше и выше, и у горизонта уже как скалы! Да нас и на холмах легко будет заметить! Там леса вокруг нету, и есть ровные площадки... Но это еще что! Ты знаешь, что я еще обнаружила! — глаза девчонки так светились, что я подумал даже, что она наткнулась на базу геологов или на вездеход спасателей.
— Нет, конечно... — отозвался я. — Ты знаешь! Ну, говори скорее! А то я отдам концы да так и не узнаю этой тайны.
Пашка еще несколько раз глубоко вздохнула и весело сказала:
— Нет, теперь ты не умрешь! Не позволю! — И я тут заметил, что пучок трав в ее руках разросся уже втрое. — Я обнаружила на опушке леса, ты не поверишь, избушку!
Ее радость передалась и мне. Превозмогая боль в животе, я улыбнулся и даже пошутил:
— Неужели Баба Яга? Ты на ножки-то смотрела?
— Не-е-ет! — рассмеялась Пашка. — Настоящая! Человеческая! Похоже, это лесная заимка. Ну, ты знаешь, охотники или геологи такие домики иногда ставят в лесу, на всякий случай. Чтоб таким, как мы, помощь была!
— Супер! — воскликнул я, и мне захотелось обнять эту мою милую Пятницу.
Сомнений тут не было: это дело рук самой Параскевы! Но силы меня оставили, и я вновь оседлал мшистый пень.
— Пошли скорее! — стала поднимать меня девчонка. — Я тебя там враз вылечу. Я вот травок набрала разных лечебных... Они знаешь, как здорово помогают! Идем!
Я обнял ее за руку, и мы двинулись вперед.
— Там, знаешь, и печка есть — буржуйка, — и стол, и лавки, и сундук, и пила, и топор, и посуда... Всего полно — я в окошко видела. Обычно и еду тоже оставляют — сухарики там всякие, крупу...
Мысль о еде была желанной, хотя меня сейчас страшно мутило.
— Да, я забыла, там рядом ручеек даже течет! Представляешь? Мы теперь спасены!
— Слушай, Паш, а могу я молиться твоей Параскеве? — спросил я.
— Почему же нет! Она не только моя. Она для всех! Ты знаешь, все святые оказывают помощь людям в разных земных проблемах и напастях. Кто лечит, кто дает что-то, кто спасает, а кто еще как-нибудь помогает. В сражении вот можно помолиться твоему Георгию, а святая Параскева дает помощь в исцелении детей, в душевных и телесных недугах, покровительствует скоту и полям.
— Ого! Какая она сильная!
— Ты же знаешь, Параскева всегда любила помогать людям.
— Я так думаю, что это именно она вывела тебя на заимку, верно?
Пашка не ответила, только улыбнулась. Метров через пятьсот мы действительно вышли к небольшой черно-серой покосившейся деревянной избушке с плоской крышей, неизвестно чем крытой. Наверху уже росли какие-то травы, на стенах висели мох, бахрома плесени, засохшие корни... Курьих ножек, правда, видно не было. Мы подошли к избушке. Дверь хоть и была на замке, но стоило тот потянуть, как он со скрежетом раскрылся. Что ж, зверь не зайдет, а человек догадается. Умно придумано! Спасибо добрым людям, как же они нас выручили! Дождь начал усиливаться. Лес в районе заимки заметно поредел, и вдали — среди низких туч, тумана и мороси — проглядывались размыто-зеленые высокие холмы.
— Действительно дошли! — выдохнул я. — Эх, теперь бы вот только избавиться от хворобы, и тогда все — можно вновь думать о доме.