Яэко снова поджала губы.
— Здесь у нас запасной гарибанный пункт. Если будем печатать для всех… Это не годится.
Только на этот раз, — тихо сказал Рюкити. — А следующий номер…
И это не годится, и то не годится. — Матао громко фыркнул. — Прежде чем лезть с замечаниями, надо сперва стать мужчиной. Надо помнить свое место.
Яэко покосилась на него и повернулась к Рюкити.
— А тот парень из поселка Куротани тоже все время ругал женщин, говорил, что нельзя пускать женщин на собрания и в кружки. А потом оказалось, что он доносил обо всем полиции. Из–за него запретили гулянье с митингом. Поэтому пускать сюда можно только хорошо проверенных…
Рыбак с шумом провел валиком по бумаге, ударил кулаком по ящику и, повернувшись к Яэко, прохрипел:
— Слушай, ты… придержи язык!..
Но в этот момент Сумико, заглянув в отпечатанный лист, поджала губы, подражая Яэко, и сказала строгим голосом:
— Ничего нельзя разобрать. Грязно напечатано.
Тушь такая, — буркнул Матао.
Надо эту штуку вести мягко, а не наваливаться со всей силой, — сказала Сумико. — Это не весло.
Матао смерил ее взглядом и скривил рот.
— У нас в поселке… когда девчонки разговаривают с мужчинами…
У вас в поселке, — перебила его Яэко, — старики бьют взрослых парней по мордам, а те только кланяются. А в прошлом году у вас в поселке лечили одну старуху… положили ее на берегу и стали дубасить баграми, чтобы выгнать дух лисицы, сломали ребро и чуть не убили. Самые отсталые люди — это рыбаки. Славятся на всю Японию.
Задаваки и трусы, — добавила Сумико. — Славятся на весь мир.
Рютян повалился на солому и захихикал. Матао, свирепо нахмурившись, оглядел девушек и, отвернувшись, плюнул.
— Прямо дикие кошки, — прошипел он. — Совсем бешеные.
Яэко и Сумико переглянулись и улыбнулись. Яэко взяла отпечатанный лист и стала читать вслух:
Г оры —
Фудзи, Сиранэ,
Ходака, Яри, Акадаке!
Почему за вас отдуваются вулканы Асама и Сакурадзима?
Эй вы, горы Японии,
от Хоккайдо до Кюсю, — пришло время!
Начните выдувать из себя пламя,
так чтобы небо и земля накалились докрасна!
Извергайте с грохотом бушующее пламя!
— Эго только часть длинного стихотворения, — сказал Рюкити. — У них не хватает материала, и поэтому взяли из токийского журнала «Народная литература».
А это откуда? — спросила Яэко, перебирая ранее отпечатанные листы.
Это из сборника стихов рабочих осакского водо–провода.
Надо свои печатать, а не списывать из других журналов, — проворчала Яэко. — Нечего затевать, если своего материала нет!
Надо попросить Ясаку, чтобы для их журнала написал одно хокку, — сказала Сумико. — Как лечат старух…
Рюкити прыснул. Матао пошевелил губами, но промолчал.
Яэко показала на желтые листы, лежащие около гарибана:
— Материалов уже достаточно. Когда выпускаете?
Матао посмотрел на нее и, повернувшись в сторону Рюкити, пробурчал:
— Хотели завтра, но не успеем…
А как назвали журнал? — спросила Яэко.
Наверно, «Голос лисицы», — сказала Сумико.
Матао сделал вид, что не расслышал. За него ответил Рюкити:
— «Кормовое весло». Это Матао придумал–Хорошее название, — сказала Яэко и, подсев к гарибану, завернула рукава халата.
Когда все было отпечатано, Матао впервые улыбнулся.
Сумико сделала то же самое. Они стали помогать Матао. Яэко подкладывала чистые листы бумаги, а Сумико снимала готовые листы с доски и раскладывала. Работа пошла быстро. Все работали молча. Рюкити писал, навалившись локтями на ящик в углу шалаша.
— У нас баб не пускают на лодки, чтоб не принесли беды, — сказал oih. — Вот посмотрим, как будет с этим журналом.
Он бережно завернул отпечатанные листы в холстину и, кивнув девушкам, вышел из шалаша. Сумико крикнула ему вдогонку:
— Вот увидишь, журнал будет счастливый. Потому что женские руки помогали.
Рюкити стал показывать Сумико, как обращаться с гарибаном. Она быстро усвоила искусство равномерно накладывать краску на валик и проводить им но бумаге так, чтобы все буквы выходили одинаково отчетливо.
С этого дня Сумико стала ходить по вечерам в га–рибанлый шалаш. Дорогу она запомнила быстро и ходила туда и обратно одна. Спускаться с горы в полной темноте было страшновато, но пришлось привыкнуть к этому.