Она узнала от дяди: Таками собирался поехать
в Киото, мо вдруг почувствовал себя плохо, его возили в город, и там ему сделали переливание крови. Врачи запретили ему учиться в этом году. Однажды Сумико, спускаясь в лощинку, увидела его. Он шел по шоссе со стороны школы и помахал ей рукой, очевидно хотел остановить ее, но она быстро сбежала вниз и спряталась за деревьями.
2
Около шалаша раздалось щелканье. Рюкити стал прислушиваться. Через некоторое время свистнули два раза. Рюкити ответил. Сумико высунула голову из шалаша и увидела выглядывающую из–за дерева скуластую физиономию Кандзи. Он подошел, прихрамывая, к шалашу. За ним следовал широкоплечий мужчина в засаленном солдатском кителе.
— А ты чего здесь делаешь? — гаркнул Кандзи. — Ну–ка, Сугино, вышвырни ее отсюда!
Сугино свирепо оскалился и схватил ее за шиворот.
— Тише! — Сумико замахала руками. — Там в долине сейчас шумела машина. Полицейские…
Уже проехали, — прогудел Сугино, отпуская Сумико.
А если нагрянут полицейские, что будешь делать? — спросил Кандзи.
Сумико улыбнулась, сморщив носик:
— Схвачу гарибан и помчусь наверх… и залезу в расщелину над пропастью. Полицейские туда побоятся сунуться ночью.
На словах храбрая. — Кандзи подмигнул Сугино. — Посмотрим, как на деле.
Они принесли экстренный заказ. Ha–днях в одном поселке к северу от города у учеников начальной школы без ведома родителей взяли кровь для раненых иностранных солдат, привезенных с корейского фронта. Префектурный комитет коммунистической партии уже выпустил листовки с протестом против принудительного взятия крови у детей. К этому протесту присоединились Демократический союз молодежи, профессиональные союзы, комитет защиты мира, Демократическая ассоциация женщин и другие организации, в том числе и местная община буддийской секты Синею.
Кандзи принес текст обращения к жителям деревень не давать кровь. Имелось в виду расклеить это обращение на дорогах и в деревнях.
Пока Рюкити переписывал текст обращения, Сумико, сидя у гарибана, водила угольком по картону. Она делала набросок фигуры девочки со школьной сумкой на плече. Когда у девочки появились большие глаза и челка на лбу, фигура ее сразу же стала похожа на куклу, выставленную в витрине магазина на главной улице города. Сумико пририсовала шприц, воткнутый в руку девочки, и резиновую трубку.
— Вот это здорово! — раздался голос Кандзи над ее ухом. — Сумико, оказывается, умеет рисовать.
Она закрыла рукой рисунок, но Кандзи выхватил кусок картона.
— Очень хорошо… Только надо ноги приделать, а то получается привидение.
Изобрази сбоку бутылку, куда кровь стекает, — посоветовал Сугино. — Только большую.
Постой! — Кандзи приставил палец ко лбу. — Вместо бутылки… придумал! Кому идет кровь? Для чего?
Для воины в Корее, — ответил Рюкити.
Вот именно. Лучше нарисовать не бутылку, а такую штуку, чтобы всем было понятно с первого взгляда.
Сумитян умеет рисовать самолеты, — сказал Рюкити.
Сугино замотал головой.
— Не годится. Тогда придется этот шланг тащить вверх, в небо… Самолет летит, а девочка стоит на месте.
Можно нарисовать самолет на земле, — возразил Рюкити.
Лучше это… — Сумико нарисовала три кружочка, обвела их волнистой линией, наверху изобразила полукруглую башенку, из которой высовывалась пушка.
Настоящий танк! — Кандзи хлопнул в ладоши. — Молодец, Сумитян!
Сумико провела линию — протянула трубку от шприца к танку.
— Рисуй начисто. — Кандзи положил перед Сумико восковку и железную палочку. — Только смотри, если испортишь, отвинчу голову!
Надо сперва напечатать обращение, а потом листовку, которую вчера принесли. — Рюкити покачал головой. — А у нас бумаги мало… на этот рисунок вовсе не хватит.
Рисунок не надо печатать, сделаем только восковку, — сказал Кандзи. — Я покажу Цумото.
Сумико положила восковку на доску и стала рисовать, а мужчины сели печатать обращение. Закончив печатание, Кандзи завернул в большой платок отпечатанные листы и .восковку с рисунком Сумико и ушел вместе с Сугино.
Рюкити развел костер на развалинах печи и поставил на огонь кастрюльку. Он приготовил похлебку из стебельков репейника и побегов папсУротника. Вместо риса похлебку пришлось заедать галетами, пахнущими мышами.
— Очень вкусно… — Сумико закрыла глаза и похлопала себя по щекам. — Первое в мире угощение.
После ужина они сели печатать листовку. Просмотрев первый отпечатанный лист, Сумико сделала удивленное лицо.
— Это ведь Ясаку сочинил? — спросила она.
Рюкити кивнул головой:
— Да, Ясаку.
А почему подпись Кацу Гэнго?
Потому что хорошее стихотворение. Решили пустить листовкой. Будем расклеивать.
Значит, Ясаку… — Сумико поцокала языком. — А я не знала… А вот недавно на дороге был плакат — дети, а над ними самолеты с никадоном. Там тоже была подпись Кацу Гэнго. Значит, Ясаку… умеет и рисовать?
Какой плакат? С надписью: «Борись с угрозой войны!»? Это не Ясаку. Тот плакат делали в союзе молодежи. Тогда за одну ночь накатали от руки около ста плакатов и сами расклеили.
•— Не Ясаку? А почему подпись Кацу?
— Как почему? Потому, что получился удачный рисунок. Поэтому решили размножить и расклеить.
А вот когда мы ходили в тот раз в город, на столбе было объявление о кукольном спектакле… пьеса Кацу Гэнго.
Ту пьесу написала Курода Марико. Вот та самая девушка в очках, она была на собрании у учителя. А сейчас она пишет для бумажного театра пьесу о женах шахтеров, о том, как они боролись.
А как боролись?
Их мужья забастовали и спустились вниз, в шахты, чтобы не пускать никого. Тогда владелец шахты вызвал полицию и послал вниз штрейкбрехеров. Те нагрузили вагонетки углем и хотели вывезти, а жены шахтеров сели на рельсы и не пропустили. Сидели до тех пор, пока владелец не пошел на попятную.