— Крепко! Крепко ты хватил шведа! А я бы на месте Ват– рапга отправил три шхербота за водой, хотя бы и в Копенга ген! Ты ведь все равно стал бы ждать.
— Второй, — сильно пунцовея, генерал согнул безымянный палец. — Звать на помощь датчан, хотя бы и за великие деньги.
Петр нервно дернулся головой, устало откинулся на кресле и выпустил в усы ворох дыма. Долго молчал.
— Всуе на то надеяться. Король датский хоть и бедный, но гордый. Сам не ведает, куда ему приклониться. И опять же главное — потеря времени.
— Тогда и третий план негоден. — Вейде недогнул сред ний палец. — Ждать осенних бурь, тогда Ватранг сам оставит халерный фарватер…
— План гож был бы, да одним не вышел — терпения нет!
— Извольте, господа, и вы говорить, чтобы все слышали!
— Государь! — капитан-командор крепко поставил указа тельный палец на угол карты. — Я тут был при первой раз ведке фарватера. Здесь, по остовую сторону от Тверминне, воз ле мыса Лапвик — самое узкое место полуострова — пере шеек. Вот я и думаю — можно, чай, устроить помост и легкие галеры переволочь сюда, — пальцем повел на другую сторо ну Гангута.
— Вот как! — Петр оживился, простудная поволока сошла с глаз. — Так, так… Шведы нас ждут вокруг мыса — иначе как же? А мы задумали и вовсе их миновать…
– Даже видимость того, что мы начали строить переволоку, может привести неприятеля в конфузию! — браво добавил Бакаев, весело поглядывая то на царя, то на Змаевича. — Только я ему толкую — дело-то многотрудное, да и в скрытности работы нелегко держать.
— Ничего, ничего.—Все больше увлекаясь планом, Петр круто повернулся к Апраксину. — А в какой срок можно на ладить переволоку?
— Если возьмемся как следует, — генерал-адмирал хмурил ся, в затею не верил, — то в несколько дней управимся.
— Толковый совет! Надо обдумать! — засмеялся. — Изряд ный был бы шведам афронт.
Петр вопросительно уставился на Апраксина. Тот сидел, мрачно насупясь. Старик понимал негодность плана и ого конечный неуспех. Но царь за* него ухватился — посему надо было избежать хотя бы больших нелепостей.
— А что, генерал-адмирал, — лукаво подмигнул, повесе лел. — Птенцы-то стариков смекалкой обскакивают? Вот где, чай, первый резон! — И улыбнулся довольный.
— Если то согласно постановит военный совет…
— Постановит, — нетерпеливо перебил Петр, добродушно поглядывая на Апраксина.
— Тогда первоначально так, — слегка споткнулся генерал– адмирал, как бы борясь с собой, — командору Змаевичу и бригадиру Бакаеву, не мешкая, отбыть к мысу Лапвик. Вы смотреть место, пригодное для устроения переволоки. С гос подом! — распустил он совет.
Младшие командиры разошлись, обсуждая дерзкий план. В шатер долго доносились их удаляющиеся голоса. Задержались генералы да Змаевич с Бакаевым — обговорить работы по лесоповалу. Апраксин, начав излагать порядок наведения бревноспуска, остановился на полуслове: к шатру кто-то бежал. Бежал торопко, неровно переводя дух. У полога загремела галька. Рука, царапая, искала отстежку. Все удивились: караульные не остановили и даже не окликнули ночного гостя.
Без треуголки, в мокрой одежде с пятнами зелени на коленях, — видимо, падал — в шатер ввалился Ягужинский. Понес несуразное:
— Едва добрался из Ревеля на шняве… Сам с парусами упра вился… Чуть не утонули… —Голос свистящий, с перебивом тяжелого дыхания.
— Адъютант под стать государю!
У Петра гулко отозвалось сердце — горячо ударило в голову. Лизнув пересохшие губы, заговорил строго:
— Добро, что не утонул. А с чего тебя подвинуло на такую оказию?
— Государь! —Ягужинский медлил, перекатывая неистовые глаза с генералов на Петра. — По отплытию «Принцессы» сэр Дженкипс целый .день шнырял по Ревелю. Кого б ему искать, кроме русского царя? Отчаявшись найти, убыл на остров Нар– гин, а к вечеру оттуда вашему величеству доставили письма.
Каюсь — принял, не удержался. Одно от британского посланника при шведском дворе, другое от Норриса. Найдя в них оскорбления вашего величества, оба воротил назад без ответу…
— Павлуша, неужели?..
— Царевич Алексей кричал во сне… — у него застревали в горле слова, —царевич тщится о российской короне… черег> иноземную помощь…
Генерал-адтзютант в беспамятстве выдавил что-то и далее, но Петр уже не слышал — голос Ягужинского ударил в уши колокольным набатом. Гулко застучало в висках — царь снова становился черно-красным, кровью палились даже глаза. Смотрел немигающе. Перед расширенными зрачками поплыло воспоминание: повешенные стрельцы качаются на красных кремлевских стенах, мерзлые трупы постукивают на ветру… Ярым огнем полыхнул в лицо забытый гнев. Закусив губу, силился сделать какое-то движение, но не мог. Со стоном повалился на стол.
Долгое время стояла тишина. Дрогнув, потянулась рука Петра, что-то искала — нащупала гусиное перо, сломала, так я не найдя нужное. Медленно стал подниматься.
— Ваше величество! Не в самом только царевиче Алексее Петровиче суть дела, но и в его советниках-шептунах, коих должен указать розыск. Запрятались они, как тараканы, ино земные и свои шептуны, и грызут заодно с подлыми врагами, пакости разные творят. Пора то выводить с корнем…
Царь медленно покивал. Долго сидел неподвижно. Неожиданно спросил спокойным голосом:
— Павлуша, а как там матросы? Не скорбят ли духом иль животами? Травленая солонина выброшена, как я велел?
— Не скорбят, ваше величество! Духом и животами бодрые. Травленая солонина выброшена в море. На кораблях ведется тайный розыск.
Петр уже приходил в себя. Снова долго сидел неподвижно, отдыхал — только мигали глаза. Шумно вздохнул и поднялся. . Тихо бросил Апраксину:
— Звать Змаевича и Бакаева — иду переволоку смотреть. — И как был — в лосиной куртке — шагнул за полог.
— Материала для помоста в избыток, — заключил корот ко. — Ну что ж, начнем рубить. Переволока не выйдет, так Ватранг страху наберется — может, и глупость какую сотво рит. А тогда мы снова хитрость измыслим — так дело и сдви нется… — Петр оживленно посмотрел на офицеров, гор дели вый, радостный и уставший.
На опушку высыпали матросы, солдаты. Прапорщики, вышагивая, стали разбивать вырубку на полосы.
Вскоре тонким серебряным звоном запели пилы, дробно и густо застучали топоры. В нескольких местах дрогнула земля — со стоном и гулом повалились сосны спелого корабельного бора. В воздухе поплыл терпкий смолистый дух, хмельной запах рубленого дерева.
Никола и Антон, вызванивая длинной пилой, стояли на коленях у толстенной, в два обхвата, сосны. Притомившись, оба встали передохнуть.
Никола, задрав войлочную бороду, оглядывал дерево скупым хозяйским глазом.
— Ну и высотища, едрена корепь, — в самое небо упер лась! — Он обошел сосну. — А куды станет падать — и не понять.
Среди лесного зверья и птицы начался переполох. По кронам в разные стороны скакали белки-огневки, тревожно свистели перепархивающие стайки желтогрудых синиц. Красной тенью метнулась в чащу лисица.
Антон проводил взглядом стрекочущих сорок. Разбойно свистнул и несколько раз бросил шишкой в глазастого филина, взлетевшего невысоко на сук.
— Во лешего-то спугнули! Ночью проклятый гудонит — страсть одна!
Солдаты, поснимав кафтаны, махали топорами. Блестели потные спины. От поваленных стволов со звоном летели сучья.
Прикорнув час-полтора в адмиральском шатре, Петр уже размашисто шагал по лесосеке — посвежевший, розовый от сна, с поблескивающим взглядом.
— А кто из вас, ребята, — приблизился царь, — сани умеет мастерить?
— Сани? – вскинулся Никола. — Да у нас вся округа — санники. Ентим и промышляем. А пошто сани средь лета, во– ликий государь? — топор вогнал в свежий пахучий пень. Гля дел смирно.