Бакаев понимающе кивнул и, чуть прихрамывая, прошел в дальний темноватый угол.
Дверь кабака со ржавыми скрипами несколько раз бухнула — вошли англичане, шведы, разный суетпый люд.
Меж столиков живо зашныряли два шута, стали приставать к кабацкому люду. Рядом с буфетом в сизых пластах табачного дыма разноголосо запели скрипки, гобой п волынка.
Проходя к буфету, Змаевич удивленно загляделся на сидевшего среди англичан человека в голландском платье. Оба об– радованпо уставились друг на друга, и капитан потащил иноземца к лавке, где скучал Бакаев.
Иноземец оказался юрким, невысоким, жпдко-белесоватым, имел улыбку хитрую и скользкую.
— Эй, Яков, глянь, кого я встретил! — повеселел Змае вич. — Moii приятель, Лаэрт Розенкранц! Вот с кем я готов выпить ппва хоть бочку!
Трактирщица — баба редкой толщины — поставила перед компанией три высокие оловянные кварты, положила несколько вяленых рыбок.
Розенкранц вытянул обметанные пупырышками простуды губы и весело глянул поверх горы белой пены. Изрядно отпив, достал полосатый платок, вытер широкое и дряблое с навислим носом лицо, повернулся к Змаевичу.
— А что, капитан-командор! Давно мы с тобой не виде лись?!
— Да, почитай, с полтавской баталии. — Змаевич смотрел с затаенной насмешкой.
— Где же ты все это время был?
— Где? — Капитан-командор откинулся к стене, коснулся напомаженных, словно нарисованных черных усиков. — Не на лебяжьих перинах валялся! Разные были гавани…
— Это так, — с заметной ухмылкой подтвердил Розен кранц. — А я вот слыхал, ты и в свейских землях бывал…
— И там меня носило. Но не для разорения, конечно, госу дарь нас туда посылал, а чтобы при споре о мире со шведами было чего уступить, окромя Выборга и Карелы. Так что, Ла эрт, не без хитрости тогда обошлось. Сказывают, государь так и отписал генерал-адмиралу Апраксину: «Ежели бог допустит летом до Абова, то шведская шея легче гнуться станет…»
— Ну и как? С той поры гнется?
— Да не очень. Уж больно они, подлые, влакомились в Финляндию! Хотя оно и понятно — сия провинция вроде тить ки — всю Швецию кормит… А под Абовом жарко было. Ух, как жарко! Но, правда, мы шибко потеснили шведа. От той баталии в нашем полку осталось, почитан, не более сотни.
— Вот как! — Датчанин отвернулся к шутам и сделал вид, что смеется над ними.
— Да оно и не то, чтобы очень мало нас осталось, — метнул Змаевич тяжелый взгляд. — К вечеру подъехал государь и зычно справился: «А много ли вас осталось, ребята?» Фланговый ему и ответил: «Да еще фортеции на две хватит, господин первый бом-бар-дир!» Во как разошлись — до лютости. '
— И в то же время мы под Штеттином, главным, померан ским городом, мира искали, — сказал Бакаев, пытливо вгля дываясь в Розенкранца. Со злой услужливостью справился: — Это на Одере, знаешь?
— Как не знать! Там ведь и наши воевали.
— Да, ваши повоевали! — Бригадир так ударил по кремню, что целая туча искр брызнула из-под кресала.
Шуты затеяли потешную драку. Яростно вцепившись друг в друга, лаяли, мяукали. Неистово лупили по столам пузырями с горохом, опрокидывали пустые лавки. Английские шкиперы, дивясь необыкновенному развлечению, топотом и свистом подзадоривали шутов.
— Кабак, кажись, русский, а от иноземного комарья ш; продохнуть! На черта ты еще этого Лаэрта звал? Уж больно он что-то крутит — по всему видать.
— Да брось ты спьяну нести околесицу! Датчанин в пашем флоте служил. Заслуги от государя имеет, ко двору бли зок. — И зашептал, понуро горбя плечи: — Слыхал, вчера Адмиралтейская коллегия по всем рапортам о повышении в чинах резолюции учинила. Не иначе, как скоро в поход…
— Скорей бы, — вздохнул Бакаев, вытаскивая трубку. — А я-то думал — пошто моих гренадеров во флот переписали?
Он отпил пива, неожиданно поднялся и легонько потащил подслушивавшего датчанина к себе за рукав.
— Шел бы отсель, герр майстер… А то, ей-богу, перешибу!
— Стой, Яков, ты уже хватил липшего! Даже союзников перестал признавать. Иди-ка, я тебе суну под нос кое-что. — Он подвел упиравшегося приятеля к стене, где красовался*note 1грозный петровский указ. — Видишь? Сие — табель поведе ния! Ноне и не за то легко угодить в четыре царские степы. Крут государь!
Бакаев, пряча в карман трубку, глянул со злобой и отвращением. Шевельнул было могучим плечом, но Змаевич уже выталкивал его из кабака.
Все утро принцессу не покидало чувство смутной тревоги. Высокомерное выражение ее лица стало каменным, когда доложили о приходе Роя Дженкинса, — таким оно было и сейчас. С тоской думалось о брате, Карле XII, который после срама под Полтавой находился где-то далеко-далеко — за этим пятнисто-пегим балтийским небом, за бесконечными русскими далями, за Черным морем — в Турции… Сладко замирало сердце — туда уносились мысли пылкой и гордой Уль– рики.
Ульрика-Элеонора резко осадила коня, чуть не подняв его на дыбы. Неторопливо обернулась к своему спутнику.
— Ваше высочество! Я вам должен сообщить очень важную весть, — сказал он.
— Я должеп сообщить, — повторил посол, — появились довольно неприятные вести… Барон Герц поехал в Петербург заключать мир между Голштинией и Россией… через супру жество сестры Петра с герцогом Карлом-Фридрихом…
Делая вид, что ничего не ведает, принцесса остановила белоснежного коня.
— Похоже, Голштиния да и Россия метят наследовать швед скую корону?
— Да, ваше высочество, — глаза дипломата сверкнули ясным блеском молодости, — именно для этих целей Петр и построил флот.
— Вот как! — Принцесса окаменела.
— Если Герц уладит с Петром спорные вопросы, — внеш не невозмутимо брюзжал посол, — то Голштиния уступит России почти все земли, завоеванные вашим братом…
— Но ведь это измена! — вырвалось у принцессы.
— Главное не это, ваше высочество. Русские морские офи церы в кабаках уже говорят про поход на Стокгольм.
Рой Дженкинс вкрадчиво продолжил, намеренно отвлекая Ульрику-Элеонору от тревожных мыслей.
— Ваше высочество, вы простите меня, что в такую мину ту… однако я не могу не сказать… Вы сейчас ослепительны. Гнев и весенний мороз так красят ваше лицо… За то, что я вижу, можно отдать всю казну моего короля…
Посла трудно было уличить в игре: он явно волновался. Но принцесса почти не слушала — она находилась в том нервном возбуждении, которое вот-вот могло прорваться слезами.
«Какой слабый огонь нужен этому воску!» — злорадно подумал старый ловелас и заговорил дельно, скупо и властно — о главном:
— Летом адмирал Ватранг встретится в море с Петром. Это неизбежно. Перед битвой мой перебежчик сообщит адми ралу о планах русских. Это решит исход сражения. Сами на зовите пароль. Слово, от которого будет зависеть судьба Шве ции…
Ульрика-Элеонора, бледная, жадно глотая воздух, покорно выдавила чужим голосом:
— «Месть принцессы!»
Перед походом царь Петр, как и многие флотские офицеры, подал прошение в Морскую коллегию о повышении его в чине. Он числился в звании шаутбейнахта, то есть контрадмирала, под именем Петра Михайлова. Собравшись с утра зайти на верфь, где заканчивалась постройка последних галер, он решил попутно завернуть в Адмиралтейство — узнать о постановлении на его прошение.
Составив расписание войск по судам, Петр энергично под нялся из-за письменного стола. На нем был мундир полков ника Преображенского полка — линялый зеленый кафтан с красными отворотами, перетянутый портупеей. На длинных крепких ногах — зеленые чулки и разбитые, изпошенные башмаки. В этом мундире царь победил Карла XII под Пол тавой. Прихватив шляпу-треуголку, простреленную в том же бою, Петр быстро сбежал по лестнице бревенчатого дворца, вышел к Неве.
Весна стояла ранпяя. Белыми медлительными лебедями проплывали облака. Редкие дома, желтые мысы Невы и множество островов казались плывущими в дымчатом отсвете, невесомыми. Над серым разливом гребнистых волн белизной вспыхивал хоровод неутомимых чаек — стремительных и легких, радостно-крикливых. Рощи на берегах еще были голые, зеленели лишь сосны — одна другой выше, стройнее.