– Я? Хорошо.
– Не-е, не в том смысле. Ты еще немножко пьяная? Может, нам не надо было заходить в то последнее местечко.
– Я? Я и не была пьяная. – Барбара немного подумала, а потом спросила: – А ты был?
– Ни черта подобного. Я никогда не пьянею.
Эта явная дезинформация, казалось, мгновенно возобновила визу Рэя на пересечение незащищенной границы соседнего шезлонга.
После двух часов непрерывных упражнений губы Барбары слегка потрескались, но оставались по-прежнему нежными, чуткими и пытливыми. Рэй при всем старании не мог бы припомнить случая, когда его до такой степени волновала близость девчонки. Целуя Барбару сейчас, он опять был огорчен чистотой и упорной невинностью ее поцелуя.
Когда поцелуй окончился – с чем Рэй, как всегда, не мог безоговорочно согласиться, – он чуть-чуть отстранился и заговорил с хрипотцой в голосе, не объяснимой даже поздним часом и количеством потребленных коктейлей и сигарет.
– Барбара. Я не шучу. Мы это сделаем, а? Мы поженимся, а?
Барбара молчала в тишине, совсем рядом.
– Нет, правда, – упрашивал Рэй, как будто ему возражали. – Мы будем чертовски счастливы. Даже если нам придется воевать, меня, может, никуда не забросят, ни за какие там океаны. Я в этом смысле везучий. Мы бы… мы бы так здорово зажили. – Он всматривался в ее неподвижное лицо в лунном свете. – Поженимся? – умолял он.
– Не знаю, – сказала Барбара.
– Как это не знаешь? Ну и дела. Мы же созданы друг для друга.
– Я даже никак не запомню твое имя, – рассудительно заметила Барбара. – Честно. Мы почти друг друга не знаем.
– Послушай. Мы знаем друг друга гораздо лучше, чем многие люди, знакомые месяцами! – легкомысленно заявил Рэй.
– Не знаю. Что я скажу миссис Оденхерн?
– Его матери? Скажи правду, и все! – посоветовал Рэй.
Барбара не ответила. Она нервно грызла ноготь большого пальца. Наконец она заговорила:
– Ты думаешь, я дурочка?
– Я? Думаю, что ты дурочка? Конечно, нет!
– Меня считают дурочкой, – медленно проговорила Барбара. – По-моему, я все-таки дурочка.
– Перестань это повторять. Перестань, слышишь. Ты не дурочка. Ты… умница. Кто тебя называет дурочкой? Этот твой Карл?
Барбара ответила уклончиво.
– Да в общем нет. Больше девчонки. Одноклассницы. Подружки.
– Они ненормальные.
– Чем я умница? – пожелала узнать Барбара. – Ты говоришь, я умница.
– Ну, ты… просто умница, и все! – сказал Рэй. – Пожалуйста. – И исчерпав на этом свое красноречие, он наклонился и поцеловал ее долгим поцелуем – очень убедительно, как он надеялся.
Наконец Барбара мягко оторвала свои губы от его губ. Ее лицо в лунном свете было озабоченным, но каким-то размякшим, с приоткрытым ртом, как у человека, не сознающего, что за ним наблюдают.
– Хорошо бы не быть дурочкой, – сказала она ночи. Рэй был нетерпелив, но осторожен.
– Барбара. Я же говорил тебе. Ты не дурочка. Ну, пожалуйста. Ты вовсе не дурочка. Ты очень… мозговитая. – Он посмотрел на нее ревниво, собственнически. – О чем ты думаешь? – спросил он. – Об этом своем Карле?
Она покачала головой.
– Барбара. Послушай. Мы будем жутко счастливы. Без дураков. Ты думаешь, мы недавно знакомы. Я знаю. Но время такое паршивое. С этой проклятой войной весь мир вверх тормашками. Короче говоря, если двое любят друг друга, они должны друг за друга держаться. Да, они должны крепко друг за друга держаться. – Он всмотрелся в ее лицо уже с меньшим отчаянием, ободренный тем, что попал, как ему показалось, в самую точку: – Ты не согласна? – сдержанно спросил он.
– Не знаю, – сказала Барбара и расплакалась.
Она плакала мучительно, с надрывом. Испуганный силой ее горя и тем, что стал его свидетелем, но не сочувствующий этому горю, Рэй был плохим утешителем. В конце концов Барбара сама справилась со своей бедой.
– Все в порядке, – сказала она. – Пожалуй, мне лучше пойти спать.
Она неуверенно встала.
Рэй вскочил и схватил ее за руку.
– Я тебя увижу утром на теннисном матче, да? – спросил он. – Ты ведь играешь в парном финале?
– Да, – ответила Барбара. – Спокойной ночи.
– Не говори это так, – с укоризной сказал Рэй.
– Я не знаю, как я это сказала.
– Ну вот. Приехали. Ты сказала это так, будто ничего и не было. С ума сойти. Я двадцать раз просил тебя выйти за меня замуж.
– Я же говорила, я дурочка, – просто объяснила Барбара.
– Перестань это повторять.
– Спокойной ночи, – сказала Барбара. – Было очень приятно. Честно. – Она протянула ему руку.
Вудраффы одни возвращались на корабль последним рейсом лоцманского катера. Миссис Вудрафф была без туфель – она презентовала их душке-таксисту, с ветерком прокатившему их до порта. Теперь они взбирались по узкому крутому шатучему трапу, соединявшему мостик катера с бортовой дверцей палубы В. Миссис Вудрафф поднималась первой. Рискуя сорваться, она то и дело оборачивалась, чтобы посмотреть, подчиняется ли ее благоверный правилам, которые она установила для них обоих.
– Ты держишься за эту штуковину. За трос, – обличила она своего супруга, глядя на него сверху вниз.
– Нет, – с негодованием отверг ее обвинение мистер Вудрафф. Его галстук был распущен, а воротник смокинга задрался.
– Я же ясно сказала, что никто не должен держаться за трос, – заявила миссис Вудрафф. Покачиваясь, она сделала еще один шаг.
Мистер Вудрафф посмотрел ей вслед взглядом, в котором боролись недоумение и глубокая печаль. Вдруг он повернулся к жене спиной и уселся на ступеньку прямо там, где стоял, – почти точно посредине трапа. От воды его отделяло по меньшей мере тридцать футов.