– - Старый ты черт, сокрушитель ты наш! -- кричал дядя Тимофей, хватая дедушку Илью за плечи и направляя его к магазее. -- Тебя не то что в магазею, а в омут бы пихнуть да осиновым колом припереть, чтобы ты не вылезал оттуда. Что ты только над нашими головами сделал-то!
– - Дурачье! бараны! -- отругивался дедушка Илья. -- Вам же от этого будет лучше! Вам же от этого будет лучше!
– - Где оно будет лучше-то, с ума ты, старый дьявол, сошел? И зачем тебя только на сходку-то вынесло?..
Когда я сказал бабушке, что случилось на сходке, то она помертвела из лица, всплеснула руками, ахнула и опустилась на лавку.
– - Неуемная головушка!.. На что он только отважился? Загонят его туда теперь, куда и солнце не светит…
Она встала с лавки, подошла к переду и опять села. Я никак не ожидал, что это известие произведет на нее такое действие. Точно ее пришибли самое; она опустилась и, глубоко вздыхая и охая, долго просидела так.
Перед вечером к нам пришла бабушка Татьяна.
– - Прасковья, слышала, что наш деверек-то наделал? -- изменившимся голосом спросила она.
– - Ох, не говори! -- глухо молвила бабушка и махнула рукой.
– - Григорий-то земли под собой не видит. И зачем его только шут принес к нам?!
– - Что же Григорию-то, нешто он очень приболел?
– - Да он не из-за него, а о себе тужит. Теперь, говорит, всей деревне побудет, таскать станут, а то еще расселят.
– - Куда расселят?
– - Развезут по разным местам -- вот и все тут. Скажут: вы бунтовщики, против начальства идете; надо будет грех унять.
Бабушка изменилась в лице еще больше и не могла уже ни одного слова сказать.
– - Мужики теперь гужуются, ходят, себя не помнят. Приедет исправник, будем, говорят, просить, чтобы своим судом с ним расправиться.
– - О господи!.. -- простонала бабушка. -- И что это его проняло? Словно молоденький!..
Долго сидели они, перекидываясь словами о том, что случилось; наконец бабушка Татьяна ушла. Бабушка вдруг встала и проговорила:
– - Надо сходить к нему.
– - К кому?
– - К дедушке Илье.
– - Бабушка, и я пойду.
– - Что тебе там делать-то?
– - Мне одному дома страшно.
– - Ну на улицу ступай.
– - Мне не хочется на улицу.
– - Ну, иди, пес с тобой! -- с досадой сказала бабушка, отрезала ломоть хлеба, положила его за пазуху и пошла из избы.
Я побежал за нею.
Магазея была на выгоне за чертой деревни, вдали от всяких построек. Это был большой амбар с поседевшим от времени деревом, крытый соломой. На двери его висел огромный винтовой замок, а около двери на мостенках сидели два мужика, караульные дедушки Ильи: один с дубиной в руках, другой с топором. Мне стало жутко, глядя на эту стрижу, но бабушка ничего не испугалась. Подойдя к ним, она проговорила:
– - Здорово живете?
– - Здорово! -- ответил Захар Рубцов, высокий сутуловатый мужик, рыжий и весноватый. Он снял картуз и, не глядя на бабушку, опять надел его.
– - Где тут у вас буян-то сидит?
– - Буян под запором. Ему там спокойно: сидит небось да мышей считает! -- безо всякого выражения проговорил Захар.
– - Нужно бы мне поговорить с ним.
– - Нешто это можно? -- уж как будто испугавшись, спросил Захар.
– - Нам велено стеречь его, тетка Прасковья, -- сказал другой стражник, Сидор, кузнец, худенький, черноватый мужичишка, которому иногда в шутку говорили, что его цыган с повозки потерял. -- А пускать ли, не пускать -- мы не имеем права.
– - Что ж не пустить, иль вы меня не знаете? Что я, с каким злым умыслом? Я вот поговорю с ним да уйду, а вы его опять запрете.
– - A кто отвечать будет? -- спросил Сидор.
– - Да за что тут отвечать? Нешто я его с собой уведу? Он ведь все здесь останется.
Бабушка говорила спокойно и так убедительно, что мужики уж не нашлись, что ей возражать, и замялись. Бабушка проговорила:
– - Ну, отпирайте, отпирайте. Что вы, правду, съем я его? Экие вы чудные!
Захар почесал в затылке и, обратившись к Сидору, сказал:
– - Ну, коль отпирай, что ж с ней делать!
– - А може, старосты спросить?
– - Чего его тут спрашивать?
Захар поднялся на ноги, вынул из кармана ключ и отпер замок. Дверь скрипнула и отворилась, бабушка поднялась на мостенки и вошла в магазею. Я поспешил переступить порог, чтобы не отставать от нее.
Лучи заходящего солнца ворвались вместе с нами и осветили длинный узкий промежуток, бывший между закромов. В конце этого промежутка поперек его, около самой стены, лежал дедушка Илья. Он, лежал навзничь, закинув руки за голову и глядя вверх. При нашем появлении он только слегка скосил глаза на нас, но в этих глазах выражалось полнейшее к нам равнодушие.
В магазее было прохладно сравнительно с улицей; пахло слежавшимся хлебом и пылью. Около дедушки Ильи стояла железная мерка, которою принимали и отпускали рожь. Бабушка взяла мерку, опрокинула и села на дно.
– - Ну что, удалая голова, -- достукался? -- с гневным укором сказала она. -- Эва тебя, словно зверя какого, в клетку посадили…