Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону, — пелось в песне ХХ века. Это, учитывая специфику XIX века, означает — мужики поехали на весеннюю посевную, а их помещик и одновременно чиновник его императорского величества отбыл в Зимний дворец. Все строго обязательно и обжалованию не подлежит. Страда пришла весенняя, орать землю надо, о чем тут можно говорить? Опять же чиновники — весна не весна — работайте господа уважамые!
У Андрея Георгиевича положение было легче и благороднее, но, в общем-то, деваться ему тоже не было. Мало того, что он ехал по повелению Помазанника Божьего, то есть практически по воле Небес, так сегодня еще должен быть на придворном балу. Неявка туда обидела бы и дворянское общество. Фу-у! Нет, конечно, и так тоже можно жить, особенно за границей, только упаси Бог за такую судьбу!
В конце концов, ехал он на бал развлекаться, а государь к тому же соизволил совместить бал с процедурой награждения. Так что и ему что-нибудь перепадет вкусное, типа ордена или наградных бриллиантов.
И еще там была Настя — Анастасия Татищева — его нареченная невеста. После того, как он объявил, что им надо женится и назвал дату, девушка совершенно изменилась. Из капризной особы, от которой можно ожидать что угодно, она стала верной подругой. И хотя жаждущие руки жениха она по-прежнему отбивала, но целовалась охотно и сколько угодно. А вообще они договорились — до свадьбы ничего серьезного, а после свадьбы даже обязательно. Чтобы в первый же год родить сначала сына потом дочь. Ибо что за это семья без детей, не по христиански это. А дети сами по себе не появляются. Это все знают, особенно взрослые.
Так, в думах и переживаниях он сам не понял, как оказался в Санкт- Петербурге. А там еще до Зимнего дворца накопилось много забот.
Крестьяне Макурина начали сеять, значит, хлеб осенью будет. Как и овощи. А уж молоко и молочные продукты, мясо, мед, изделия крестьянской промышленной поступали даже весной. Мало, конечно, пока только на собственное потребление, но ведь шли, угрожая летом и особенно осенью шквалом всяких изделий и продовольствия.
К этому времени Андрей Георгиевич должен быть в полной боевой готовности продавать эти натуральные повинности. Из-за этого зимой он и смотрел и поспрашивал, как действуют его соседи помещики.
Самое простое для особо ленивых и неумех — это продавать сразу в поместье проехавшим купцам. Легко, но дешево. Поэтому все маломальские помещики продукцию своего поместья предпочитали сбывать в уезд или просто в столицу, на торжках или в лавках.
Так было выгоднее, но попаданец опытным взглядом видел, сколько, таким образом, уплывает денег из его рук. И вот сегодня он окончательно решил выбрать несколько лавок и трактиров и туда сбывать в первую очередь продовольствие. А потом посмотреть.
Быть собственником своих торговых точек или столовых более выгодно, но, во-первых, получится ли не местному помещику держать свои заведения, во-вторых, как посмотрит дворянское общество на такое общество? И, самое главное, как сам венценосный император? Николай I вроде бы смотрел на хозяйственную деятельность не плохо. А на торговую? Вдруг скажет, что не дело это для благородных дворян смешиваться с купчишками.
Так и поехал Андрей Георгиевич по приезде в столицу не в императорский дворец, а по лавках и трактирах. И что увидел?
Наценки в тех и других были разными, но, безусловно, их хозяева и себя не забывали. И очень далеко не забывали. Вот ведь торговцы!
Посмотрел Макурин на эту картину и окончательно решил за лето-осень сделать свою структуру торговой империи. Нечего незнакомых людей обогащать, своя семья вот-вот появится.
А пока окончательно решил только одно дело — заказал в типографию напечатать специальные свадебные приглашения. Во как! В прошлой жизни ему и не снилось такое — печатать на свою свадьбу!
С этим и появился в Зимнем. Расцеловался с Настей всласть и отправился в рабочий кабинет императора под внимательные и строгие глаза Николая I. Хоть к вечеру и планировался большой бал, но монарх решил поработать. Единственно, что не очень долго. Андрей Георгиевич едва успел переписать одну большую докладную записку, да перебелить указ императора, как все!
Государь досадливо бросил взгляд на часы и предложил отправляться на предстоящие празднества.
Макурин только посмотрел на недописанный документ. Лучше бы дописать. Это ведь только так говорится, что писарь, пиши да радуйся. На самом деле делопроизводитель — это последний работник, работающий над письменным трудом. А, значит, именно он и должен чистить текст от орфографических ошибок, различного рода ляпов и недомолвок, в том числе досадных ошибок в имени и титуле. Казалось, пустяк, а как его ждут недоброжелатели и недоумевает простой народ.
А для хорошего внимания надо понимать и вникать в каждый документ, чтобы не пропускать ляпы в тексте.
Но раз надо, то надо. Тем более, приглашает сам император. Честь-то какая! И нечего морщить нос, не вонючий инсургент.
Не спеша пошли. Времени было еще с запасом, и император не торопился. Опаздывать он не любил, но и заранее приходить не старался. Спросил между делом:
— Скажи, Андрей Георгиевич, как ты умудряешься, быть хорошим во всех сферах? Ведь не только в писарском деле, но, оказывается, и в хозяйственных вопросах ты дока. Я, право, сначала не верил в тебя. Думал, очередной салонный деятель, который много говорит в теории, но не чего не понимает в реальной жизни. И вдребезги ошибается в практической деятельности. Ошибался, к счастью. Как же ты так?
«А вот это уже опасное любопытство, — слегка напрягся попаданец, — не скажешь же, что ты совсем другой человек с огромным жизненным опытом и жил раньше в будущем. Слава Богу, в эту эпоху есть стопроцентная отмазка. Тем более, она где-то правда».
— Благодарение Богу, ваше императорское величество, — искренне сказал Макурин, — одному ему верую Господу Нашему.
Перекрестился, как водится. Николай тоже перекрестился, задумался, вздохнул немного играя:
— То есть учить такому блестящему почерку, как твой, бесполезно? — как-то грустно подытожил монарх.
— Выходит, что так, — немного лукавя подтвердил Макурин. А и то, он, конечно, учился на традициях двух веков. Но ведь все равно, основа природная, или, другими словами, божественная. Еще один такой человек в XIX веке не появится. Если, разуется, Бог не думает по-другому. Но это уже мое дело. Хотя… — Ваше императорское величество, тем не менее, а, может быть, постараться?
— То есть? — заинтересовался Николай с облегченным блеском в глазах.
— Я предлагаю выделить мне двух-трех учеников из молодых людей благородного происхождения. Они будут и работать чиновниками в вашей канцелярии и учится у меня. Через год — полтора увидим. Как у меня почерк у них не будет, но хотя бы подобие и то хорошо.
Император даже остановился от радости. Находиться в некоторой зависимости от одного человека было тяжело, до и неприлично. И если бы у Макурина были помощники, пусть прилежностью хуже, но хотя бы похуже, это бы стало гораздо приличнее.
— Я ставлю под это новый департамент! — жестко и бескомпромиссно сказал он, — старайся, я тебя не обижу. А теперь пойдем!
Вошли в бальный зал — император, как водится, первым, скромный писарь, пусть и с классным чином, за ним в некотором отдалении. И так уж все видели, с кем вошли и разговаривали его императорское величество.
Монарх, не оглядываясь, прошел в зону императорского трона — царствовать и править. Макурин туда не даже не посмотрел — вместе с императорскими чинами и их детьми, кроме самых младших, там были только официальные друзья — соратники с высокими чинами. Да еще несколько приглашенных друзей такого же положения.
Камергер Макурин, кстати, по своему уровню тоже мог бы быть приглашен Николаем I, пусть и с натяжкой. Но, видимо, сегодня не судьба. Впрочем, Андрей Георгиевич на судьбу не обижался. Среди женской части участников бала он зорким глазом заметил фрейлину императрицы Анастасию Татищеву. Как и положено, она стояла где-то в первых рядах, стоящих не у трона, но вблизи. Хотя и Макурин здесь был не лишним. Камергер его императорского величества — это всегда звучит гордо!
Он изящно поклонился ей, приветствуя, фрейлина в ответ сделала прелестный книксен и подала свою ручку. Макурин почтительно и бережно поцеловал ее. Не удержавшись, еще и в щечку. И ничего, что они уже виделись и лаже целовались, пусть и недолго. Зато здесь при всех, под прицелом сотен глаз.
Настя зарделась, засмущавшись, но от Макурина не отодвинулась. Пусть все видят, что они жених и невеста, а в ближайшем будущем — муж и жена. Окружающие, впрочем, не удивились и не поразились. В Зимнем дворце всякие слухи и сплетни разлетались мгновенно и они откуда-то (откуда?) уже знали о скором венчании. Относились к этому по-разному, в зависимости от пола и возраста, но как к объективной реальности.
Настя, не чураясь, даже подвела его под руку к одному своему дяде с семьей, потом к другому к другому тоже с женой и детьми. Оба дяди в генеральских чинах, в сединах и орденах, были уже довольно старые, хотя и крепкие. Своего нового родственника камергера Макурина, любимца правящего императора, они встречали как равного (как минимум). А то и кланялись уважительно первыми. Как никак фаворит Николая I! Не каждый так сподобится! И пусть век карьеры его недолог, но очень прибылен. Вон уже какое поместье прибабахал! Ай да Настя, ай да племянница!
Андрей Георгиевич под этими оценивающими взглядами не стушевался. Подумаешь, еще одни дворяне, мало их что ли! Главное, Настя!
Подходили они, между прочим, не просто так. Вручили только что распечатанные приглашения на свадьбу. Кому приглашения, правда, писать надо было от руки, но тут уж Макурин сам постарался, написал красиво, с завитками. Смотри и любуйся, да прийти не забудь!
Вручили самим мужчинам, их женам. Дети по малолетству пока были обойдены. Она и так могут прийти при родителях. Все, как и положено в XIX веке.
Попаданец, разумеется, намеревался подойти первым к императору и даже подписал приглашение — Николаю I, его жене, августейшей императрице, всем детям — взрослым и малолетним, — но посмотрел на толпы людей около императорской семьи и передумал. Даст и позже, нечего ему там толпится!
И гордо прошел мимо, хотя и понимал, что ошибается. Надо было как раз теснится в толпе и раболепно улыбаясь, стремится прорваться к августейшим лицам. А прорвавшись, низко кланяться и просить оказать милость хотя бы на немного показаться на свадьбе.
Понимал, но прошел мимо, подумав, что объяснит дворянской гордостью. Понятие в XIX веке уже не очень одобрительной со стороны монархии, а потом и общества, но частично вс же встречающейся.
А потом, его ослепительно сверкающая и драгоценно прелестная невеста настоятельно тянула к родственникам. Это было, пожалуй, впервые. Хотя, можно подумать, приглашения они раздавали второй раз! Да, кажется, они по-настоящему шли к свадьбе, а не просто говорили. А потому, — как он думал с некотором огорчении, — его женщина, нет, еще девушка, наконец-то решилась! И стоит обратить внимание, НЕ ОН, А ОНА! Немного било по мужскому самолюбию и одновременно радовало. Это прелестное чудо решило быть с ним. Ура господа! В смысле караул!
А на что он ее будет содержать?
Андрей Георгиевич постарался забыть о старческих тревогах и треволнениях и побольше прислушиваться к словам Насти. А она была сегодня в ударе! Вся какая-то в волшебно белом и золотом, осыпанная бриллиантами, невеста была очень красива и очаровательна. Даже Николай I, отдав дань традициям и пройдя в первом танце со своей женой императрицей пригласил ее первый на следующий. Разумеется, он ревновал бы к любому, но не к августейшему же монарху! И спокойно издали смотрел, как те кружатся в стремительном танце, как девушка, на миг опустив голову на грудь своему венценосному партнеру, что-то оживленно говорила.
А потом они оба говорили с ним. И оба, как ни странно, о материальном, хотя и с разной стороны:
— Настя щебетала все больше о драгоценном подарке императора, подаренном при расставании после танца, безделушке в виде пальмовой ветки, щедро осыпанной не такими уж маленькими бриллиантами. Но ценность подарка была даже не в этом. Пальмовая ветвь была любимой безделушкой Николая и то что он все же подарил ее, говорила о многом, в частности о том, что и она стала в фаворе у монарха.
Макурину, впрочем, не о чем было беспокоится. Если Николай и сблизился с девушкой, то чисто платонически, он был морально высок и сдержан. И хотя, в конце концов, и он будет сломлен, но не полностью и не на 100 % уверенностью. И потом, это будет лет через двадцать, к старости императора.
— Говорил с ним по этому поводу и сам Николай Павлович. Проведя взглядом ладную фигурку фрейлины, осыпанную бриллиантами так, что глазам было больно от блеска, он вдруг сказал:
— Я, кстати, раньше не обращал особого внимания на ваши постоянные финансовые заботы о семейном достатке. Теперь же, глядя на бальный наряд вашей невесты, очень изысканный, а, значит, и очень дорогой, начал понимать.
Андрей Георгиевич должен был что-то сказать, не молчать же при монархе постоянно и он сказал:
— Ваше императорское величество, юная красота обязана быть окантована золотом и бриллиантами, иначе она и не красота уже будет, а нищета, пусть и юная.
Сказал и сразу понял, что не то вымолвил, можно сказать ляпнул. Его августейший собеседник как-то странно посмотрел на него, но ничего по этому поводу не сказал. Вместо этого посоветовал провести пару танцев, размяться, пока будет такая возможность.
Попаданец совсем не понял своего покровителя — по его подсчетам им предстояло быть на балу еще, как минимум, несколько часов. Но послушно отдался веселой кадрилье со своей невестой. Вернее, он хотел было попросить танец у княгини Ливен, но его перехватила вездесущая Настя и просто повела в круг танца. Даже как-то неловко стало. Ему. А Насте, как и всем окружающим женщинам, все оказалось обыденностью. Был мужчина ничей, а потом стал одной из представительниц прекрасного пола. Ничейный мужчина слаб, а женатый, значит, спасенный. Не так ли, мой дорогой?
Что оставалось еще сказать дорогому мужчине? То, что нравится, его женщине, разумеется, разумеется и его. А то ведь обидится вусмерть.
А потом по сигналу императора танцы временно прекратились и началось действо с наградами — главный момент на балу у большинства присутствующих. Ибо, танцы — танцами, аордена все же впереди. Все так считали и даже император Николай, который уже давно только награждал.
Андрей Георгиевич в отличие от остальных ничего не ждал. Он почему-то думал, что пальмовая ветвь его почти жене и есть обещанная награда. Больше он и не требовал. Основное его вознаграждение стояло рядом и, как всегда, что-то ласково щебетало. При чем и ему, и что важно, ей самой, неважно было, что она говорила. Они просто наслаждались обществом друг друга, не менее. Соседи их, как правило, народ семейный обоих полов, это понимали и не мешали.
В такой розовой и немного дурманящей атмосфере он внезапно слышал свою фамилию, что его, безусловно, удивило. Во-первых, он, как уже было сказано, не ждал сегодня награды от императора, во-вторых, шла еще начальная часть награждения, когда призывали только их высокопревосходительств.
Но глашатай повторил:
— Надворный советник камергер Макурин!
И он, неловко и торопливо, пройдя сквозь окружающих, и получив слабенький тычок от его будущей благоверной, двинулся к Николаю I.
Император с ним не поздоровался — еще бы, сколько часов они были сегодня в работе и на отдыхе — просто ласково улыбнулся. Андрей Георгиевич с некоторой поры входил в небольшой круг собеседников, которым не надо было сохранять маску жесткого и принципиально правящего монарха.
И затем начал награждать, громко комментируя, как всегда, чем и за что.
— Андрей Георгиевич в бытность свою у трона не раз в прошлом помогал нам в наших трудах и заботах. За это мы даруем ему орден Святослава I степени.
Придворные и те немногие счастливчики — приглашенные равнодушно загалдели, зашумели. Даже не для награжденного. Тот был хотя и явным фаворитом, но как-то не очень. Ибо хоть Святослав к этому времени и был в России новым орденом, пришедшим по воле Николая из Польши, и тем более Макурин поучил наивысшую степень, но в целом он был невысокой наградой для XIV — где-то X классов, то есть для большинства уже превзойденного периода жизни.
Попаданец думал также. И хотя любая награда из рук императора будет почетной, но для него Святослав даже I степени не является той вехой, к которой надо еще стремится в будущей жизни.
Но император Николай его все же несказанно удивил. Он, оказывается, что думал, то и говорил, случай даже для монарха исключительный. Святослав был наградой действительно для прошлых его достоинств. А вот следующие награды были уже для будущего. И не только в виде какого-то ордена.
— Мы в своей работе увидели, что в своей личной канцелярии нам необходимо иметь еще и свой департамент, который обслуживал только бы нас. Это был бы оптимальный вариант. Одним из столоначальников в нем, безусловно, должен стать Андрей Георгиевич Макурин, как самый подходящий чиновник. Поздравляю вас, Андрей Георгиевич!
Он первым захлопал, а за ними зааплодировали и остальные.
Умеют же монархи удивлять! — несколько обалдевающе подумал Макурин. Такой награды он не ожидал. Нет, он, конечно, не пропустил сегодня днем слова повелителя о новом департаменте, но думал, что столоначальником станет другой его высокопревосходительство. Мало ли в столице генералов. Оказалось, с точки зрения Николая, очень даже мало.
И это было еще не все!
Подождав, пока легкое волнение в зале пройдет, монарх продолжил:
— Наш столоначальник и камергер Макурин по своему положению не может больше быть надворным советником. Да, Андрей Георгиевич? — спросил он вдруг у попаданца.
Что мог сказать бедный чиновник из будущего, которого к этому не готовили? Мявкнул, брякнул, а потом вдобавок густо покраснел. Очень получилось некрасиво с точки зрения самого Макурина. И очень прелестно с точки зрения окружающих, в том числе и самого монарха. Он ободряюще улыбнулся, добавил:
— Поэтому я решил поднять тебя в классе. А поскольку и следующий класс статского советника для столоначальника личного департамента императора оскорбительно уже для меня, Посему, пропустив статус статского советника, я повелеваю дать тебе класс действительного статского советника!
Вот ведь… его императорское величество…, какую спектаклю разыграл, — подумал крайне пораженный Макурин, — и похоже, не я один крайне удивился, судя по реакции присутствующих.
Но он (и остальные) еще рано подбивали бабки степени своего изумлению. Император, помолчав и явно довольный взглядами публики, снова громогласно объявил:
— Мой действительный статский советник в ознаменовании прошлых и будущих заслуг награждается орденом святого и благоверного князя Александра Невского!
Шум толпы резко подскочил, превратившись в гул. Орден Александра Невского в Российской империи был высок, не то, что в советское время. Им награждали только в генеральских чинах или приближенных к императору. Хотя Андрей Георгиевич уже стал действительным статским советником, то есть штатским генералом. Ха, посчитайте-ка действительных статских советников, кавалеров этого ордена! Кажется, Николай I, хотя и стремится удержаться в официальных рамках, на этот раз дал немного маху. Хотя, кто ему это скажет?
Обласканный и награжденный по макушку, он вернулся обратно, чтобы выдержать новую волну празднований. Его, конечно, поцеловали в щечку (Настя и, вроде бы еще какая-то девушка, судя по злобной реакции невесты), похлопали по плечу знакомые и незнакомые, в том числе и бывший его министр генерал-лейтенант гвардии Подшивалов. Последний, впрочем, поздравил довольно кисло.
«Как это бывает, — подумал Макурин, — кисло-сладкий соус. Не дай Бог такая жизнь будет!»
Он подбадривающе улыбнулся генералу. У того действительно началась какая-то черная полоса, словно вместе с Макуриным из министерства ушла удача.
Попаданец сказал об этом шутливо, но Подшивалов кинул на полном серьезе. Господи, боже мой. До какой степени надо дожить, чтобы совсем не понимать юмора!
Впрочем, генерал-лейтенант со своими горестями и бедами вскоре потерялся в толпе окружающих. «Надо будет спросить как-нибудь у государя», — подумал Макурин и, не стыдясь, всласть расцеловал невесту.
Та тоже не пришла в ужас, только внимательно приглядывала за его руками и в ответ на укоризненный взгляд мило улыбнулась и тихонечко сказала, почти промурлыкала:
— Сначала венчание, милый, а уже потом все остальное в обязательном порядке, а не наоборот, как говорят некоторые.
Сам виноват. Андрей Георгиевич как-то раз практически в шутку предложил Насте быть новатором в амурных делах: сначала плотские утехи (в XXI веке — так называемый секс), а потом, когда они уже все опробуют и убедится друг в друге, пойдут венчаться. Казалось, что с того, не режут ведь. Но Настя побледнела, посмурнела и целых три дня не допускала до себя. Или, точнее, не позволяла целоваться. А потом с завидной регулярностью напоминала, морально подпинывая. Но ничего, он уже решил: обвенчаются, у них все будет, как мужчины с женщиной, вот тогда он ей напомнит.
С этими мыслями он ее снова поцеловал и даже вздрогнул, когда она мечтательно произнесла:
— Ах, вот когда обвенчаемся, вот тогда ты в постели за все заплатишь!
Господи, Боже мой, что у этих женщин в голове?