— Вот так новость! — Грозовой Волк стал белее мела. — Понимаешь, лет двадцать назад я встретил ее на Грани. Правда, был уверен, что у тебя все под контролем, я и придумать не мог, что… — На этот раз я сравнялся цветом со стеной. Таль — на Грани? Почему?
— Рэйн, успокойся, она жива. За Грань наша ученица не торопилась. — По лицу Алгора было видно, что он недоговаривает.
— Добивай, — я махнул рукой и залпом выпил вино.
— Тогда она потеряла возлюбленного и дочь.
— Боги Перекрестка! — Дочь? У Таль? Умерла… Боги!
— Она скоро вернется. Прислушайся к своему Миру. Он устал без Владыки, скучает по ней. Ему грустно одному. Он зовет ее с каждым днем все громче. Rain, неужели ты не прислушивался?
Боги, я хотел умереть. Или поменяться с ней местами. Я сильнее, я мог бы и не такое выдержать… За что, кто ответит, за что ей достался тот Мир? Он не сломает мою девочку, нет. Он только сделает ее сильнее. Став сильнее, Таль станет другой. Не зря у нее в родственниках имеются Лунные, хоть она об этом и не знает, но наследственность может сказаться… Моя Таль может стать кем-то, кого я не знаю. И не уверен, что захочу знать…
Моя королева, сколько можно ждать тебя у окна?
Глава 1
Я проснулась от собственного крика. Похоже, вчера я выпила недостаточно. Трех бутылок вина без закуски оказалось недостаточно, чтобы хоть сегодня спать без кошмаров. Если раньше мне снилась война и Атин, то теперь мне каждую ночь снился Данте. Вернее, его смерть. Его голос. Наша нерожденная дочь…
(Подумай хорошенько. Ты меня любишь?)
(Я люблю тебя, мам!)
Перед глазами всегда стоит день двадцатилетней давности. Последний день, когда я была счастлива. Потом — авария, Данте, несколько месяцев в больнице. Несколько лет после выписки я заново училась ходить. О танцах даже речи не было.
Самое трудное решение в моей жизни. Решение остаться. Остаться жить, а не умереть, когда этого так хочется. Потому что больше не для кого жить. Но смерть — слишком простое решение, недостойное Владыки Вечных. Решение одним махом всех проблем, но… примерно как глушить рыбу темпоральной бомбой. Конечно, помогает, но… Самое трудное решение — остаться. Просто быть, всего лишь быть. Даже когда душа и тело растерзаны, от них остались лишь жалкие ошметки, когда из глаз мимо воли текут слезы и больше ничего не хочешь и не можешь, когда лежишь — и даже почти не помнишь, где ты — одним комком боли.
Пока я решала, ждут ли меня на Грани, я успела много чего натворить. Я с завидной регулярностью вскрывала себе вены, пыталась взорвать в комнате гранату, разнести себе голову бластером, даже бросала в ванную включенный фен. Но… гранаты не взрывались, в бластере пропадала мощность, в Городе пропадал свет. А на руках у меня до сих пор красуются тонкие длинные шрамы. Тогда меня все-таки успели спасти.
Мое самое трудное решение — остаться, когда есть право уйти. Не прощаясь и не оглядываясь, захлопнуть двери за спиной и никогда не вернуться. Когда одолела усталость от мира, и нет вокруг ничего, кроме вины и боли. Виновата, не сберегла, не защитила, потеряла. У меня было неоспоримое право уйти. Но я выбрала жизнь. Переступила через себя, свое прошлое, свою память и решила жить дальше. Понять, принять, простить себя было совершенно невозможно, не думаю, что когда-то все изменится. Я отпустила свое сердце на волю…
А потом я смогла снова ходить, заново училась танцевать…
(Мама, не смей умирать из-за собственной прихоти!)
(Что не убивает нас, делает нас сильнее.)
За двадцать лет многое изменилось. Я окончательно забросила Галерею. После того, как Эль и Ингвэ ушли из этого Мира, после последствий аварии я просто не могла заставить себя хотя бы войти в Галерею. Там остались картины и скульптуры Данте. Интерьер Галереи разработан легкой рукой Дан-ина. Она пропитана духом Ингвэ-Эриха, хранит эхо шагов Индиго и тени песен Даниэля. А я слишком много хотела просто забыть.
Я хотела, чтобы последние двадцать лет были сном. Я хотела проснуться в своем доме на Аэллионэ и понять, что мне просто приснился кошмар со мной в главной роли. Я бы рассказала все Рэйну, он бы погладил меня по волосам и сказал… А что бы он мне сказал? Что это он переместил меня на Атин и бросил? Заставил меня забыть абсолютно все о моем Мире? Тонко поиздевался, завязав заклинание памяти на свое имя? Скотина.
Уверена, Лит-ар не раз и даже не два проклял тот день, когда «помог» Данте распрощаться с этим Миром. А кто сказал, что эльфы не умеют мстить? Таким знатокам инородцев надо в лицо плевать. Конечно, по натуре — я просто одуванчик, но жизнь и не такому научить может. И я играла! Потому что больше не могла рисовать. От вида холста и красок мне становилось дурно, вспоминала Данте… Танцевать я не могла, потому что при более-менее серьезных нагрузках начинали болеть ноги. К тому же, после аварии мне пришлось забыть о том, что я умела танцевать эльфийские танцы. Пропала прежняя гибкость и пластичность, я чувствовала себя такой… человеком. Хотя, думаю, все еще вернется на свои места. Я не смогу вечность быть инвалидом.
И я играла. Лит-ар мне слишком много задолжал в плане моральных убытков. Когда я встала на ноги… о-ооо, это было потрясающее чувство! Я вспомнила о своей заблокированной карте. Оставалось дело за малым. Попросила своего бывшего кавалера оформить дарственную от имени мужа на мое имя. Согласно этому документу, мне переходила половина всего движимого и недвижимого имущества. На свое имя я постаралась переписать все его любимый игрушки, те фирмы, корпорации и предприятия, с которыми муж толком не наигрался. Это было просто, как… слава богам, не как два пальца об асфальт. Я поймала Лит-ара в момент глубокой задумчивости на неизвестную мне тему и попросила подписать бумаги из банка. Только вот бумага была с секретом. Ее я как-то умыкнула из кабинета мужа. Что-то вроде самокопирующейся, только на нижний лист попадает не копия, а оригинал подписи. В общем, я стала до неприличия богатой, хотя этот момент интересовал меня в последнюю очередь. А потом продала "движимое и недвижимое" давнему конкуренту Лит-ара — Коралли. Мои махинации муж заметил слишком поздно, уже после того, как я передала полученные деньги в благотворительный фонд, основанный Данте. Что тогда бы-ы-ыло! Но месть стоила трех дней в восстановительной медицинской капсуле.
Да, еще у нас появилась милая семейная традиция: на каждый день рождения Лит-ара я присылаю к нему наемных убийц. Пока его не достали. Но было всего-то десять попыток. А у меня впереди вечность. Это немного развращает.
(Пока он до конца не сыграет свою роль, ты не сможешь его убить.)
(Жаль, что ты тогда не сдохла, тварь!)
Аст-ару не так давно исполнилось ровно тридцать. Сын учился на Марсе, проходил практику на Ате, нашел работу на Тау Кита. Аст-ар — физик, но себя называет "погодным магом", работает над проектом создания искусственной атмосферы для непригодных для жизни планет. Дома он практически не появляется, не называет Лит-ара отцом и не желает о нем слышать. Мы с сыном часами разговариваем по фону. Только ради редких разговоров с ним мне приходится на несколько часов становиться прежней Таль — делать прическу и макияж, надевать платье и шутить…
Стоит ли уточнять, что Лит-ар меня так и не отпустил? Зато теперь с нами живет Лаллея, что добавляет особой пикантности нашей ненависти. Сначала она была моей… наверное, сиделкой. Потому что мои постоянные попытки суицида не давали спать спокойно совести Лит-ара. А Лаллея была единственной, чье общество я терпела. Потом я снова смогла ходить, что громко сказано, и леди Лал занялась моей реабилитацией. Так и осталась с нами.
Когда почти прошла беспросветная депрессия, я сыграла с мужем. И не жаловалась на три дня в капсуле, я не умею иначе. Гордость Владыки не позволяет. К тому же, лет пять назад я решила заняться собой. До полного восстановления мне еще как пешком до Марса, но… танцы, бассейн, тренировки с мечом. Да, меня учили убивать. Как ни странно, учил меня тот, чье имя стало проклятьем. Лучший воин оборотней, Владыка самого страшного и уважаемого клана — Алгор Грозовой Волк. И никого другого мне не надо.
И потянулись бесконечные тренировки. Со стороны могло показаться, что я просто издеваюсь над собой. Конечно, это было жалкое зрелище. Я не могла выдержать и десятой части нормальной нагрузки, но… все равно упрямо гнала себя по полосе препятствий, повторяла десятки раз одни и те же связки, пока не падала от боли в ногах и спине. И я больше не могла танцевать эльфийские танцы. Большего позора для Владыки еще не придумали. И остались мои любимые кошмары, из-за которых я никак не могла выспаться. Они начинали мне сниться за пару недель до очередной годовщины смерти Данте. Я обзаводилась алкогольными напитками и очаровательными синяками под глазами от недосыпания. Жуткое зрелище.
Я встала с кровати, ощутила под ступнями холодные плиты пола. Я снова заснула в зале… Вчера вырубилась раньше, чем сообразила дойти до спальни. Вокруг была… было… много всякого, несомненно, следы вчерашней попойки. В комнате могла находиться только я, не задыхаясь. Не помню, сколько пачек сигарет я вчера выкурила, но за ночь дым так и не выветрился. На столе стояла пепельница, полная окурков. Пустые бутылки притаились возле ножки журнального столика, перевернутый на светлый коврик бокал красного вина, и повсюду разбросаны открытки. И те, что мне подарил Данте, записки от Эриха, даже пара открыток из другого Мира, отчеты Ингвэ о знакомстве с семейством будущего мужа… Тексты песен Даниэля, написанные его рукой. Память — наихудшее из зол. Вчера я листала открытки, вспоминала своих… друзей? Кем они были для меня, я так и не смогла понять. Даниэль, Ингвэ-Эрих, Дан-ин, Данте… Мы проводили столько времени вместе, но никого из них я толком не узнала.
Потом я смотрела кристаллы с днем рождения Аст-ара. Тогда ему исполнялось два года. Муж пригласил наших друзей, и несколько своих деловых партнеров с семьями к нам на праздник. Огромный торт, счастливый донельзя сын, клоуны, гора игрушек и салюты. Тогда мы с Лит-аром были счастливы. А сейчас…
В комнату тихо вошла Лаллея, вдохнула "лечебного воздуха" и закашляла, попыталась разогнать дымовую завесу парой взмахов изящной ручки. Естественно, ничего не получилось. Ученица открыла дверь на терассу, благо, на улице что-то типа лета, по крайней мере, сезон дождей закончился. Я сидела на диване, спрятав лицо в ладонях. Думать не хотелось. Не хотелось, чтобы Лал была здесь. Я не хотела ничего объяснять.
— Таль, все настолько плохо? — Она присела рядом со мной, положила маленькие ладошки мне на плечи. Недоуменно посмотрела на последствия моей гулянки.
— Да. Нет. Не знаю. Не спрашивай, Лал.
— Снова кошмары?
— Ученица, иди по Перекрестку со своими вопросами. Я не желаю отвечать.
— Ну что ж. Жду тебя через полчаса в обеденном зале. Таллинэль, ты не поверишь, но даже тебе иногда необходимо питаться, как это делают все нормальные люди!
— Я приберусь здесь и спущусь.
— Хорошо. Не забудь, через полчаса.
— Лаллея, довольно разговаривать со мной как с умалишенной! — Заорала я. Лал извинилась и ушла по своим делам. Думаю, переодеваться к обеду.
Что я могу сказать? Я не сошла с ума, хоть и хотелось. Я веду себя не совсем адекватно только несколько недель в году, когда приближается годовщина смерти Данте. А вчера я напилась потому, что снова журналистов интересуют наши отношения. Мои чувства никто щадить не собирался и собираться не собирается. И никого не волнует, что мне до сих пор больно. Что двадцать лет для Вечных — это ничтожно мало, чтобы просто забыть…
Я медленно собирала мусор по комнате. Медленно потому, что болела голова. Похмелье у всех бывает, главное, знать, что именно пить, чтобы опьянеть. Не так давно я нашла "волшебное средство"… так что теперь мне иногда достаются ночи без кошмаров и жуткое похмелье утром.
Я поднялась к себе в спальню, умылась и переоделась. Надела короткое серое платье с воротником-стоечкой и длинными рукавами. Никакого макияжа, расчесала волосы и заплела их в косу. Я больше не могу смотреть в зеркало. И дело не только в уродливых шрамах, оставшихся на груди и животе. Дело в том, что я не могу смотреть себе в глаза. Потому не смогла, не защитила, не уберегла. Это я во всем виновата. Из-за меня их больше нет. Данте и Алнэль из-за моей глупости ушли за Грань. Больше некого винить. Моя вина, мне с ней жить. Только почему настолько больно?..
На обед уже спустился Лит-ар, Лаллея задерживалась. А полчаса уже прошло…
— Я тебя внимательно слушаю, — я уставилась на мужа долгим немигающим взглядом. После трех секунд подобного многие просто пугались, что не удивительно. Огромные фиолетовые глаза, подведенные синими тенями синяков от бессонных ночей. Кто опознает в этом чучеле леди Таллин, хозяйку Галереи, лучших приемов на Атине и много чего еще.
— Мне звонили с видения. В очередной раз спрашивали о тебе и том художнике…
— Данте. — Я произнесла это имя резко, отрывисто. Словно кнутом хлестнула по ушам мужа. — И что же ты им сказал?
— Как обычно. Послал в бездну и подал иск в суд за моральный ущерб.